Конец майдана

Огнеопасные события в американском рейхстаге заставляют обе стороны российских околополитических словопрений смущенно переглядываться в поисках идентичности, которая внезапно начала мерцать, дрожать, двоиться и ускользать. Трамп всё же призвал своих адептов к сопротивлению, но назвать «майданом» штурм Капитолия никто так и не решился. Противники Трампа (речь идет, напомню, о России) – потому что берегут этот «священный термин» для «хороших, правильных, политкорректных» штурмов Капитолия (и прочих властных бастионов где бы то ни было). Сочувствующие Трампу агитаторы из официозного лагеря – потому что берегут это «мерзкое слово», чтобы прихлопнуть им тех, кто пытается угрожать им на улицах. Обе стороны выглядят глупо, но каждая предпочитает ради отвлечения внимания от двусмысленности собственного положения фокусировать внимание на противоречии во взглядах оппонентов.

Итак, расклад определяется следующими тезисами, изрекаемыми безапелляционно. Одна сторона: когда мы штурмуем «бастионы», то это не «майдан», а когда штурмуют нас, то это он самый. Другая сторона: когда мы штурмуем «бастионы», это «майдан», а когда штурмуют нас, то это не майдан, а какая-то мерзость.

Сопоставление двух позиций даёт приятный результат. Можно считать, что понятие «майдана» аннигилировалось. Мифологема убилась об саму себя – то есть по сути «об стену». Псевдоаргументация, которая строилась на отсылке к магическому имени нарицательному, сошла на нет. Прежде в методичках рекомендовалось побивать противника методом редукции к «майдану», он же без разрешения восставший народ, каковой объявлялся по ситуации средоточием абсолютного политического зла или абсолютного политического добра. На практике же «майдан» – совместными усилиями – оказался бессильной и бессмысленной дефиницией: бабайкой под кроватью, рассчитанным на тех, кому влом чуток склониться и посмотреть, что же там на самом деле. Зеркальная симметрия вызвала эффект истины. Обе стороны, застигнутые врасплох лобовым столкновением/сопоставлением, будут ещё долго кудахтать и истерить, отмежёвываясь друг от друга. Но не получится.

Спикеры «либерального лагеря» пытаются починить картину. В США институты работают, а в Белоруссии или РФ они являют лишь видимость существования, поэтому протесты в штатах бессмысленны и злонамеренны, тогда как на территориях диктаторских режимов оправданы. Так говорят «либеральные» ораторы. Однако это неверно, по крайней применительно к американскому варианту. Упадок доверия людей к институтам эквивалентен упадку институтов. Не имеет значения, насколько качественно функционирует избирательная система, если половина населения страны убеждена, что она не работает, а выдаёт данные по заказу. Да, но кто в США десятилетиями, медленно и надёжно подрывал доверие к институтам? Сейчас это доверие на глазах у всех добивает Трамп; таков, как я недавно пошутил, его «дембельский аккорд». Но я правильно писал ещё раньше, что в целом Трамп «системен» – в рамках закавыченного понимания системности, доступного в наши дни на либерально-капиталистической почве. Трамп системен и «голливуден»: в том смысле, что всего навсего продолжает многолетнюю линию на дискредитацию институтов как прогнивших и коррупционных, каковой придерживается из фильма в фильм американская машина образов, традиционно дружественная демократам. Ну, коли заказывали – получите бесчинствующую публику у себя на пороге и распишитесь. Тупое демократическое руководство не в состоянии сообразить, во что оно вляпалось: а оно не где-нибудь, а в блокбастере и нарушает там все привычные правила игры – именно, норовит помешать героическому отмороженному одиночке-аутсайдеру спасти, вопреки унылым и коварным бюрократам, этот самый, как там его, мир. С точки зрения населения тупые боссы, доведшие Америку до ручки к двери в никуда, перебрали в сравнении с киноканоном меру своего идиотизма, вот граждане и явились приструнить охреневших, которые забыли своё место.

Институты, да будет позволено напомнить, коллегиальны и коллективны. В том смысле, что любой из них представляет устойчивую и транслируемую над-индивидуальную властную модель в умах, которая воспроизводится в многочисленных акторах со знаком плюс. Институт обязывает тех, кто причастен к его функционированию, поступать определенным образом. То есть: пока достаточное число людей, находящиеся изнутри и извне него, руководствуются его «властной моделью», он работает. Активность модели как модели означает то, что её разделяют многие. «Коллегиальность, делегируемость и институциализация – явления, применительно к власти, одного порядка». Тогда как левое фундаментальное отчуждение от власти деинституциализирует, превращает властные формы в фикции для чего-то иного. Для кого-то иного – для личности, которая воплощает в себе все набравшие размах чуждости и сомнения, для личности, которая «рубит правду» и головы вместе с ней, и потому становится «фигурой доверия», доверия наоборот, живущего недоверием ко всему и недоверием всех ко всем. Российские демократы 90-х гг. не занимались ничем, кроме как за хорошую авансом внесённую плату формировали запрос на «Путина». Их американские коллеги 2000-х тоже продуктивны: не они ли выдавили из себя Трампа?