«ТАТАРСКИЙ ВОПРОС» и партизаны КРЫМА в 1941—1942 гг. (ч.2)
Ситуация с продовольственными базами уже в январе 1942 г. оценивалась партизанским командованием как катастрофическая. В результате декабрьских боёв в лесах Госзаповедника, где дислоцировались отряды 3-го и 4-го районов и Центральный штаб, было уничтожено, согласно «Докладной записке» Мокроусова, 60—80% всех баз.[42] (Следует добавить также потерю в декабрьских боях большей части денежных средств отрядов, что сделало невозможным компенсировать деньгами продовольствие, которое партизаны должны были добывать у населения). В другом донесении Мокроусов сообщает, что к январю 1942 г. все отряды 3-го и 4-го районов, кроме Евпаторийского и Ак-Мечетского, баз не имели[43]. Не многим лучше было положение и в других районах: 5-й район лишился своих баз уже в ноябре 1941 г. (согласно сообщению бывшего начштаба И.К. Сметанина, эти базы выдал предатель Ибрагимов, который как раз и занимался их закладкой[44]), здесь положение было самым тяжелым; отряды 1-го района потеряли свои базы в феврале, будучи вытесненными из зоны своих действий во 2-й район.
Дислокация крымско-татарских рот добровольцев в подчинении СД (службы безопасности СС)
Относительно более благоприятная ситуация с базами сложилась в отрядах 2-го района отчасти благодаря тому, что закладкой там занимался опытный человек И.Г. Генов, но главным образом, по-видимому, потому, что население окрестных деревень этого района было неоднородным в национальном отношении и вследствие этого не подвержено в такой степени немецкой агитации, как в деревнях, окружавших отряды 3-го, 4-го и 5-го районов. В январе 1942 г. отряды 2-го района заняли ряд населённых пунктов и до апреля обеспечивали себя продуктами. Однако и отрядов здесь было больше всего, к тому же второй район должен был делиться своими продуктами с голодающими; сюда же вскоре передислоцировался и штаб во главе с Мокроусовым, так что к апрелю 1942 г. забазированных продуктов практически не осталось и здесь.
Это привело к возникновению и распространению в большинстве отрядов голода, который стал настоящим кошмаром для партизан. Вначале люди пробавлялись охотой на диких животных, но они были очень быстро выбиты, тогда в ход пошли корешки, древесная кора, мох, шкуры и останки ранее павшего скота, которые выкапывали из-под снега; бойцы варили и ели кожаные постолы, ремни и т.д.; хлеб в виде сухарей — основной и элементарный продукт питания — стал настоящей роскошью, часто партизаны не видели его неделями, то же можно сказать и о соли. Начались случаи смерти на почве истощения, которые к весне 1942 г. приобрели массовый характер.
Сегодня можно только приблизительно оценить размеры этой трагедии, данные разных отчётов существенно разнятся, но одинаково поражают. Согласно отчету о боевых действиях партизан Крыма, за 11 месяцев 1942 г. (до декабря, т.е. без двух месяцев 1941 г.) потери партизан их командованием оценивались в следующих цифрах: убитыми — 398 человек, пропавшими без вести — 473, умершими от голода — 473 человека[45], т.е. умерло больше, чем было убито в боях.
Сходная картина вырисовывается и из отчёта И. Вергасова, согласно которому к июлю в отрядах 4-го и 5-го районов умерло более 150 человек[46] — это также больше, чем отряды этих районов потеряли убитыми в боях, таковых было 120 человек. По другим данным, только зимой 1942 г. в отрядах 3-го, 4-го, 5-го районов умерло от голода до 400 чел[47]. Эта цифра, судя по всему, ближе к истине. В некоторые дни этого кошмарного времени смертность в отрядах 3-го района, например, достигала 30 — 40 человек в день.
