Об отношении академика Андрея Сахарова к своей судьбе

Сегодня исполнилось 96 лет со дня рождения Елены Георгиевны Боннэр. В 2006 году в издательстве "Время" вышло подготовленное ею восьмитомное собрание сочинений академика Андрея Сахарова (есть в свободном доступе в сети). Стал его просматривать и обратил внимание на то, как Елена Георгиевна описывает свои первые приближения к фигуре Сахарова. Вот одно из них: "В мае 1970 года я привезла из Ленинграда письмо Револьта Пименова, адресованное Андрею Дмитриевичу Сахарову. Идти к академику мне почему-то не захотелось, хотя робостью перед кем бы то ни было никогда не страдала. В обеденный перерыв я встретилась у метро «Динамо» с Юрой Шихановичем и попросила его передать письмо адресату. Он тоже не захотел к нему идти. Мы немного попрепирались, и он согласился положить письмо в почтовый ящик академика. Спустя год или два Сахаров, узнав, как письмо это к нему попало, сказал мне, что от судьбы нельзя отвертеться и что я просто украла у него (у нас) несколько месяцев знакомства. Очень любил он слово «судьба»".



Вообще в воспоминаниях Боннэр не раз говорится о восприятии Сахаровым своей "судьбы". Например, она пишет: "В мае [1972 года] мы без всякого дела поехали в Калугу. Я решила, что на день рождения Андрея надо уехать. Праздновать без его детей было бы как-то неуютно, но и с ними тоже — очень уж острыми были тогда отношения. А Калугу придумал Андрей. Он очень трепетно относился к местам, где мы бывали вместе, к определенным датам. Всегда прозревал в них некую судьбоносность. И хотя утверждал, что впервые увидел меня у Валерия Чалидзе, местом встречи считал Калугу".

И еще: "У Андрея вообще была склонность какие-то прошлые, глубоко внутренние соприкосновения относить к категории судьбоносных. Знаком судьбы был портрет Бетховена, который он увидел над маминой постелью, впервые придя к нам в дом. Такой же висел в комнате его бабушки. А к моей маме перешел от моей бабушки. И то, что я впервые в жизни в 10 или 11 лет была на концерте в консерватории, когда играл Лев Оборин мазурки и полонезы Шопена, а его папа играл те же мазурки и полонезы и очень ценил Оборина как пианиста. Или что из всех его «Размышлений» запал мне в душу только эпиграф, как знак человека, в чем-то близкого. И каждый раз, когда всплывало такое пересечение, он говорил, что это знак судьбы. Это было для него как заклинание Маугли: «Мы одной крови — ты и я...»".

В мемуарах же самого Сахарова слово "судьба" упоминается бесчисленное количество раз. Но самым пронзительным, наверное, является его разговор в больнице с отцом, незадолго до смерти последнего: "Говоря обо мне, папа с грустью сказал:
— Когда ты учился в университете, ты как-то сказал, что раскрывать тайны природы — это то, что может принести тебе радость. Мы не выбираем себе судьбу. Но мне грустно, что твоя судьба оказалась другой. Мне кажется, ты мог бы быть счастливей.
Я не помню, что я ему ответил. Кажется, как-то присоединился к его мысли, что мы не выбираем себе судьбу. Что я еще мог ему сказать в тот ноябрьский день 1961 года?.. Повороты судьбы, которые могли бы его глубоко обрадовать — или напугать, — были еще впереди..."

При этом ни Боннэр, ни Сахаров мистиками не были. Тем более интересно ощущение ими своего личного призвания или миссии, ради которой можно было пожертвовать и карьерой, и мещанским комфортом и даже жизнью.

Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky