Скандал в Путумайо, вчера и сегодня
Print 
PDF
Рабы-индейцы витото в Путумайо, Колумбия. 1911 г.
Резюме. На примере истории массовых убийств, пыток и рабства индейцев витото, организованных в 1909-1911 гг. в Путумайо не государством, а служащими частной компании, и нынешним положением этой территории, где частная инициатива проявляется сходным образом, показывается, что капитализм никогда не основывался на свободном труде. В т.ч. потому, что людей докапиталистических обществ (включая плебс самих европейских стран, где родился капитализм) к рынку приходится принуждать через механизм долга, подкрепляемым экстремальным насилием, поскольку иначе их не заставишь брать займ, а потом по ним расплачиваться. Тот же долг в своём обществе толкнул всех этих гг. служащих так зарабатывать деньги, побудив к преступлениям против человечности; этот механизм в странах зависимого развития работает и сегодня
«Принуждение к рынку»: долг и массовые убийства
Содержание
«[в 1909–1911 годах] лондонская читающая публика … с ужасом узнала о том, что служащие филиала одной британской компании, заготавливавшей каучук в перуанских тропических лесах, создали свое собственное «Сердце тьмы», уничтожив десятки тысяч индейцев витото, которых они упорно называли каннибалами, путем изнасилований, пыток и нанесения увечий, — эта история напоминала худшие эпизоды Конкисты, произошедшей четырьмястами годами ранее{397}.
Первой реакцией в последовавших за этой историей спорах были обвинения в адрес всей системы, в рамках которой индейцы оказывались в долговой ловушке и попадали в полную зависимость от лавки компании:
Корнем всех зол была так называемая патронажная, или кабальная, система — разновидность того, что в Англии раньше называли «системой оплаты товарами»: в ней наемный рабочий, вынужденный покупать все необходимые ему товары в лавке нанимателя, безнадежно увязает в долгах; при этом по закону он не может оставить свою работу до тех пор, пока не выплатит долг…
Из-за этого поденщик де-факто зачастую становится рабом; а поскольку на самые отдаленные области этого обширного континента власть правительства не распространяется, то он полностью зависит от милости своего хозяина{398}.
«Каннибалы», которых пороли до смерти, распинали, связывали и использовали в качестве мишеней или разрубали на куски при помощи мачете, когда они не приносили необходимого количества каучука, попали в безвыходную долговую ловушку; соблазненные товарами, которые предлагали им сотрудники компании, они в конечном счете променяли на них собственные жизни.
Последующее парламентское расследование выявило, что на самом деле все было не так. Индейцев витото обратили в долговую кабалу вовсе не путем обмана. Это служащие и надсмотрщики компании, посланные в эту область, увязли в долгах — так же, как и конкистадоры; должны они были нанявшей их перуанской компании, которая сама получала кредиты от лондонских финансистов. Эти сотрудники прибыли с намерением вовлечь в кредитную сеть индейцев, однако, обнаружив, что витото не интересны привезенные ими ткани, мачете и монеты, они в конечном счете стали просто отлавливать индейцев и вынуждать их брать займы под дулом пистолета, а затем говорили, сколько каучука те им должны[531]. Многих индейцев убили просто за попытку сбежать.
Индейцев на самом деле обратили в рабство, просто в 1907 году никто не мог этого открыто признать. Законное предприятие должно было иметь какую-то нравственную основу, а единственным видом нравственности, известным компании, был долг. Когда выяснилось, что хуитото отвергли эту посылку, все пошло наперекосяк и компания, подобно Казимиру, оказалась вовлеченной в ужасающую спираль террора, которая в конечном счете поставила под угрозу саму ее экономическую основу.
Два раба витото Омарино и Рикудо были доставлены в Великобританию в 1911 году.
© Кембриджский университет МАА
100 лет спустя: судьба рабов каучукового бума неясна до сих пор
«Индианка из Амазонии обратилась к общественности с призывом пролить свет на участь двух индейцев-рабов, доставленных в Великобританию около 100 лет назад. Тогда же газета Daily News представила британской общественности предков этой женщины, Омарино и Рикудо, индейцев-витото из Колумбии. Fany Kuiru, витото из Колумбии, просила [тогда] «раскрыть судьбу её братьев… чтобы дух наших предков мог упокоиться в мире».
В 1910 г. братья были «подарены» тогдашнему британскому консулу Роджеру Кейзменту на их родине Путумайо (Южная Колумбия) в 1910 году. Омарино сменяли на брюки с рубашкой, Рикудо был выигран в карты.
Кейзмент снёсся с правительством Великобритании, чтобы добыть сведения о преступлениях против аборигенов во время каучукового бума. «Подаренных» братьев он привёз в Великобританию, чтобы [как он рассказывает] «донести до общественности масштабы открывшегося ему ужаса».
Открытие процесса вулканизации американской компанией Гудьир, в рамках которого твердеющая резина годится для автомобильных шин, взвинтило спрос на каучук из Амазонии. Это открытие запустило первое массовое производство автомобилей Фордом. Чтобы удовлетворить европейский спрос на каучук, хлынувшие туда добытчики за 12 лет, по подсчётам Кейсмента, убили, обратили в рабов и подвергли пыткам около 30.000 индейцев.
Тысячи индейцев были порабощены и убиты во время бума каучука. © W Hardenburg
Омарино рассказывал Daily News:
«Нас посылали глубоко, глубоко в лес за каучуком. Если его не добудешь, или не принесёшь достаточно быстро, пристрелят».
Многие члены бесконтактных индейских племён — потомки выживших в этих зверствах во время каучукового бума. Они избежали пыток и убийств, уничтоживших большую часть аборигенов, бегством в недоступные коренного населения, убегая в изолированные от внешнего мира районы.
После того, как Fany получила фотографии своих предков, она сказала Survivals:
«Каждая [латиноамериканская] нация внесла свою долю в истребление аборигенов: Колумбия пренебрегала ими, Перу была лидировала в этом Холокосте, Англия финансировала его и Бразилия отрывала индейцев [от родных посёлков], чтобы сделать работниками на плантациях каучука.”
Неизвестно, что стало с двумя рабами. Их последние слова в интервью Daily News были:
«Лондон чудесен, но большая река и лес, где летают птицы, еще красивее. Мы однажды вернемся туда.»
Но неизвестно, вернулись ли. Директор Survivals Стивен Корри говорит сегодня:
“Каучуковый бум кажется историей, но его последствия чувствуются и сегодня. Когда Запад начал свою афёру с автомобилем, его признания в любви [частным авто] писались кровью индейцев. Британская компания совершила преступление перед человечеством в районе Витото. Эти параллели не следует преувеличивать, но и сегодня есть еще британские компании, такие как Vedanta Resources, которые пробуют украсть у местных жителей их страну. Настало время остановить эти преступления и относиться к аборигенам как к людям.”
Источник survivalinternational.de
Молодой индеец показывает страшные шрамы «каучукового бума». © R Casement
На деле подобные параллели совершенно оправданы, по двум причинам. Во-первых, подобное обращение что с индейцами, что с работниками-креолами было общим местом. Скажем, в соседнем Перу в те же годы:
«В книге Игоря Янчука «Перу на рубеже веков, 1884-1914» перед нами — драма «зависимого капитализма» (116). Временные рамки. Начало. 1884 — год окончания Тихоокеанской войны. Была такая бессмысленная бойня между латиноамериканцами, которые внезапно обнаружили, что они теперь разные нации, у каждой своя «идея», и теперь в порядке «национального возрождения» надо повоевать за месторождения селитры, точнее — из-за того, через каких чиновников английские компании будут этой селитрой распоряжаться. Финал. 1914 — в этом году военные свергли президента Гильермо Биллингхурста, который попытался улучшить положение простого народа (182).
А каким было это положение — читайте источники, приведенные в книге.
«Напоят самого тупого индейца общины, дадут ему 20 солей и побуждают в присутствии нотариуса подписать документ о продаже земель всего айлью (то есть общины). С этим документом гамонал (то есть крупный земельный собственник, латифундист) является к субпрефекту и говорит: «индейцы продали мне свои земли за 20 тысяч солей…, но мошенники отказываются признать меня хозяином, утверждая, что никакой продажи не было. Так как это неуважение к закону, я прошу вас, сеньор субпрефект, оказать мне помощь вооруженной силой. Я оплачу 10 солей за каждого жандарма».