Это заставило командира партизанских отрядов Крыма полковника М.Т. Лобова (он сменил Мокроусова в июле 1942 г.) написать в отчете о результатах боевых действий, что «в 3-м районе дошло до катастрофы. Там голодной смертью умерло 362 человека, и в 11-ти случаях были факты людоедства»[48]. Следует заметить, что донесение Лобова — единственный источник, который называет такое количество фактов людоедства (под людоедством здесь нужно понимать использование в пищу частей трупов убитых в боях или умерших людей, т.е. трупоедство), в других документах фигурирует только один эпизод, но он сам по себе достаточно красноречиво иллюстрирует ужасающую картину голода в партизанских отрядах. О нём весьма подробно рассказал автору этих строк боец-разведчик 3-го симферопольского отряда, впоследствии комиссар 6-го отряда А.А. Сермуль в 2004 г.:
«В 42-м году, зимой, немцы с добровольцами крепко зажали отряд (нашей группы там в это время не было, мы находились при Северском в штабе района) в т.н. «Мокром лагере». Был тяжелейший бой, в результате которого было убито 10—12 человек, отряд окружили, и он пробивался с боем. Немцы захватили лагерь, в том числе санитарный шалаш (мы жили тогда не в землянках, а строили шалаши), убили раненых, шалаши подожгли и трупы туда побросали. Во время боя от отряда отбилась группа — 4 человека, фамилии двоих я помню, потому что их лично знал, один из них — старший политрук по званию, до войны был комиссаром подводной лодки, а второй боец из нашей разведгруппы. Они трое суток блукали по лесу, искали своих, пришли на это погорелое место и от запаха горелого мяса из-за голода просто обезумели. Стали ножами резать эти трупы обгоревшие и есть. Может быть, об этом бы никто не узнал, но они еще с собой в отряд части этих трупов притащили. Ну, когда об этом стало известно, Макаров с Чукиным и Шагибовым — начальником разведки — приняли решение расстрелять их. Больше таких случаев, насколько мне известно, не было, хотя от голода умирало очень много людей[49]».
В апреле 1942 г. накануне предполагавшегося наступления Крымского фронта с Керченского полуострова фронтовое командование наконец смогло поддержать партизан заброской продуктов по воздуху. Смертность удалось приостановить, хотя голод не прекратился, но после разгрома Крымского фронта в мае и особенно после падения Севастополя и переноса боевых действий на Северный Кавказ, когда существовавшие на Кубани аэродромы были эвакуированы еще дальше на восток, голод в партизанских отрядах разразился вновь.
Уже в августе 1942 г. снова началась смертность на почве истощения, унёсшая десятки жизней. С этих пор практически до осени 1943 г. голод был постоянным спутником партизанского бытия. Конечно, вызывался он во многом отсутствием постоянного снабжения с Большой земли, но в сознании партизан был накрепко связан с разгромом продовольственных баз в конце 1941 — начале 1942 гг. Так, начальник медслужбы Крымского штаба партизанского движения подполковник П. Михайленко в своём отчёте об итогах работы медицинской службы в партизанских отрядах прямо заявляла: «В условиях крымской партизанской борьбы не было бы смертей от голода, если бы не измена крымских татар (разграбление продовольственных баз и т. д.)».
4
Вместе с дезертирством и разграблением продовольственных баз партизанам пришлось столкнуться и с фактами прямого сотрудничества представителей местного татарского населения с оккупантами. Проводник-татарин, идущий во главе немецкого или румынского подразделения к расположению отрядов, — вот картинка, без которой не обходятся ни одни партизанские воспоминания о первых днях борьбы в Крыму.
«Они, — говорит о крымских татарах один из немецких документов, — оказали неоценимую помощь как разведчики, проводники и знатоки страны»[50]. Справедливости ради нужно отметить, что проводниками служили не только татары, среди них попадаются и славянские фамилии (Налимский, Лазарев, Коневец). И всё же татар было больше — во главе немецких отрядов партизаны видели главным образом татар.
«В нападении на партизанские отряды, — докладывал замначальника особого отдела Центрального штаба Попов, — большую роль всегда играют местные татары, которые, хорошо зная лес, дороги и тропы, являются проводниками и всегда приводят с той стороны, откуда их меньше всего ожидали»[51].
