«Имеет ли ваша семья дом или коттедж?»

Восьмиклассников всех школ подмосковного города Жуковский (несколько лет назад получил статус наукограда — города авиационной науки) сняли с трех уроков (мою дочь — с английского, литературы и геометрии) и посадили на анкетирование (или тестирование).

Вопрос: «Имеет ли ваша мать (заметьте, не мама, а именно мать! (прим. автора)) диплом о следующем образовании или квалификации: доктор наук, кандидат наук, высшее образование, среднее специальное образование».

То же самое — по отцу. Дальше — больше:

«Что имеет ваша семья и вы лично: стол для занятий, отдельную комнату, в которой живете только вы, тихое место для занятий, компьютер, компьютерные программы, доступ в интернет, классическую литературу, справочник, словарь, книги по искусству, музыке или дизайну, музыкальный инструмент, посудомоечную машину…».

После «посудомоечной машины» я подумал: на кой черт мне она, вместо уроков по алгебре и геометрии? И одновременно почувствовал себя очень старым и больным.

Родители восьмиклассников других школ города меня взбодрили: сказали, что думают так же, как я.

А вопросы анкеты-теста не кончались.

как-то замялся перед ним и вспомнил, что третий телевизор, старенький немецкий «Шарп», я купил 31 год назад во время службы в ГДР.

Потом — как на допросе в НКВД: «Имеет ли ваша семья дом или коттедж, построенный за последние 15 лет?». Холодный пот покрыл меня целиком. Я уже было решил во всем признаться: и в том, что брил бороду боярам в петровскую эпоху, и в том, что вторгался в Афганистан вместе с другими интернационалистами.

Дальше пошли вопросы а-ля Штирлиц: «На каком языке вы разговариваете дома?». Я ответил четко, почти не задумываясь: «на мертвом древнегреческом, дочь — на китайском, сын — на французском». Ему вчера даже тройку по французскому в школе поставили после трех двоек подряд.

После такой четкости и бойкости вопросы пошли совсем детские: «Сколько вам лет было, когда вы начали посещать детский сад?». Я лично, как и все советские дети, — с трех лет. А вот моей старшей дочери Диночке, которой почти 40 лет и у нее самой дети-школьники, не повезло. Когда ей исполнилось три года, я служил офицером в Амурской области, в тайге, где для детей военных не было садика. Даже взятки не помогали. Местные были честными. Что с них взять — таежники! Даже для жен офицеров работы на гражданке не было. Пришлось всем женам офицеров добровольно идти в армию. Мы с женой служили, а нашу дочь приютила соседка, жена прапорщика. Очень хорошие люди. У них было три сына: шести, четырех и двух лет. Диночка при мальчиках стеснялась садиться на горшок. Потом я уехал в Афганистан, поэтому в детский сад она так и не ходила. А там, в Кундуре Амурской области, погибли дети офицера, запертые родителями в сборно-щитовом доме.

Моим младшим детям повезло. Я уже имел статус воина-интернационалиста, и взятки давать не пришлось. В садик они пошли в три года.

Горькая анкета. Не для детей она. Некоторые учителя — молодцы! Одна учительница уложилась в час вместо трех, отданных под анкету. Задавая вопросы, она сама давала детям ответы на них. Уложившись в час, сохранила два — на алгебру и геометрию.

Я хотел было пожаловаться директору на такую анкету, но мои дети сказали: «Не жалуйся, нам же будет хуже».

Видимо, наше прошлое сидит в генах наших детей.

Главный жалобщик города Жуковского

Измайлов В.Я.
— специально для «Новой»