Другая схема. Правительство требует налог деньгами, «а откуда достать два соля… в условиях практически натурального хозяйства»? Хозяин предлагает: я заплачу за вас эти 2 соля. Потом отработаете. (20 –21, 123). Так «крестьянин, его семья и дети становились вечными должниками» (25), «целые поколения трудились безвозмездно в счет уплаты долга» (170). Выходили на работу в цепях и колодках. Пища их «была почти лишена животных белков, основной продукт питания — «чунью», вымороженный до крахмала картофель…, чувство голода заглушали жвачкой из листьев коки» (169). А если осмеливались протестовать — что ж… «Внезапно безоружные крестьяне были атакованы войсками… Улицы Уараса завалены трупами индейцев» (28).
«Армия в 1896 г. уничтожила большинство жителей Чукуйто, защищавших своё право на землю, а оставшиеся в живых бежали в горы» (171) и так далее. Подобные описания — постоянный фон перуанской истории, борьбы партий и идеологических дискуссий в газетах. Когда в стране развернулся сбор каучука — на экспорт, естественно, «для производства автомобилей в развитых капиталистических странах» — то один только начальник сборочного пункта по имени Фонсека собственноручно убил сто человек. Тех, кто приносил мало каучука, он живыми закапывал в землю, а одному из вождей, не обеспечивших выполнение нормы племенем, он «отрезал половые органы, сварил и заставил жену жертвы съесть их» (163)».
Источник Илья Смирнов на Скепсис.ру
Во-вторых, потому, что в нынешнем Путумайо мало что с тех времён изменилось по части жестокости, только способы эксплуатации стали чуть-чуть изощрённей, убивают не напрямую, а опосредовано.
Путумайо сегодня
Когда старый джанки Уильям Берроуз отправился в джунгли Колумбии в поисках магического напитка Яхэ, он писал:
«…Техасская нефтяная компания обследовала этот район несколько лет тому назад, не нашла никакой нефти и убралась прочь. Но каждый в Путумайо верит, что Техасская компания вернётся».
Нефтяники действительно вернулись, но не одни: нелегальные золотодобытчики теперь сливают тонны ртути в местные реки, наркобароны устраивают нелегальные врезки в нефтяные трубы, а войска распыляют ядовитые химикаты, убивающие вместе с плантациями коки всё живое. Автор самиздата «Батенька, да вы трансформер» отправилась по следам Берроуза в отравленный колумбийский регион, чья экономика целиком построена на нелегальном бизнесе и чудом осталась жива».
Мы прибыли на ночном автобусе в Мокоа, столицу провинции. Карлос зазевался, и его сразу лишили рюкзака: это Колумбия, детка. Налегке мы отправляемся по маршруту Мокоа — Орито, ехать три часа и ещё три до пункта назначения — сердца резервации индейского племени Кофан, отданной им во владение земли Jardin de Sucumbios.
Внедорожник едет по неожиданно ровному асфальту. Проезжая начальную школу, замечаю во дворе компактную нефтяную вышку. Возле неё в школьном дворе играют детишки.
«Старый джанки ошибся, здесь есть нефть»,
— думаю я.
«…Техасская нефтяная компания обследовала этот район несколько лет тому назад, не нашла никакой нефти и убралась прочь. Но каждый в Путумайо верит, что Техасская компания вернётся. Типа второго пришествия. Губернатор сказал мне, что Техасская компания взяла два образца нефти в восьмидесяти милях в сторону от реки, и это было именно то, что они искали, так что в восьмидесяти милях от Мокоа находится целый нефтяной бассейн. Я слышал ту же самую историю в болотистом районе Восточного Техаса, где нефтяная компания провела разведку, не нашла нефти и свернула работы. Только в Техасе бассейн был около тысячи миль в диаметре.
Изношенная психика маленького города присоединилась к миру под предлогом нефтяного бассейна. Берёшь образец где угодно — и везде одно и то же дерьмо. Губернатор полагает, что они собираются построить железную дорогу из Пасто в Мокоа и аэропорт. На самом-то деле весь район Путумайо находится на спаде. Каучуковый бизнес сократился, какао пожирают растения-паразиты, на красное дерево после войны нет никакого спроса, земля бедна и невозможно поднять производство. Бездельная шизофрения мелких городских патриотов. Предполагаю, что вскоре одним прекрасным днём мальчики будут забираться в магазины через фрамугу и рыть подкопы под дверями. Несколько раз, когда напивался, я говорил кому-то: „Послушай. Здесь нет нефти. Вот почему Техас отсюда убрался. Они никогда не вернутся. Понял?“ Они не могли в это поверить».