Проводники сыграли ключевую роль в разгроме немцами подразделений 48-й кавалерийской дивизии, которая прикрывала отход от Перекопа основных частей 51-й и Приморской армий. Последний бой разрозненные остатки дивизии дали в окрестностях Алушты 6 ноября 1941 г.
«Целый день 6 ноября, — сообщал в своём рапорте военком дивизии, — мы дрались и скакали от рубежа к рубежу. Последний рубеж в районе дер. Куру-Узень мы удерживали до 16.00. К этому времени татары-предатели из дер. Казанлы вывели к нам в тыл автоматчиков и создалось такое положение, при котором 68-й кавполк, прикрывавший дорогу Ускут-Карасубазар, оказался совершенно от нас отрезанным. Остальные части — 62-й, 71-й и 147-й к.п. и др. оказались в тактическом окружении. Единственный выход вёл в лес через ущелье по реке Суват на г. Демерджи»[52].
Обращает на себя внимание то, что современники почти всегда говорят, будто помощь, которую получали оккупанты, предлагалась добровольно. Так, Э. Юсуфов в своем донесении сообщал:
«При первых появлениях румын, главным образом в лесу для нападения на партизан, обеспечены были добровольные проводники. Со стороны дер. Суук-Су Тат Мустафа, дер. Ворон Караев Умер, дер. Ай-Серез Рамазан Садла, Судака Коневец Иван быв. председатель Ленинского сельсовета. Из дер. Кутлак долгое время работали два разведчика, которые появлялись в лесу якобы в поисках лошадей. При втором нападении на Судакский отряд 28 декабря 1941 г. один только Ай-Серес и Ворон обеспечили немцев 17-ю проводниками»[53].
Здесь примечательно то, что Юсуфов отмечает еще одну форму сотрудничества с оккупантами — это разведка дислокации партизанских отрядов, которую осуществляли местные жители по заданию оккупантов под видом пастухов, собирателей ягод, заготовителей леса и т. д. Это заставляло партизан подозревать в каждом крымском татарине, появившемся в лесу, вражеского агента. Информирование о партизанских отрядах было поставлено настолько широко, что уже менее чем через месяц после занятия Крыма немецкий штаб по борьбе с партизанами был прекрасно осведомлён о местонахождении центрального штаба Мокроусова и его составе.
Еще одним проявлением враждебности, что позволяют выявить архивные документы, были, как это ни прискорбно, нападения на советских военнослужащих, отставших от своих частей в ходе отступления, на разведчиков и десантников, забрасывавшихся в Крым в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции.
Бывший боец 3-го симферопольского, впоследствии командир 6-го отряда Н.И. Дементьев рассказывал автору этих строк о том, что во время отступления к Севастополю группа морских пехотинцев, в которую он входил, получала продовольствие и сведения об обстановке у местных жителей — крымских татар, в то же время он приводит факт убийства двух краснофлотцев в одной из предгорных крымскотатарских деревень, когда зашедшие отдохнуть моряки были убиты во сне, а их головы с надетыми бескозырками были преподнесены на подносе командиру вошедшей в село немецкой воинской части[54].
Если в ноябре 1941 г. такие случаи были сравнительно редки, то в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции они становятся широко распространенным явлением. Известно о гибели нескольких разведгрупп, пришедших в сёла и убитых местными коллаборационистами. В некоторых случаях их просто сжигали в домах, где они останавливались для отдыха. Об этом сообщал, в частности, Э. Юсуфов:
«В Шелене жгли парашютистов, в Вороне жгли в январе 12 красноармейцев из морского десанта, когда жгли этих красноармейцев, участвовали люди из дер. Ворон, Шелен, Капсихор, Ай-Серез. Население этих деревень при встрече с десантниками и партизанами в лесу сразу заявляло, чтобы те сдавались в плен. Высадку десанта в Новый Свет заметили кутлакские люди, которые заявили об этом в немецкий штаб и в уничтожении этого десанта принимали самое активное участие. Были случаи, когда пойманных красноармейцев раздевали догола, а в Таракташе один татарин убил краснофлотца и одежду взял себе…»[55].
