Первый поход русов на Царьград
Тридцатилетие, протекшее после нападения русов на Амастриду, осталось в истории Таврической Руси темной эпохой, о которой не сохранилось никаких сведений, кроме указания константинопольского патриарха Фотия на то, что русы в это время были заняты покорением «окружающих народов», в том числе, надо полагать, и восточнославянских племен.
Но в 860 г. русы вновь напомнили о себе*. Их очередное появление на исторической сцене было столь шумным и запоминающимся, что «Повесть временных лет» даже положило это событие в основание древней русской истории, предложив считать его началом Русской земли. Под 852 г. летописец пометил: «Наченшу Михаилу [Михаил III, 842–867 гг.] царствовати, начася прозывати Руская земля. О сем бо уведахом, яко при сем царе приходиша Русь на Царьгород, якоже пишется в летописании греческом. Темже отселе почнем и числа положим». На самом деле, как мы видели, фактическое знакомство греков с русами состоялось значительно раньше.
*Давно установлена, что летописная дата похода на Константинополь – 866 г. – является ошибочной. Никита Пафлагонянин в Житии патриарха Игнатия, сообщая о церковном соборе, имевшем место в мае 861 г., говорит, что собор был «немного спустя после нашествия». В настоящее время большинство исследователей принимает дату 860 г., хотя есть и скептики, отодвигающие данное событие на 862–865 гг. (см.: Звягин Ю. Ю. Хронология русских летописей. М., 2011. С. 56–81).
Сведения о первом нашествии русов на Царьград попали в византийские хроники (Продолжатель Амартола, Продолжатель Феофана) и некоторые западноевропейские памятники (хроника Иоанна Диакона, Брюссельский кодекс). Но важнейшие подробности нового военного столкновения между Таврической Русью и Византией содержатся в первостатейном источнике – двух посланиях константинопольского патриарха Фотия, очевидца осады.
Набег русов на византийскую столицу Фотий считал небесной карой, возмездием свыше за безнравственное поведение своих соотечественников. Из его слов следует, что какие-то проживавшие в Константинополе русы стали жертвами знаменитого греческого лукавства. «И как не терпеть нам страшных бед, – спрашивает патриарх свою паству, – когда мы убийственно рассчитывались с теми, которые должны были нам что-то малое, ничтожное?» И далее он упрекает византийцев в том, что они оказались в нравственном отношении ниже язычников: «Не миловали ближних… многие и великие из нас получили свободу по человеколюбию; а мы немногих молотильщиков* сделали своими рабами». В этом месте послания Фотий как бы мимоходом ссылается на какую-то общеизвестную несправедливость, допущенную греками по отношению к русам. Должно быть, незадолго перед нашествием в Константинополе произошла громкая история, ставшая предметом сплетен и пересудов. Как можно предполагать, несколько русов были обращены в рабов за долги, причем их задолженность была столь невелика, что даже многие византийцы признавали решение суда неправедным.
*Таков традиционный перевод не вполне ясного греческого слова, стоящего в оригинале текста Фотия. В 1956 г. М. В. Левченко предложил заменить «молотильщиков» на «другие». Но, как можно видеть, эта замена не прибавляет тексту ясности, скорее наоборот.
Но похоже, что суд подобным образом только по-своему отреагировал на общее изменение политики Византии по отношению к русам. Другое место из посланий Фотия дает понять, что Византия в одностороннем порядке расторгла союзный договор с русами, и инициатором новой «русской» политики выступил сам император Михаил. «Почему ты, – вновь вопрошает Фотий, – острое копье друзей своих презирал, как малокрепкое, а на естественное средство плевал, и вспомогательные союзы расторгал, как озорник и бесчестный человек?» В данном случае персональное обращение патриарха адресовано «греку», или, точнее, каждому из греков. Но намек вполне прозрачен, ибо, разумеется, никому не нужно пояснять, какой именно «грек» обладал правом вступать в дипломатические сношения с соседями, заключать и расторгать военные союзы. Вероятно, набег на Амастриду имел следствием заключение с Византией союзного договора, предусматривавшего найм русов на императорскую службу. Надо сказать, что патриарх Фотий был полукровкой – его матерью была хазарка. Не исключено, что благодаря именно этому обстоятельству Фотий находился в оппозиции к Михаилу, выступая за более «чуткую» политику по отношению к народам «Великой Скифии». Недаром однажды император в сердцах попрекнул его «хазарской рожей».
Итак, по авторитетному свидетельству константинопольского иерарха, ответственность за военный конфликт целиком лежала на византийской стороне. Русы явились под стены Царьграда мстителями за нанесенные им обиды, в сознании своей правоты – юридической и нравственной.
Это часть моей статьи в цикле исторических материалов Русское тысячелетие Х—ХХ.
Подписка открывает доступ к архиву. Оформив годовую подписку, вы получаете скидку 20%, есть и другие интересные предложения.
Цикл Русское тысячелетие Х—ХХ обновляется не реже двух раз в неделю, материалы выкладываются в виде подкаста и иллюстрированной текстовой расшифровки.
Подписывайтесь, читайте/слушайте, комментируйте!