Только я хочу заметить Карлосу, что асфальт слишком ровный для такой дыры, как джип съезжает на грунтовку, и оставшиеся три часа до Орито мы трясёмся по каменистой дороге вместе с индейцами, их детьми и домашними животными.
В Орито мы закупаемся пачками риса, потому что нас предупредили, что к индейцам надо приезжать с едой. И сразу грузимся в другой джип в сторону Сукумбиоса, ещё три часа тряски уже не вызывают никаких эмоций. Мы едем через джунгли, затем через расчищенные под посевы земли с виднеющимися вдали синими горами. Неожиданно пейзаж нарушают горы с щебнем и песком и экскаватором посреди всего этого. Проезжаем деревню Siberia, замечаю нефтепровод — логично.
Водитель высаживает нас в деревеньке в шесть домов, смотрящих фасадами на грунтовку — вот и всё сердце резервации целого племени. Нам указывают на дом Касике (главы) племени индейцев Кофан Тайты Керубина Кета Альварадо.
Шамана нет дома. Мы сидим на кособокой скамейке и курим колумбийские крепкие сигареты без фильтра. Вокруг нас собрались индейские женщины с детьми на руках. Мы раздали им по пакету риса и денег — всё, что было в карманах. Появляется сеньор, который представляется племянником Тайты Бернардо. Он провожает нас на второй этаж дома и впускает в комнаты. В них нет ничего. Мы стелим туристические коврики, бросаем спальники, и я забываюсь на жёстком деревянном полу.
Нефтеалхимики
Я не помню, сколько дней мы провели одни, ожидая Тайту. Шаман всегда был очень занят. Помимо церемоний Яхэ, которые он проводил для племени, потому что по сути был единственным «медиком» для индейцев на много десятков километров вокруг, он вёл хозяйство и ходил в джунгли с мачете по своим делам, непонятным белой женщине.
К нам часто приходил потрепаться Бернардо, тот самый племянник. Однажды Бернардо сказал:
«Когда были нарки, мы жили хорошо. Была работа, поля. У нас были деньги. Это главный бизнес в Путумайо. Без коки нет работы даже для водителей».
«А нефть?» — спросил Карлос.
«К нефти нас не подпускают, потому что не доверяют. Те индейцы, кто связан с нарками, герильей или ФАРК, сливают нефть из трубы. Ещё трубу используют трафиканты, чтобы переправлять пакеты с кокой — быстро и дешево».
Герилья и банды «доят» трубу, чтобы добыть сырую нефть для производства наркотиков. Наркобароны и команданте герильерос живут во владениях подальше от дорог. В джунглях у бескрайних гектаров, засаженных кокой, скрываются тайные лаборатории. Для производства кокаина и заправки транспорта сырую нефть превращают в бензин в кустарных лабораториях. Такой бензин также используют для сушильных машин, чтобы сделать кокаиновую пасту. Отходы производства сбрасываются в реку. Речная поверхность затягивается нефтяной плёнкой, многие рыбы, птицы и растения уже находятся на грани исчезновения. В день рабочим приходится устранять до пяти нелегальных врезок, но это не слишком помогает.
Дождь глифосата с небес
Мы с Карлосом пошли в магазин в другой деревне за несколько километров. На входе я замечаю огромный плакат: Алонсо Гарсиа — 1 200 000 песо, Хосе Гарсиа — 900 000, и ещё целый список фамилий и цифр. Килограммовый пакет риса стоил 2 000 колумбийских песо — чуть больше доллара. Судя по порядку цифр, это список многолетних должников. Пока мы стоим в очереди, я вижу крестьянина в сомбреро, резиновых сапогах и с мачете, покупающего связку платано (несладкий банан). Я тихо спрашиваю Карлоса:
«Почему индейцы покупают овощи в магазине? Они же крестьяне, у них всё это должно расти». «Я не знаю… может, ленивые?»
— Карлос пожимает плечами.