Сохранилось донесение о том, как происходила акция по уничтожению разведгруппы сержанта Юргенсона в дер. Ворон:
«9 января 1942 г. в районе г. Старый Крым отдельным парашютным батальоном Крымского фронта была выброшена спецгруппа парашютистов под командой сержанта К.П. Юргенсона. Грузовые парашюты унесло за г. Агармыш и группа осталась без радиостанции, продовольствия и боеприпасов. 10 суток 12 парашютистов пытались найти партизан или перейти линию фронта, но выполнить это не удалось. «НЗ» закончился и Юргенсон решил спуститься к морю достать продуктов. Зашли (мокрые, голодные, измученные) в крайний от гор дом в дер. Ворон и попросили продать еду. Хозяин пригласил в дом обогреться, а дочерей отправил за полицией. Дом был окружен самооборонцами из села. Послали в Кутлак за немцами, но те ехать отказались: «Делайте с ними что хотите». К вечеру в Вороне собралось до 200 татар из Ай-Сереза, Шелена. Десантники отстреливались. Тогда татары решили сжечь их живьём. К татарам прибыла подмога ещё из Капсихора. Общиной решили собрать хозяину дома деньги на строительство нового дома, собрали в сёлах керосин, мазут, солому и дом сожгли. Все десантники сгорели или задохнулись в дыму, отстреливаясь до последнего патрона. Погибли: мл. с-т К.П. Юргенсон, рядовые краснармейцы: А.В. Зайцев, Н.И. Демкин, М.Г. Кохаберия, Л.И. Нетронькин, Н.Х. Трегулов, А.В. Богомолов, В.С. Быков, А.К. Борисов, Б.Д. Адигиезалов, К.А. Колясников и Г.Г. Казарьян»[56].
5
Однако главной проблемой для партизанского и армейского руководства явилось появление в целом ряде крымскотатарских деревень организованных немцам вооруженных подразделений.[57] «В борьбе с партизанами, — свидетельствовал в 1945 г. Манштейн, — у нас было много помощников. В горах Яйла в Крыму есть… недоступные места, где скрывались партизаны. Но мы не могли до них добраться, так как у нас не было подготовленных для этого войск. Единственное, что мы могли предпринять, это попытаться заморить партизан голодом, не давая им возможности совершать налёты на татарские деревни и пополнять свои запасы продовольствия. С этой целью мы вооружили татар, чтобы с нашей точки зрения сделать их деревни надёжными. В этом нам помогали органы СД. Татары действовали вместе с нами при поисках складов продовольствия партизан. Мы были вынуждены так поступать, ибо у нас не было свободных немецких войск»[58]. А.А. Сермуль и Н.И. Дементьев утверждали, что с «самооборонцами» из числа крымских татар им пришлось столкнуться почти сразу же после начала партизанских действий, т.е. уже в ноябре 1941 г.
Отряды самообороны, или, как они официально именовались, «Отряды вспомогательной службы» начали формироваться согласно приказу начальника штаба 11-й армии «О самообороне населения против партизан». В приказе, в частности, определялось: «1. Борьба против партизан должна предусматривать уничтожение продовольственных складов и складов боеприпасов. В этих случаях партизаны будут вынуждены получать помощь в населённых пунктах, зачастую применяя силу. Население вынуждено будет обороняться, в том числе и с помощью немецких войск, находящихся в этих районах. В населённых пунктах, далеко расположенных от немецких войск, нужно организовать самооборону. 2. В борьбе с партизанами хорошо зарекомендовали себя татары и мусульмане, особенно в горах, сообщая о партизанах и помогая их выследить. Из этих слоёв населения необходимо привлекать людей для дальнейшего сотрудничества и особенно активного сопротивления партизанам в получении ими продовольствия»[59]. Формирование таких отрядов возлагалось на командование армейских корпусов и дивизий, служба в этих подразделениях считалась почётной и не оплачивалась, служащие в них носили гражданскую одежду или советскую военную форму без знаков различия и белую повязку с надписью «на службе германского вермахта» на рукаве.
