Версия Кузминова — экс-министр дал пресс-конференцию из-за решётки

Обвиняемый по двум статьям Михаил Кузьминов вечером 12 февраля бодро шёл под конвоем по коридору Ингодинского районного суда. «Это надуманная версия, ребята!» — прокричал экс-министр в ответ на вопрос, согласен ли он с обвинениями. Уже в зале суда Кузьминов сам пригласил журналистов к решетчатой кабине для подсудимых, чтобы дать первую пресс-конференцию в новом амплуа. – Во-первых, — начал уволившийся с поста главы краевого минсельхоза днём 10 февраля и задержанный через несколько часов Михаил Кузьминов, — меня обвиняют в том, что, используя своё служебное положение, я управлял правлением фонда поддержки агропромышелнного комплекса (АПК), вынуждая тех сельхозпроизводителей, которые имеют задолженность перед фондом, возвращать её своевременно, чтобы так обеспечить поддержку АПК. Моя полная уверенность: фонд предназначен для поддержки не узкого круга агропроизводителей, а должен иметь более расширенный диапазон своей деятельности. Для этого, я считал, фонд и должен трудиться. Когда этот узкий круг об этом узнал, то увидел опасность для себя. Решили расправиться с таким [неудобным] министром. Екатерина Гаврилова, «ЗабТВ-24»: Что произошло с теми производителями, которые пострадали на 10,5 миллиона рублей? – Ничего с ними произошло. По версии следствия, 48 миллионов (из 346 миллионов рублей — ред.) получили эти семь предприятий. Из этих денег отдали 10 миллионов своей задолженности. Не чужой. Это около 21% от суммы. Вернули долг и недополучили 21% - это большой урон предприятию или нет? Что-то могло случиться? Навряд ли. С ними ничего и не случилось. Тем более, это был период между посевной и уборочной [кампаниями] — время, которое в аграрном секторе считается мёртвым. Пока идёт взращивание, никаких телодвижений особо не делается. На этот период было рекомендовано заёмщикам фонда, по возможности, погасить задолженность, чтобы не платить проценты, чтобы нагрузку на себя не навлекать. Это логично? Наверное, да. Как до меня доходила информация, им было гарантировано, что в случае возникновения проблем перед уборочной, они могли обратиться в фонд и получить необходимую сумму. В чём проблема? Объясните, я не понимаю. Гаврилова: Кто тогда виноват? – В чём? У меня взрыв мозга. Я не понимаю, в чём кто виноват. В том, что поддерживаем сельхозпроизводителей? Что министерство думает о них, переживает, подсказывает, рекомендует — за это надо садить?! Гаврилова: Но что-то было неправильно? – Что было неправильно? Скажите мне! Валентин Булавко, «Чита.Ру»: Вы говорите, что есть некий узкий круг сельхозпроизводителей, которым выгодно ваше увольнение и задержание. Можете назвать их? – Думаю, в процессе следственных мероприятий разберёмся. Булавко: Но вы уверены, что такие есть? – Конечно, на сто процентов. Я вам озвучу цифры, а вы призадумайтесь. По засухе 2016 года край получил 346 миллионов, после засухи 2017-го получили чуть меньше 140 миллионов. За счёт того, что объёмы посевных площадей были значительно сокращены при предъявлении их на субсидии. То есть, приписки в полный рост. Разница - 210 миллионов, которые шли в стандарте на засуху и ежегодно приписывались. Пришёл Кузьминов со своей командой, увидел безобразие, поставил всему заслон и крест — и вот я здесь [за решёткой], а вы там. Гаврилова: Что ожидаете от сегодняшнего заседания? – Правосудия, надеюсь. Посмотрим, какое оно. Наталья Собенникова, «Альтес»: Вы обосновали свой уход болезнью. Какое у вас заболевание? – Прежде всего у меня ишемическая болезнь сердца. При таком наплыве неясности я счёл правильным, во всяком случае для себя, оставить пост. Тем более, если на министра идёт наплыв — это одно, на безработного — другое. Я предпочёл быть безработным. Гаврилова: Была информация о том, что вы собирались покинуть город. Это правда? – Для чего? Гаврилова: Уехать из Читы… – Да, естественно, если работы нет. Гаврилова: Куда? – Не знал ещё. Куда бы карты легли. Вы в каком смысле ставите вопрос: бежать или просто переехать? Гаврилова: Покинуть Читу именно в день задержания… – До Петровского Завода, там, где я прописан, там, где квартира. Маленько перевести дух и вернуться. Потому что обстановка не была до конца ясна. Булавко: Валерий Нагель находился в вашей квартире при обыске и задержании. Что он там делал? Всё-таки это один из больших предпринимателей в сельском хозяйстве Забайкальского края. – И что? Я не имею права? Можно оставить без комментариев это всё? Зачем я буду вам какие-то секреты жизни раздавать? Да не секреты даже, секретов нету. Пришёл да пришёл. Я не имею права как министр поддерживать отношения с сельхозпроизводителям. Так у меня их много. Я многих уважаю. Надеюсь, меня тоже. Причём Нагель? Булавко: Он был у вас день вашего увольнения и задержания. Интересно, почему? – Вы хотите сказать, что он привёл их с собой? А-а-а! Я даже об этом не подумал. Булавко: Ничего не утверждаю, но хочу узнать у вас. – Абсурдные вопросы, ребята! Собенникова: Вы долго думали об увольнении? – Молниеносно [решил]. Вся эта неприятная ситуация… Вы же понимаете, что шило в мешке не утаишь. Принял решение не подводить никого: ни губернатора, ни правительство. Обвинения надуманные. Если вы меня правильно услышали, если я до вас довёл своими цифрами какие-то убедительные моменты, надеюсь, вы тоже понимаете. Ещё раз повторюсь, у меня взрыв мозга. Я не понимаю, в чём меня обвиняют. Десятью минутами позже судья Евгений Ри закрыл заседание для прессы. Об этом ходатайствовал следователь — в процессе могли быть разглашены сведения, огласка которых может навредить ходу расследования. Ходатайство поддержал представитель прокуратуры и поначалу адвокат обвиняемого. «А я против, — возразил Михаил Кузьминов. - Пусть остаются. Не понимаю, что такое сегодня могут сказать, чтобы это было тайной». «Правильно ли понимаю, что защита всё-таки против?», — переспросил адвоката судья. «Конечно, конечно», — исправился защитник. Закрытое заседание продлилось больше получаса, ещё около двадцати минут судья обдумывал решение. Итог: отказать защите в домашнем аресте, полностью поддержать обвинение и до 9 апреля заключить экс-министра под стражу. Следствие убедило судью, что обвиняемый Кузьминов может использовать свой властный авторитет для давления свидетелей и «других участников процесса, включая задержавших его лиц».