Но потом всё стало понятно. Мы пошли в дом, где шаман проводил лечебные церемонии для племени. По дороге донья Мария, жена дона Керувина, показала нам несколько кустов юки. Она долго что-то рассказывала Карлосу и показывала на небо. Когда Калос повернулся ко мне, его глаза были размером с австралийский доллар:
«Она говорит, что прилетели военные на самолётах и распылили глифосат. Они травили коку, а потравили индейцам картошку, платано, юку. Пять лет назад. С тех пор земля стала ядовитая, растения вырастают в разы меньше, и от них людям плохо становится. Десять лет на этой земле нельзя сеять. То есть ещё пять. Слушай, я, конечно, слышал в новостях про фумигацию в Путумайо, но речь шла о том, что глифосат безопасен. Типа его льют везде в Америке, и ничего. Хотя это Монсанто, кто его знает…»
Глифосат — это неселективный гербицид. Глифосат придумали в шестидесятых, спустя несколько лет привезли его в Латинскую Америку. Ежегодно его продают на миллиард долларов. Традиционная формула монсантовского глифосата Roundup содержит изопропиламиновую соль (IPA) и полиокселитенамин (POEA), который усиливает основное действующее вещество. Но такой глифосат неэффективен в борьбе против коки и мака в Путумайо, поэтому после первых распылений в 1999 году формулу оперативно заменили. То, что в последующие годы распыляли с неба, было усиленной формулой Roundtrip Ultra, помимо усилителя POEA содержащего агент Cosmoflux 411 °F, который в четыре раза усиливает действие формулы. Впоследствии выяснилось, что использовать его стали без предварительного исследования последствий для окружающей среды. То есть с неба пролился ультраглифосатный дождь, который был в четыре раза токсичнее оригинального химиката. Это настолько токсичный яд, что с ним нельзя контактировать без перчаток
Сразу после начала небесной фумигации появились ярко выраженные проблемы со здоровьем в индейских общинах. Это не считая отравления индейских огородов, домашних животных и источников питьевой воды. Тела крестьян были поражены язвами. В Путумайо, где живут такие крупные племена, как Кофан, Инга, Эмбера, Паэз и Ауа, пострадало около трёхсот тысяч человек.
Хотя орошение плантаций коки в 2016 году было признано неэффективным, власти не отказались от использования химикатов, и теперь найденную коку просто обрабатывают глифосатом вручную.
Золото и ртуть
Мы жили в Путумайо уже полтора месяца. В один вечер Карлос забрался на террасу:
«Тут такое, слышь… короче, всем собираться и рано утром убраться в джунгли, потому что следующей ночью начнутся бои. Армия нашла гнездо каких-то недобитых герильерос, дона Керубина предупредили, чтоб деревню эвакуировал. На сколько? Где-то на неделю. Давай то, что у тебя есть наличкой, если останешься в деревне, безопасность не гарантируют».
Мы скинулись, купили риса и чечевицы, консервов, платанов, с утра погрузили это всё на двух лошадей и пошли вместе с жителями деревни караваном в джунгли. Вскоре мы вышли на открытую местность. За одним из холмов нам открывается поле, засаженное кустами. Племянник шамана Бернардо, идущий с ружьём впереди нас, оборачивается и улыбается щербатым ртом: «Кока!»
После четырёхчасового перехода мы оказываемся во владениях дона Керубина, укрытых в джунглях — два домика из плохо обструганных досок, поднятые на высокие сваи. В это время возвращаются охотники, которые оторвались от основной колонны. Они сбрасывают на землю охотничьи трофеи, мёртвое семейство обезьян — наш ужин на ближайшие дни.
Я пропитана потом насквозь. Кто-то из индейцев указывает мне на ручей. Я сажусь в неглубокое русло и спустя время замечаю, что вода блестит. Блестит и моя покрытая пупырышками от ледяной воды кожа. Я замечаю особенно крупный кристалл и показываю его Карлосу.
«По идее, это золото, — говорит он, — но я не уверен. Какое-то оно странное. Я спрошу потом у Тайты».
С одной стороны, кристалл блестит, а с другой, выглядит как обычный камень.
У дома мужчины рубят мачете траву, донья Мария зовёт меня помогать: она бросила мёртвых обезьян в костёр, чтобы опалить им шерсть, и теперь вручила мне нож, чтобы я соскоблила волоски.
«Обезьян можно есть, потому что они здоровые. Едят только фрукты»,
— говорит донья Мария.
Ночью мы собираемся на церемонию Яхэ — некоторые индейцы чувствуют себя скверно, и шаман будет их лечить. Среди ночи раздаются выстрелы, которые не прекращаются до рассвета. Кто-то из охотников говорит, что перестрелка идёт в двух километрах от нас. Ближе к рассвету, когда шаман всех полечил и можно вести разговоры, Карлос спрашивает про странный камень, что я нашла в ручье.