Командир и комиссар 3-го района Г. Северский и Никаноров в 1942 г. сообщали следующее: «С первых дней оккупации немецкими войсками Крыма резко оживили свою деятельность буржуазно-националистические и уголовные элементы, особенно в населённых пунктах с татарским населением… Эти лица принимали активное участие в организации добровольческих отрядов местной самообороны, в организации карательных отрядов для борьбы с партизанами. Особенно интенсивно эта работа проводилась в прилесных и горных районах Крыма. К концу декабря (1941 г. — Авт.) им удалось завербовать в эти группы, отряды до 14 тыс. чел. из татарского населения, главным образом из мужчин призывного возраста»[60].
Очевидно, что уже в 1941-м г. добровольческие подразделения стали серьезным фактором в действиях оккупантов против партизан. Наиболее активное содействие оккупантам в антипартизанской борьбе оказывали, как явствует из партизанских донесений, жители следующих деревень: в зоне 1-го района — Ворон, Ай-Серез, Шелен, Отузы, Кутлак, Суук-Су, Капсихор, Таракташ; в секторе деятельности отрядов 2-го района — Арпат, Коперликой, Соллар, Юхары-Баши, Султан-Сарай, Молбай, Казанлы, Камышлык, Кишлав, Куртлук, Баксан, Улу-Узень, Куру-Узень, Ускут, Ени-Сала; в 3-м и 4-м районах и зоне расположения центрального штаба — Коуш, Бешуй, Корбек, Стиля, Саблы, Биюк-Янкой, Терскунда, Узенбаш, Мангуш, Албат, Фоти-Сала, Дегерменкой и другие южнобережные сёла; в 5-м районе — … Кок-Козы, Алсу, Уппа, Ай-Тодор, сёла Байдарской долины. И это не исчерпывающий список деревень, где находились отряды самообороны. Конечно, не все они были чисто крымскотатарскими, например в Саблах и Мангуше крымских татар было сравнительно немного, но в большинстве из них татарское население преобладало.
Особенно досаждал партизанам отряд, который одним из первых был образован в дер. Коуш Куйбышевского района. Этот населённый пункт играл стратегическую роль, глубоко вклиниваясь в горно-лесную зону как раз на стыке 3-го и 4-го партизанских районов. Он оказался весьма удобным опорным пунктом для развертывания антипартизанских операций в лесах Госзаповедника, где до февраля 1942 г. располагался штаб Мокроусова. После первых же столкновений с партизанами немцы укрепили подходы к деревне земляными дотами и кое-где минировали подступы к ней. Первоначально коушский отряд насчитывал 80 человек, затем вырос до сотни, став основой для развёртывания в этом населенном пункте «роты татарской самообороны».
Однако ещё до того, как коушский «гарнизон» получил регулярный статус, его ополченцы неоднократно обстреливали партизанские отряды вблизи своего населенного пункта. Так, 1 января 1942 г. они захватили и расстреляли партизанских разведчиков, 3 января организовали засаду, в которую попал 2-й симферопольский отряд Х. Чусси, потерявший в бою 7 человек убитыми, 8 ранеными и 8 пропавшими без вести[61]. Коуш также использовался как место для обучения нового пополнения добровольцев.
В январе 1942 г. командование 11-й армии провело реорганизацию подразделений «самообороны». Она была вызвана высадкой советских десантов под Керчью и Феодосией и связана с намерением использовать крымских татар в составе регулярных армейских частей. Порядок придания «вспомогательным подразделениям» регулярного характера всесторонне исследован О.В. Романько[62]. Согласно немецким документам, в январе 1942 г. в 203-х населённых пунктах и 5-ти лагерях военнопленных было набрано 9255 крым¬ских татар, из которых 8684 человека, признанных годными, были направлены в части вермахта, штурмующие Севастополь, и на Керченский фронт. Одновременно Айнзацгруппа «Д» создала 14 «татарских рот самообороны» в составе 1632 человек, на которые были возложены задачи активного поиска партизанских отрядов, осуществление карательных экспедиций и даже боевые действия против советского десанта в районе Судака. Эти подразделения создавались и действовали под непосредственным руководством СД [63].
Продолжение следует...