«Мы ее так полюбили!» Вышла книга воспоминаний о Мариэтте Чудаковой

Дочери знаменитого филолога и общественного деятеля удалось все за два месяца после смерти матери собрать, составить и опубликовать книгу воспоминаний о ней друзей, коллег и поклонников таланта Мариэтты Чудаковой

Анна Берсенева Сборник «Мариэтта» (М.: Умка-Пресс / Пробел-2000. 2022. Составители Маша Чудакова и Анна Герасимова (Умка) вышел через два месяца после смерти Мариэтты Омаровны Чудаковой (2.01.1937 - 21.11.2021). В воспоминаниях, мгновенно написанных многими выдающимися современниками, виден масштаб личности этого филолога, писателя, просветителя, общественного деятеля. Писатель и филолог Олег Лекманов заметил, что Мариэтта была похожа на русскую императрицу, «иногда взбалмошную, даже гневливую, но зато, как немногие, ощущавшую, что Россия — это ее страна, о которой она должна заботиться, которую нужно любить и не давать на откуп всяким сволочам и дуракам». И едва ли не каждый мемуарист отмечает именно эту ее черту - очень уж она была заметна. «Она даже в метро спокойно ехать не могла — к ней все время подходили и спрашивали: как жить дальше? Золотой ум, светлая голова. Иногда это совмещается. А уж сколько она сделала для страны, причем тихо, не выпячивая себя. Многие ли знают, что она по деревенским библиотекам развозила книги, беседовала там с детьми? Она восхищалась этими ребятами. Она так верила в Россию, в ее народ, так верила в какую-то его необоримую нравственность. Попробуй возрази — тут была целая буря: «А вот увидите!» - пишет о ней музыкальный критик и писатель Наталья Зимянина. Политолог Кирилл Рогов вспоминает, как в одной из поездок, стоя у тёмного окна поезда, где-то в глубине России, Мариэтта Омаровна сказала: «Я на любой станции здесь сойду и не оглянусь, моя страна». Это ощущение было в ней очень глубоко, о нем Чудакова говорила и в интервью, которое взяла у нее литературовед Елена Калашникова: «Хотя я урожденная москвичка, всегда физически ощущала своего читателя и слушателя вплоть до Тихого океана, хотя во Владивосток попала только в 2006-м — и проехала на машине до Москвы. У нас такая большая страна, что даже один процент населения — это около полутора миллионов. И меня вполне устраивает, если этот процент меня слышит, читает и что-то интересное от меня узнаёт». Этот «один процент» составляли самые неожиданные люди. Писатель и журналист Михаил Шевелев вспоминает характерный эпизод: «Зимой 2015-го в Химках дальнобойщики выступали против системы «Платон». Подогнали с десяток фур на площадку перед «Ашаном» и встали в знак протеста. Им была нужна солярка. Налил две канистры, привез. В благодарность мне предложили чаю на импровизированной кухне, которая располагалась в кузове фуры. Только тихо, пожалуйста, — попросили, — там сейчас лекция. В кузове обнаружилась Мариэтта Омаровна Чудакова, которая рассказывала водилам о реформах Александра Второго. Ни до, ни после не видел, чтобы кого-то слушали с таким вниманием». Всем этим истовым, требовавшим огромного количества сил и времени просветительством в стране, особой тяги к просвещению в 10-е годы XXI века уже не демонстрировавшей, занимался человек высокого научного дара и уровня. Благодаря таким ученым, как Мариэтта Омаровна, филология оставалась тем, чем назвал ее Мандельштам - «вся кровь». Присущий Чудаковой «напор, всепобеждающий вектор как основа личности» (Анна Герасимова) соединялся со скрупулезностью текстолога, восстановившего по обрывкам - буквально! - первый вариант романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». С Булгаковым связана огромная часть научной и творческой жизни Чудаковой: она автор его биографии «Жизнеописание Михаила Булгакова» и множества работ и статей о нем. А еще - о Михаиле Зощенко, о Юрии Олеше и о целой плеяде русских писателей 20-30-х годов. Она любила работать с писательскими архивами и находила в них настоящие драгоценности. Иногда мрачные… «Однажды в дневниках Фурманова молодая исследовательница нашла кровожадную запись. Будущий советский писатель рассуждал о том, как «страшно и весело» играть с чужой жизнью; и как они приговорили к расстрелу одного солдата и это обстоятельство как-то по-особенному волнует кровь Фурманова. «Умру, но опубликую это. Пусть все знают», — решила Мариэтта Омаровна и добилась своего», - пишет об одной из таких находок писатель и журналист Евгения Коробкова. Общественное, научное, литературное соединялось в Мариэтте Чудаковой самым естественным образом. Председатель Всероссийского Булгаковского фонда - и член Президентского совета при Борисе Ельцине. Ответственный секретарь Тыняновских сборников - и член Комиссии по вопросам помилования при президенте РФ (тоже в ельцинские времена). Именно естественность для нее такого сочетания отмечает в воспоминаниях литературовед и критик Евгений Сидоров: «Чудакова, на мой взгляд, была одной из немногих героинь нашего смутного негуманитарного времени. Она обладала редким даром общественного служения. Вот уж для кого история и литература были словом и делом». А когда читаешь одно детское воспоминание ее дочери, переводчика Маши Чудаковой, то становится понятно, что отношение к литературе, филологии, политике произрастало у Мариэтты Омаровны из отношения к жизни в целом: «Маленькая такая игрушка: кажется, овечка… Может быть, я в нее играла на уроке. И одна девочка в классе настучала на меня учительнице, и была какая-то грустная история, чуть ли не в окно учительница ее выбросила. И мама сказала: «Ты с этой девочкой больше не дружи, она предательница». — «А она сказала, что это для моей же пользы». — «Это еще ужаснее, они все так говорят». (И никаких вот этих: «Она же маленькая…» — ничего не маленькая, она уже сформировалась. Потом: нет понятия «маленький» и «большой», если подлец, то сразу». В книге приводится еще одно важное воспоминание дочери: «Мама говорила: «Жизнь — это великий дар. И к ней надо так относиться. Ее надо любить, какая бы она ни была». И соединяется с ним воспоминание поэта и литературоведа Анны Герасимовой (она же рок-музыкант Умка), которая была аспиранткой Чудаковой: «Мариэтта Омаровна очень не хотела в больницу. Увезти смогли только потому, что она уже обессилела. И вот там, в «Коммунарке», пока не началось все вот это — кислород, искусственная кома — у нее была медсестра с небывалым именем Небия. И эта почти небесная уже сестра говорила Маше: «Мы ее так все полюбили, она нам столько интересного рассказывает, какая у нее речь!..» Ладно дальнобойщики бастующие — ты попробуй в палате смертников сохрани лицо». Прекрасное, незабываемое лицо Мариэтты Чудаковой сохраняет этот сборник воспоминаний.