«Ртуть, — говорит Дон Керубин. — Это кристалл золота в камне, и чтобы его оттуда достать, нужна ртуть. Из рек, где добывают золото, потом нельзя есть рыбу. Она полна ртути».
Теперь ясно, почему рацион обезьян делает их такой привлекательной закуской.
Кустарный способ добычи золота из пород с помощью ртути — самый рудиментарный в мире. Ртуть соединяется с золотом и образует особую амальгаму, от которой отваливаются камни и песок. Потом её нагревают до температуры испарения ртути, и остаётся чистое золото. Чтобы добыть золото из всех пластов скальных пород, нелегальные золотодобытчики просто разливают по ним ртуть и ждут, пока она соединится с золотой породой.
Согласно национальному исследованию, ежегодно в реках Колумбии оказывается двести пять тонн ртути. За годы такой добычи то, что раньше было было рекой и лесом, превратилось в километры грязи и глины и пруды с гнилой водой.
Без коки и золота нет жизни
Бернардо уверен, что все неприятности в Путумайо — из-за коррумпированного правительства. Ведь если жизнь будет такой и дальше, то индейцам придётся куда-то уходить или сдохнуть. И тогда эту землю просто разорят. Бернардо сетует, что правительство совсем не считается с индейцами. А вот герильерос, военные и ФАРК уважают Дона Керубина, поэтому никто не трогает его племя. Никто не хочет ссориться с шаманом: в магические способности Дона здесь верят безоговорочно.
Мы курим Pielroja с Карлосом и племянником шамана Бернардо. Хитрый индеец неожиданно смотрит на меня, что-то шепчет Карлосу и смеётся. Карлос переводит:
«Кстати, ФАРК тобой интересовались, но Дон Керувин сказал, что ты не настоящая гринга (не из Штатов), и за тебя никто не будет платить».
Так я узнала, что избежала похищения, которое наряду с нелегальной золотодобычей и выращиванием коки остаётся самым прибыльным здесь ремеслом. Я вспоминаю, как у меня сводило живот от голода после перехода через сельву и как я вгрызалась в обезьяний хвост, выловленный из похлёбки. Смогла бы я отказаться от мяса или рыбы, если бы даже знала, что они содержат ртуть? Голод победит любого, а белые готовы платить только за коку и золото.
Дон Керувин, шаман и предводитель племени Кофан, принял непростое решение открыть белым жителям городов традиционную медицину Яхэ. В России больше известна её перуанская версия — Аяхуаска. Пока я была в Путумайо, Яхэ было чуть ли не единственным источником денег для целого племени. Хоть бы марихуану легализовали — так целый регион можно обеспечить работой и рынком, не уничтожая при этом природу.
Саша Иванова «Письма из отравленных джунглей«
Как долг стимулирует вакханалию убийств: первопример конкисты
Почтенные британские джентльмены в цивилизованном ХХ веке переоткрыли и повторили все практики издевательств и убийств, которые за 300 лет до того практиковали в отношении тех же индейцев первопроходцы европейского колониализма — испанские конкистадоры. Они были жесточей канадских и американских протестантов и, в противоположность им, действовали себе в убыток. Если первые жаждали свободной земли, особенно в 19 веке, то вторым нужны были крепостные для снабжения продовольствием и особенно — добычи золота и работы на шахтах. Но при таком обращении индейцы быстро кончались именно там, где были особенно нужны, как показывает Э.А.Александренков в цитируемой ниже книге об аборигенах Больших Антильских островов в колониальном обществе (2017).
Почему интересен анализ источников этой жестокости, сделанный Давидом Гребером в «Долге. Первые 5000 лет истории«:
«В своей книге «Завоевание Америки» Цветан Тодоров приводит выдержки из ужасающих отчетов, составленных в основном испанскими священниками и монахами. Хотя они зачастую и верили, что уничтожение индейцев было карой Божьей, все же они не могли скрыть отвращения, которое вызывали у них испанские солдаты, испытывавшие клинки своих мечей, выпуская кишки случайным прохожим, и вырывавшие младенцев из рук матерей, чтобы бросить их на съедение собакам. Такие поступки, наверное, можно было бы списать на то, что, мол, чего ожидать от тяжеловооруженных людей, зачастую с преступным прошлым, которые действовали в условиях полной безнаказанности; однако отчеты о положении на рудниках говорят о куда более систематических вещах.
