Личная жизнь шпиона. Глава 30
(Продолжение. Начало здесь)
Глава 30
Половину ночи Роман Греков промаялся без сна, а потом впал в полуобморочную дремоту, странную и зыбкую, когда кажется, что провалился в глубокий колодец, но сознание почему-то ловит звуки внешнего мира, шорохи, автомобильные гудки за окном и сирену скорой помощи, вплетает эти звуки в ткань беспокойного сна, где действующие лица и не люди вовсе, а какие-то упыри с опухшими рожами, собрались в комнате или подвале, чтобы сделать с Грековым что-то отвратительное, но что именно, - не совсем понятно. И от этой неизвестности становилось еще страшнее, холодела душа, а тело покрывалось потом.
Все ждали знака, удара напольных часов, стоявших в углу, или чьей-то реплики, что время вышло, пора начинать. Греков переступал с ноги на ногу, чувствуя слабость и неспособность к осмысленным действиям, к сопротивлению, он ждал вместе со всеми, поглядывал на часы и чувствовал, что время идет, срок жизни истекает, стрелки подошли к шести без двух минут. Но дальше не двигаются. Он хотел протиснуться к двери, но почему-то заранее знал, что она закрыта, выхода нет.
Кажется, он крикнул и, проснувшись, увидел утренний свет и перевел дух. Вспоминая подробности сна, принял душ. Он залез в махровый халат, вышел на кухню и сделал чашку крепкого кофе. План будущих действий, их очередность, выстроилась в голове без усилий, будто бы он ночью об этом думал.
Около девяти он позвонил на кафедру, но никого там не застал, тогда набрал номер старшего преподавателя, милейшего старичка Ильи Михайловича Шкловского, попросил передать начальству, что он сегодня и завтра вряд ли появится. Накануне вечером якобы была температура, он сходит к врачу, но бюллетень, пожалуй, брать не станет, договорится, чтобы его подменил доцент Юра Давыдов, тоже милейший человек, филателист и заядлый театрал. Сегодня и завтра в расписании всего два семинара, да и те по старому материалу, новых тем пока нет, Давыдов справится.
- Привет супруге передавайте, - сказал он Шкловскому. - Пусть не болеет.
- Спасибо, вы очень любезны. А она часто вас вспоминает. Говорит, что Роман Сергеевич Греков ‒ лучший мужчина в Москве. С манерами и самый красивый.
Греков поблагодарил супругу Шкловского, съел пару бутербродов, позвонил Давыдову и пообещал ему билет в Вахтанговский театр на «Принцессу Турандот». Затем сделал еще одну чашку кофе, но всю не выпил. Сидя на кухне, думал о том, что ценные вещи из этой квартиры просто так не вывезешь, если гэбэшники наблюдают за ним, то этой никчемной суетой, спасением от обыска и конфискации нескольких антикварных вещиц, он сделает себе хуже. Если же наблюдения нет, то и суетиться нечего.
Вчера во время допроса он понервничал, отсюда ночные кошмары и пустые страхи. Что с того, что гэбэшники поболтали с ним, сняли показания. Они проводят первичные следственные мероприятия, уголовное дело по факту гибели Татьяны Разиной, видимо, не заведено, а если и заведут, придется повозиться, чтобы припереть к стенке Грекова.
Но если комитетчики возьмутся всерьез… Значит, надо продумать плохой сценарий. Ума хватило не хранить дома крупных сумм, часть денег он держал в квартире двоюродной сестры, одинокой вдовы, проживавшей в Калуге.
Другая часть денег и две сберегательные книжки на предъявителя спрятаны в Одинцово, на даче женщины-инвалида Ольги Николаевны, дальней родственницы, над которой Греков оформил опекунство. Бывал он у нее изредка, наездами, чтобы проверить, все ли на месте. Ольга, конечно, умная и симпатичная женщина, но о тайнике ей лучше не знать, чтобы не волноваться лишний раз, иначе сон нарушится.
Значит, остались деньги, что хранятся у Жанны. Эта женщина еще не переехала в Москву из Питера, у нее тут будет приличная работа с командировками за границу по линии Внешторга. На счастье, год назад Жанна успела прописаться в квартире своей матери на Пятницкой улице, буквально за месяц до ее скоропостижной кончины. А в прошлом месяце состоялся развод с мужем-психопатом. На питерский кооператив Жанны есть покупатель, но документы пока не оформлены.
С этой женщиной он крутил вялотекущий роман, но не спешил сблизиться, пока не утрясутся бытовые дела и, наконец, появится какая-то определенность. Жанна уже согласилась отдать возлюбленному выручку с продажи кооператива, мебели и еще кое-чего, а Греков обещал пустить наличность в выгодное дело и приумножить сбережения. Правда, он не сказал, что бизнес может лопнуть, а капитал исчезнуть, в денежных делах всегда есть риск. Но зачем огорчать даму, - не все сразу. Сейчас Жанна в Питере и не может оттуда уехать, пока не закончит с оформлением сделки, а он обещал раз в неделю заходить в квартиру покойной маман, чтобы полить цветы.
