Петербург. Адреса террора: Невский пр., 97
Дом был построен в 1874-1875 годах.
Его автором был инженер путей сообщений М. Ф. Петерсон.
Он же в 1875-76 годах строит еще один лицевой корпус, выходящий на Гончарную улицу (Гончарная ул., 12):.
Хотя Гончарная улица и скромнее Невского проспекта, этот корпус получился даже более живописным.
Дом довольно часто менял своих владельцев, а на момент интересующих нас событий им владел контр-адмирал Н. А. Ратьков-Рожнов.
Между корпусами находятся два двора, разделенные дворовым флигелем:
3 декабря 1883 года в доме поселился некий дворянин Яблонский со своим лакеем. Он занял квартиру №13, которая располагалась в лицевом корпусе, но вход в нее был со двора.
В квартиру попадали через прихожую, из которой двери вели в маленькую кухню, уборную и столовую. За столовой анфиладой шли кабинет и за ним спальня. На самом деле под именем Яблонского здесь жил отставной штабс-капитан Сергей Петрович Дегаев, член "Народной воли" и "по совместительству" - агент охранки.
Дегаев был офицером крепостной артиллерии Кронштадта и даже поступил было в Михайловскую артиллерийскую академию, однако вскоре был исключен из нее как политически неблагонадежный, после чего вышел в отставку в 1879-м году. Поступив в Институт инженеров путей сообщений, он работал конторщиком на железной дороге. Из академии его уволили не зря. Еще в 1878-м году он становится членом "Народной воли" и принимает участие в "охоте на императора" (так, он участвовал в рытье подкопа на Малой Садовой улице).
После убийства Александра II, большинство членов "Народной воли" было арестовано, В 1881-м году был арестован и Дегаев. Пару недель он просидел в камере предварительного заключения, но улик против него не нашлось, и его выпустили на свободу.
В том же 1881-м году была арестован с народовольческими листовками младший брат Сергея Дегаева, Владимир. И здесь на сцену выходит второй фигурант нашей истории, Георгий Порфирьевич Судейкин:
Выдающийся сыщик, в 1879-м году он, будучи помощником начальника Киевского губернского жандармского управления. раскрыл киевскую организацию Народной воли. Этот успех придал толчок его карьере. Его переводят в Санкт-Петербург, где он стал заведующим агентурой Петербургского охранного отделения. При этом Судейкин вовсе не был идейным борцом с революцией. Как вспоминал народоволец Михаил Родионович Попов, Судейкин говорил: «Я, господа, не идеалист и на все смотрю с точки зрения выгоды. Располагай русская революционная партия такими же средствами для вознаграждения, я так же верно служил бы ей».
Излюбленным приемом Судейкина была вербовка агентов среди арестованных. Как вспоминал народоволец Лев Тихомиров: «Система Судейкина была вполне определенна: он поставил себе за правило — обращаться с предложением поступить в шпионы — решительно ко всякому. Чем мотивировать такое предложение — это все равно. Будет оно принято или отвергнуто с презрением — это, конечно, не все равно, но труд и хлопоты в обоих случаях не пропадают даром, потому что бесплодные переговоры, бывшие у полиции с честным человеком, делают менее заметными те переговоры, которые по отношению к какому-нибудь негодяю увенчались полным успехом; вообще, все это отнимает у массы зрителей возможность провести ясное различие между обоими лицами, и, наконец, приучает всех к мысли о естественности и законности собеседовании порядочного человека с чинами секретной полиции».
Стал объектом такой вербовки и Владимир Дегаев. Он решил для вида принять предложение и стать двойным агентом. По приказу Судейкина младшего Дегаева выпустили из заключения, а тот немедленно рассказал все своему брату. Сергей Дегаев сообщил о предложении члену исполнительного комитета Народной воли Савелию Златопольскому, и тот дал свое согласие на операцию, рассчитывая получить информацию, позволяющую убрать Судейкина.