Когда фрай Торибио де Мотолиниа описывал десять казней, ниспосланных, по его мнению, Господом на жителей Мексики, он включил в список оспу, войну, голод, принудительный труд, налоги (из-за которых многим приходилось продавать своих детей заимодавцам — в противном случае их замучивали до смерти в тюрьмах) и строительство новой столицы, повлекшее гибель тысяч людей. Но на первом месте, утверждал он, было бесчисленное количество индейцев, погибших на рудниках:
Восьмой казнью были рабы, которых испанцы отправляли работать на шахтах. Сначала брали тех, кого обратили в неволю ацтеки; затем тех, кто выказал неподчинение; наконец стали брать всех, кого удавалось поймать. В первые годы после завоевания работорговля процветала и рабы часто переходили от одного хозяина к другому. Помимо королевского клейма им ставили столько отметин, что их лица были полностью покрыты буквами, поскольку на них были инициалы всех тех, кто их покупал и продавал. Девятой казнью был труд на рудниках, куда тяжело нагруженные индейцы несли провизию на протяжении шестидесяти лиг и более… Когда у них заканчивалась еда, они умирали либо на шахтах, либо на дороге, потому что их никто не кормил, а денег для покупки пищи у них не было. Некоторые возвращались домой в таком состоянии, что вскоре умирали. Тела этих индейцев и рабов, погибших на шахтах, источали такое зловоние, что от него начинался мор, особенно на рудниках в Оахаке. На расстоянии полулиги вокруг шахт и вдоль значительной части дороги приходилось идти по трупам или по костям, а стаи птиц и ворон, которые прилетали полакомиться телами, были столь многочисленны, что за ними не было видно солнца{348}.
Подобные сцены имели место в Перу, где целые области обезлюдели из-за принудительного труда на рудниках, и на Эспаньоле, где туземное население вымерло полностью[485].
Когда речь заходит о конкистадорах, мы говорим не просто о жадности, а о жадности, доведенной до неправдоподобных масштабов. В конце концов, это главное, чем они запомнились. Им всегда было мало. Даже после завоевания Теночтитлана или Куско и приобретения невиданных прежде богатств конкистадоры почти всегда снова собирались вместе и отправлялись на поиски новых сокровищ.
Моралисты разных эпох сурово осуждали бесконечную человеческую жадность, равно как и наше якобы безграничное стремление к власти. Однако на самом деле история показывает, что, хотя людей можно справедливо осуждать за склонность обвинять других в том, что они поступают, как конкистадоры, мало кто в действительности так себя ведет. Даже для самых честолюбивых среди нас главная мечта похожа на то, к чему стремился Синдбад: испытать приключения, приобрести средства для того, чтобы остепениться, и зажить приятной жизнью. Конечно, Макс Вебер утверждал, что суть капитализма заключается в желании никогда не останавливаться, в стремлении к постоянной экспансии, которое, по его мнению, впервые проявилось в кальвинизме. Однако конкистадоры были добрыми средневековыми католиками, пусть даже они были самыми беспощадными и беспринципными представителями испанского общества. Откуда тогда взялась неутомимая тяга захватывать все больше, больше и больше?
Здесь, на мой взгляд, стоит вернуться к самому началу завоевания Мексики Эрнаном Кортесом. Какими непосредственными мотивами он руководствовался? Кортес перебрался в колонию на Эспаньоле в 1504 году, мечтая о славе и приключениях, но в течение последующего полутора десятка лет его приключения в основном ограничивались тем, что он волочился за чужими женами. Однако в 1518 году ему удалось обманным путем получить назначение на должность командующего экспедицией, цель которой заключалась в установлении испанского присутствия на континенте. Как позднее писал Берналь Диас дель Кастильо, сопровождавший его в это время:
Наконец, и собственную свою персону он вырядил авантажнее прежнего: на шляпу нацепил плюмаж, а также золотую медаль. Красивый он был малый! Но денег у него было мало, зато много долгов. Энкомьенда его была неплоха, да и индейцы его работали в золотых приисках, но все уходило на наряды молодой хозяйке. Впрочем, Кортес имел приятную наружность, тонкое обхождение и легко располагал к себе людей…
Немудрено, что его друзья из купцов <…>, когда он получил должность генерал-кап?