Как мы жили во время войны. Про маму и Феликса.
В прошлых постах, где я рассказывала о своей жизни в Приуральном, мама и Феликс тоже были. А здесь я хочу рассказать об их жизни после моего отъезда. На маму, как я понимаю, после моего отъезда навалилась тоска. Она плохо переносила разлуку с кем-нибудь из детей. Наш дом ей стал не мил, здесь всё ей напоминало обо мне, а меня не было. Ей тоже захотелось уехать из этого опустевшего дома.
Мама всегда хотела работать в школе, она была прирождённый педагог. Могла бы, кажется, и телеграфный столб чему-нибудь научить. Когда она была в Бурлине, нашем районном центре, зашла в РОНО и спросила, не требуются ли где-нибудь в районе преподаватели химии и математики. Требовались очень. Учителей категорически не хватало, особенно учителей с высшим образованием. Когда я получила аттестат зрелости, мне сразу предложили работу в большой совхозной школе-десятилетке. И мама хотела, чтобы я приняла это предложение. Мне казалось, что мама не торопится возвращаться домой в Киев. С Киевом были связаны ужасные воспоминания о репрессиях 1937 года. А Казахстан был как раз тем местом, куда ссылали тех, кого не расстреляли и не посадили в тюрьму или лагерь. У мамы было ощущение, что в Казахстане мы в безопасности. Она готова была остаться здесь навсегда. Но я предпочла вернуться в Киев, о чём я написала в прошлом посте. Учителя, как я уже сказала, были в Бурлинском районе очень нужны, но когда узнали, что её муж репрессирован, то сказали, что члена семьи врага народа они на работу взять не могут. После моего отъезда мама зашла в среднюю школу на станции Казахстан, куда приехала по колхозным делам. Директор школы очень за неё ухватился, сказал, что пусть она сейчас же напишет заявление, и он зачисляет её на работу прямо с сегодняшнего дня. Мама рассказала ему про репрессированного мужа, но это не произвело на него никакого впечатления. «Ерунда!- сказал он. –Считайте, что вы уже у нас работаете».
Директор сам был математиком, и нагрузка у него была огромная, он не прочь был ею поделиться. О том, что было с мамой и Феликсом, когда они жили на станции Казхахстан, я знаю только по их рассказам. Но рассказов, разговоров на эту тему было очень много. Свою жизнь в Казахстане они вспоминали с большим удовольствием. После Приурального они вернулись к жизни, которой жили до войны. Это было настоящим счастьем. Мама работала с увлечением. Директор школы спросил у мамы, как ей удалось чему-то научить Демченко, у него это не получилось, хотя он занимался с Демченко дополнительно после уроков. Мама объяснила со свойственным ей юмором: «Вы учили его за зарплату, а я за молоко. Его мама давала мне поллитра молока каждый день». А Феликс там вдруг начал писать стихи. Стихи из него просто попёрли. Он писал каждый день по стихотворению, а то и по два. Учительнице литературы очень нравились его стихи. Она их аккуратно записывала, составляла сборник. Феликс сказал: «У меня больше никогда не будет такого замечательного литературного секретаря, как Мария Алексеевна». Маму это высказывание несколько смутило, она боялась, что Мария Алексеевна обидится на то, что её назвали секретарём. Но Мария Алексеевна ничуть не обиделась. Сказала Феликсу, что у него ещё будут и замечательные секретари, и известность, может быть, даже слава. И ей будет приятно, что и она к этому как-то причастна. Мария Алексеевна несколько ошиблась, страсть к писанию стихов как пришла к Феликсу, так и ушла. Это было что-то вроде возрастного явления. Феликс писал стихи всю жизнь, но это не стало главным в его жизни. Хотя писание стихов и любовь к поэзии определённое место в его жизни занимали всегда. Я любила стихи так же, как Феликс, может, это я заразила младшего брата любовью к поэзии, но сама я стихов никогда не писала, в этом между нами принципиальная разница. Незадолго до того, как Феликса не стало, Юра, который помогает мне вести мой блог и который был также действительно литературным секретарём Феликса, Феликс ему платил зарплату… Так вот, Юра принёс мне и прочёл большое стихотворение Феликса. Я попросила его прочесть мне это стихотворение ещё раз и ещё раз. Стихи мне понравились и удивили меня свежестью чувства. Это были стихи молодого человека. Феликс был прекрасным переводчиком. Я писала, что он переводил Рильке, и как-то на День влюблённых, 14-го февраля, выложила в наш блог его перевод. Один мой знакомый германист сказал, что это лучший перевод этого стихотворения, который он когда-либо встречал. Я прочла Феликсу подстрочник стихотворения, написанного на арабском языке, а подстрочник был на украинском. И Феликс тут же сказал:
«Коль стала б слабой боль, что б это было?
Коль стала б малой скорбь, что б это было?
Когда б здесь лекарь или друг стоял,
я говорил бы с ним, что б это было?»
Но я как всегда, сильно отвлеклась от темы.