Судейкин вскоре разочаровался во Владимире Дегаеве как в агенте, и в мае 1882-го года отказался от его услуг, заявив: «Устройтесь где-нибудь так, чтобы правительство никогда больше о вас не слышало!». Однако до этого Владимир Дегаев успел познакомить Судейкина со своим братом. Они несколько раз встречались. И когда в сентябре 1882-го года Сергей Дегаев был арестован в Одессе, он отказался давать показания местным жандармам, но передал тюремному начальству письмо для Судейкина с просьбой о свидании. Тот прибыл в Одессу и Сергей Дегаев согласился стать его агентом.
14 января 1883 года Судейкин устраивает Дегаеву побег из тюрьмы. В свою очередь Дегаев выдает Веру Фигнер (ее арестовали 10 февраля 1883 года), а в марте по его наводке начались аресты в военной организации Народной воли. Всего было арестовано около 150 человек. А в мае Судейкин отправляет Дегаева за границу, для действий против народовольцев-эмигрантов.
Однако события обернулись совершенно иначе, чем рассчитывал Судейкин. Дегаев сознался народовольцам в своей провокаторской деятельности. Об этом событии существуют различные версии. Согласно воспоминаниям Льва Тихомирова, Дегаев сознался добровольно. Именно воспоминания Тихомирова и стали общепринятой версией событий.
Согласно этим воспоминаниям Дегаев рассказал ему, что Судейкин «думал поручить Дегаеву под своей рукой сформировать отряд террористов, совершенно законспирированный от тайной полиции; сам же хотел затем к чему-нибудь придраться и выйти в отставку. В один из моментов, когда он уже почти решился начать свою фантастическую игру, Судейкин думал мотивировать отставку прямо бестолковостью начальства, при котором он-де не в состоянии добросовестно исполнять свой долг; в другой такой момент Судейкин хотел устроить фактическое покушение на свою жизнь, причем должен был получить рану и выйти в отставку по болезни. Как бы то ни было, немедленно по удалении Судейкина Дегаев должен был начать решительные действия: убить гр. Толстого, великого князя Владимира и совершить еще несколько более мелких террористических актов. При таком возрождении террора, понятно, ужас должен был охватить царя, необходимость Судейкина, при удалении которого революционеры немедленно подняли голову, должна стать очевидной, и к нему обязательно должны были обратиться, как к единственному спасителю. И тут Судейкин мог запросить чего душе угодно, тем более что со смертью Толстого сходит со сцены единственный способный человек, а место министра внутренних дел остается вакантным... Таковы были интимные мечты Судейкина. Его фантазия рисовала ему далее, как при исполнении этого плана Дегаев, в свою очередь, делается популярнейшим человеком в среде революционеров, попадает в Исполнительный комитет или же организует новый центр революционной партии, и тогда они вдвоем — Судейкин и Дегаев — составят некоторое тайное, но единственно реальное правительство, заправляющее одновременно делами надпольной и подпольной России; цари, министры, революционеры — все будут в их распоряжении, все повезут их на своих спинах к какому-то туманно-ослепительному будущему, которое Судейкин, может быть, даже наедине с самим собой не смел рисовать в сколько-нибудь определенных очертаниях».
Однако этой версии противоречат мемуары других народовольцев, в частности Екатерины Александровны Серебряковой (Тетельман): «В мае или июне месяце 1883 г. отец Анны Сухомлиной передал нам, что он виделся с каким-то полицейским чиновником, и тот, будучи немножко выпивши, признался, что побег Дегаева был подстроен, и что все россказни о нем распространяли только для того, чтобы придать ему более правдоподобности и скрыть следы…
Поговоривши обо всем, я ему [Тихомирову] рассказала, как было условлено перед отъездом с моими товарищами, наши подозрения о Дегаеве. Во время моего рассказа он волновался и прерывал. Наконец он вышел из себя, топнул ногой и сказал: «Я шестнадцать лет знаю этого человека. Это верный товарищ, преданный революционер, а вы возводите такие ужасные обвинения». Через два дня получила телеграмму из Морнэ от Тихомирова, в которой он просил меня немедленно приехать.
Вошла. Тихомиров стоит у стола. На диване сидел человек среднего роста, несколько плешивый, с не особенно симпатичным лицом.