Жанна – это самое слабое звено. Скоро комитетчики выяснят, с кем он поддерживает близкие отношения. Это не трудно. В Питере допросят Жанну, в Москве перетряхнут ее квартиру на Пятницкой. И денег там относительно немного, черт с ними, с деньгами, но если их найдут, то положение Грекова осложнится. Конечно, он заявит, что деньги не его. Но кто поверит…
* * *
Он натянул синюю импортную куртку на искусственном меху, которая после роскошного кожаного плаща показалась жалкой нищенской одежкой, спустился вниз и через пару минут уже залез в такси. Пока ехали до Добрынинского универмага, не заметил сзади подозрительных автомобилей. Большой магазин, вечно полный людьми, с толчеей и длинными очередями ‒ хорошее место, чтобы оторваться от слежки, если таковая имеется. Он потратил некоторое время, блуждая от прилавка к прилавку, пробил в кассе чек и в парфюмерном отделе взял два одеколона «Чародей» по рубль десять в плоских флаконах.
После этого ускорил движение и попал на улицу через другой вход, прошел проходными дворами к Пятницкой, окончательно убедившись, что он один. Квартира находилась в большом доме послевоенной постройки. Греков поднялся на пятый этаж, открыл дверь.
Полумрак, пахло застоявшимся табачным дымом и пылью. Во всех трех комнатах окна занавешены тяжелыми шторами. Он вошел в меньшую комнату, зажег свет и стал копаться в секретере, туда он положил отвертку, но долго не мог найти ее среди бумаг. Из кладовой вытащил стремянку, отнес на кухню и взобрался на верхнюю ступеньку. Здесь, под потолком, при перестройке дома устроили вентиляционный короб, соединявший несколько квартир. Греков открутил винты, снял решетку, протянул руку и вытащил пыльный продолговатый сверток. Тут зазвонил телефон. Греков вздрогнул, выронил деньги и отвертку.
Минуту неподвижно стоял на стремянке, слушая, как надрывается телефон. Он спустился за отверткой, поставил решетку на место и тщательно вымыл руки и лицо. Упаковочная бумага при ударе разорвалась, на свет божий вылезли пачки банкнот, в основном фиолетовые четвертные. Он нашел новую бумагу, упаковал деньги, заклеив пакет пластырем на матерчатой основе. Положил в спортивную сумку, взял из ванны полотенце и бросил сверху. Можно и знакомых на улице встретить, если спросят, - он едет в Сандуны, туда у него годичный абонемент.
Снова очутившись на воздухе, он вдохнул сладкий запах весны и неторопливо прогулялся дворами на параллельную улицу, встал на край тротуара и помахал рукой, останавливая машину. Оказавшись у здания нового цирка, издали заметил на общей стоянке свои «жигули» и обрадовался машине так, будто встретил после долгой разлуки любимую женщину.
* * *
Греков поехал к тестю в поселок Красково. Быстро добрался до места, остановился у забора, нажал кнопку электрического звонка, укрепленного на столбе. Калитку открыл немолодой дядька в засаленной кепке и нищенских лохмотьях: резиновых ботах с латками, поношенном ватнике, прожженном на груди, и застиранных худых портках. Тесть так растрогался, что глаза увлажнились. Он помял в своих мозолистых лапах ладонь Грекова и повел его в дом.
- Ты что ж без звонка? Я бы приготовил чего…
- Я по-родственному, без церемоний.
Иван Семенович Носов вышел на пенсию, пустил в московскую квартиру азербайджанцев, торговавших на Центральном рынке, и переехал в загородный дом, большой, с приличной мебелью и городскими удобствами. Тут был даже телефон, потому что тесть выправил документы, будто он участник войны, имеет награды и даже инвалидность, хотя пороха не нюхал, а в военные годы сбежал из Москвы в Самарканд, устроился где-то на железной дороге, только под самый конец, ближе к победе, собрался в армию.
На участке росли вишневые деревья, только вишня, и ничего больше, почти как у Чехова. Летом все выглядит симпатично, но совсем скоро сценарий изменится, вишневый сад вырубят, землю и дом продадут. Греков шел по тропинке и думал: слава богу, недавно тесть закопал старую овчарку, невзлюбившую его, теперь можно приезжать в новых брюках.
Греков вытащил из карманов пару плоских флаконов одеколона «Чародей», - он от комаров помогает, - и коробочку с зажигалкой «уотермен», подарочный вариант. Носов повертел коробочку в руках, вспоминая, нет ли такой штуки в его огромной коллекции, улыбнулся, показывая золотые зубы. Зимой он долго томился один, теперь зять приехал, ему можно выложить небогатые здешние новости и поговорить о международном положении, узнать, когда война начнется.
Носов ушел к себе, вылез из телогрейки, сменил дырявую рубашку на новую. Заварил хорошего чая, открыл пачку овсяного печенья, насыпал в стеклянную вазочку карамель «снежок» и шоколадные конфеты. Сели на застекленной веранде, было тепло и солнечно, пахло весной. Тесть гордился, что зять в рот не берет ни водки, ни вина, поэтому своей вишневой наливки не предлагал.
(продолжение следует)