Я узнала, что Германия капитулировала, что война кончилась, 9 мая в 9 часов утра, стоя на трамвайной остановке у Политехнического института. Там на столбе висел громкоговоритель, и он сообщил нам об этом. О том, как я и все люди, стоявшие на остановке, восприняли эту новость, как себя вели и что это был за день, я уже писала много раз и повторять не буду. Я сейчас просто отметила этот момент, потому что, казалось бы, тема нашей жизни во время войны на этом кончается. Но я хочу пост продолжить, рассказать о том, как мы входили в мирную жизнь. Я послала вызов маме, и в августе, а может, в конце июля мама с Феликсом приехали в Киев. Жить было негде, и нужно было искать работу. Мама с Феликсом остановилась у Алексички. Я расскажу, как эта женщина появилась в нашей жизни. Когда папу репрессировали, жильцы нашего дома стали избегать общения с нами, да мы и сами не стремились с ними общаться, не хотели их подставлять. Мы жили в большом красивом доме в конструктивистском стиле, который назывался «Дом специалистов», по-украински «Будинок фахiвцiв», возможно, он и сейчас так называется. Мой друг и сослуживец по ЦНТБ по архитектуре, Леонид Досковский, был в Киеве уже в новое время, и название «Дом специалистов» на нашем доме висело. Дом на Брест-Литовском шоссе, как я уже писала, рядом с зоопарком и прямо напротив Политехнического института. Лёня Досковский разбирается в архитектуре лучше всех, кого я когда-либо знала, и наш дом ему очень понравился. В наш дом, в соответствии с его названием, поселяли «специалистов». Это были в основном партийные работники и руководители предприятий. Жили в нашем доме и знаменитые спортсмены. Я рассказывала, что в нашем доме жил чемпион Украины по боксу, Серый. Мы, ребята, его обожали, как только он выходил из подъезда, окружали его стайкой, и он с нами возился, водил на боксёрские матчи. С тех пор я люблю бокс и считаю, что разбираюсь в нём. В нашем доме жил капитан знаменитой футбольной команды, киевского «Динамо», Лайко. Когда мой друг, однокурсник и поклонник Олег Леонидов, большой футбольный болельщик, узнал, что в детстве я была знакома с Лайко, он меня долго расспрашивал о Лайко, интересовался малейшими деталями.
Естественно, что репрессии 1937 года выкосили население нашего дома. Кроме репрессий, было много самоубийств. Те, кто кончил самоубийством, спасли свои семьи от высылки и от клейма «член семьи врага народа». Много позже я узнала, что мама помешала папе так поступить и потом об этом жалела. Он прошёл через пытки и расстрел.
Наш дом не выходил непосредственно на Брест-Литовское шоссе, на красную линию, он стоял несколько в глубине, а между ним и Брест-Литовским шоссе было два старых двухэтажных деревянных дома. В одном из них жила семья Алексич. После того, как все от нас отвернулись, мама подружилась с Алексичкой. Не помню, как её звали, мы с Феликсом называли её просто «Алексичка». Алексичку мама не боялась подставить, Алексичка была домохозяйкой и женой рабочего. Её муж работал в трамвайном депо, ремонтировал вагоны, к тому же он был беспартийным, а этого социального слоя сталинские репрессии почти не коснулись. Когда мама с Феликсом вернулись из эвакуации, Алексичка предложила им пожить у неё. Жилья не было, работы не было, всё это предстояло как-то организовать, а пока мама стала брать заказы на шитьё. Мама хорошо шила и любила шить. Могла сшить всё, от лёгкого сарафанчика и халатика до зимнего пальто. Она сшила кому-то замечательное зимнее пальто. Скроила его по лекалам, которые достала в ателье, где обшивались работники министерства иностранных дел. Мама и мне сшила такое пальто уже в Станиславе. Меня там останавливали на улице и спрашивали, где я сшила такое пальто.
В поисках работы мама пошла в Комитет по делам библиотек при Совнаркоме Украины, этот комитет теперь возглавлял Василий Кириллович, который до войны был директором библиотеки Киевского государственного университета, где работала мама. Он дал маме направление на работу в Станислав на должность директора библиотеки станиславского мединститута. А дальше вы всё знаете. Мы приехали в Станислав, и оказалось, что у библиотеки станиславского мединститута есть директор. Маме об этом сказали, но добавили, что директор есть, но поскольку маму прислали из столицы, из Комитета по делам библиотек при Совнаркоме, то они, конечно, этого директора уволят, а её возьмут. Мама сказала, что не пойдёт на «живое место», и стала искать работу. Так она стала заведующей лабораторией станиславского спирто-водочного комбината.
Для тех, кто хочет поддержать блог, вот реквизиты моего счёта в Сбербанке
ПАО СБЕРБАНК
БИК 044525225
КОРРСЧЁТ 30101810400000000225
НОМЕР СЧЁТА 42306810138310113934
ТАРЕЕВА ЭНГЕЛИНА БОРИСОВНА
А вот два других способа:
paypal.me/tareeva1925
money.yandex.ru/to/410017240429035