[Тихомиров]…указывая на сидящего человека, сказал:
– Дегаев – Екатерина Александровна.
Я удивилась, что он не говорит Дегаеву моей фамилии, да и вообще меня поразила эта встреча. Дегаев привстал и поздоровался со мной.
– Екатерина Александровна, расскажите, в чем обвиняют и подозревают его. <…>
– Мы знаем, что вам полиция помогала бежать. Мы знаем, что Вера Фигнер арестована благодаря вам, а что Меркулов был вызван для отвода глаз. Мы знаем, что в Киеве и Харькове типографии были раскрыты тоже благодаря вам. Офицеры Крайский и Стратонович арестом своим тоже обязаны вам. О том, что они помогли скрыться вам после бегства из тюрьмы кроме вас, их и еще одного (почему-то я не хотела упомянуть Даниловича), никто не знал. Тут он меня прервал:
– Это они сами болтают.
– Неправда! – крикнула я. – Не только они объясняют свой арест вашим предательством, но и другие офицеры, арестованные в Петербурге и других городах.
– Все это ложь. Несомненно, болтовня и предательство в среде офицеров.
– Как вы смеете это говорить?! – вскрикнула я не своим голосом.
Дегаев ничего не ответил»
Так или иначе, Дегаев во всем сознался и заключил с народовольцами договор: он обязался ликвидировать Судейкина, после чего покинуть Россию навсегда. В обмен на это народовольцы обещали не трогать его самого и его семью.
По возвращении в Россию Дегаев не сразу приступил к устранению Судейкина. Более того, в это время на деньги полиции он даже запустил подпольную типографию, в которой печаталась газета «Листок народной воли» (материалы для нее Судейкин утверждал лично). Однако в сентябре 1883-го года Судейкин вновь встречался с Тихомировым в Париже и тот потребовал немедленно приступить к операции. В помощь Судейкину прибыли с Украины еще двое народовольцев: Василий Петрович Конашевич и Николай Петрович Стародворский. Они не были известны питерской охранке, а значит, следить за ними не могли.
Первоначально планировалось убить Судейкина на прогулке, благо сам Судейкин планировал с помощью Дегаева устроить фиктивное покушение на свою жизнь. Однако данный план в итоге не сработал, и решено было убить Судейкина на квартире Дегаева.
16 декабря 1883 года Судейкин явился на квартиру Дегаева вместе со своим племянником, казначеем Петербургского охранного отделения Судовским. На квартире Судейкина уже ожидали Дегаев, Конашевич и Стародворский. Лакея (и агента охранки) П. И. Суворова они заблаговременно спровадили с квартиры.
Судейкин направился в кабинет к Дегаеву, бросив на диван в столовой пальто (в котором был револьвер) и трость с вмонтированным в нее стилетом. Судовский, раздевшись в прихожей (и также оставшись без оружия), сел в кресло в столовой. Конашевич в это время прятался на кухне, а Стародворский в спальне. Оба они вооружились специально обрубленными ломами, заранее купленными Стародворским.
Дегаев, пройдя в кабинет вслед за Судейкиным, выстрелил ему в спину, и отскочил к окну, на случай, если Судейкин попытается выбить окно. Судейкин развернулся и бросился через столовую в прихожую. Туда же, услышав выстрел, рванулся Судовский. Там его встретил Конашевич, ударив Судовского ломом по голове. Судовский устоял и попытался открыть входную дверь, но Конашевич еще несколькими ударами сбил его с ног.
Стародворский же преследовал пытающегося скрыться Судейкина. Первый удар он нанес ему в дверях кабинета, затем догнал и ударил вновь, отчего Судейкин упал, но поднялся и попытался укрыться в уборной, однако Стародворский еще раз ударил его на пороге уборной и добил, так что тело Судейкина нашли ногами в прихожей и головой в ватер-клозете.
В заключении позволю себе несколько слов о дальнейшей судьбе всех персонажей этой истории. Георгий Судейкин (а точнее миф о нем, созданный мемуарами Льва Тихомирова) в наши дни стал прототипом полковника Пожарского, одного из главных персонажей романа «Статский советник» Бориса Акунина и снятого по нему фильма (там его блестяще сыграл Никита Михалков). Также стоит упомянуть, что сыном Судейкина был выдающийся русский художник Сергей Юрьевич Судейкин.
Василий Конашевич был арестован киевской полицией 3 января 1884-го года при подготовке террористического акта. На «Процессе двадцати одного» в 1887-м году он был осужден на смертную казнь, замененную бессрочной каторгой. Содержался он в Шлиссельбургской крепости, где вскоре сошел с ума и в 1895-м году был переведен в Казанскую психиатрическую больницу. Скончался он в 1915-м году.
Николай Стародворский был арестован 16 марта 1884 года, также был осужден на «Процессе двадцати одного» и получил то же наказание, что и Конашевич. В Шлиссельбурге он пробыл до 1 ноября 1905 года, когда был освобожден по амнистии. Еще находясь в крепости он обращался с прошениями к руководству полиции, а после выхода на свободу стал платным полицейским агентом. Попытку разоблачить его предпринял известный борец с провокаторами Владимир Петрович Бурцев, однако в 1908-м году собранный революционерами третейский суд оправдал его. Только в 1917-м году, после публикации документов полиции, окончательно подтвердилось, что Стародворский действительно был провокатором. Тем не менее он благополучно скончался в 1918-м году в Одессе и был похоронен с почестями как заслуженный революционер.
Необычной оказалась судьба Льва Тихомирова. В 1888-м году он отрекся от революционных убеждений, написав брошюру «Почему я перестал быть революционером» и подал на имя Александра III прошение о помиловании, которое и получил в 1889-м году, после чего вернулся в Россию. На родине он активно публиковался, был одним из ведущих публицистов (а впоследствии и редактором) «Московских ведомостей», консультировал Столыпина, работал над трудом «Монархическая государственность». Скончался он в 1923-м году в Сергиевом посаде.
Екатерина Серебрякова вернулась после революции в Россию. После смерти своего первого мужа она в 1924-м году вышла замуж за одного из главных гениев русского авангарда – Павла Николаевича Филонова (познакомилась она с ним в 1921-м году, когда попросила нарисовать посмертный портрет ее первого мужа).
Увы, в конце 30-х годов оба ее сына от первого брака были репрессированы, сама она скончалась в блокадном городе в 1942-м году, всего на несколько месяцев пережив Павла Филонова.
Как ни странно, лучше всех последующая жизнь сложилась именно у Сергея Дегаева. Несмотря на то, что он был объявлен в розыск, он смог покинуть Россию и вместе с женой эмигрировал в Америку под именем Александра Полевого.
После переезда он американизировал свою фамилию, и назывался теперь Александр Пелл. Первоначально он работал менеджером на химическом заводе в Сент-Луисе, а позднее поступил в университет Джонса Хопкинса в Балтиморе, и пройдя за два года аспирантский курс, защитил докторскую диссертацию по дифференциальной геометрии. В 1897-м году он стал профессором Университета Южной Дакоты в Вермиллоне (забраться в такую глушь ему пришлось потому, что он так и не избавился от сильного русского акцента, который затруднял чтение лекций), где вел курсы по математике и астрономии. Пелла ценили в университете, а в 1904-м году выпускники даже выбрали его «отцом» курса . Он активно публиковался в математических журналах, посещал конференции, с 1898 года состоял в Американском математическом обществе, а также был иностранным членом Казанского физико-математического общества. В 1905-м году, благодаря его инициативе, в Вермиллоне открылось инженерное отделение, в 1907-м году преобразованное в Инженерный колледж, а Пелл стал его первым деканом.
Его первая жена скончалась в 1904-м году, и Пелл вновь женился на своей бывшей студентке Анне Джонсон. Скончался он в 1921-м году. Его жена также была талантливым математиком. В 1918-м году она стала профессором математики в колледже Брин-Мор, а впоследствии стала деканом математического отделения в этом колледже (скончалась она в 1966-м году). В университете Южной Дакоты она основала стипендию имени Александра Пелла для математически одаренных студентов, существующую и по сей день.