«ТАТАРСКИЙ ВОПРОС» и партизаны КРЫМА в 1941—1942 гг.
В отличие от большей части территории Советского Союза, стремительно захваченной врагом, где партизанское движение фактически организовывалось уже в обстановке оккупации, в Крыму эта работа началась заблаговременно. Еще в августе 1941 г. Крымский ОК ВКП (б) (Секретарь В.С. Булатов) совместно с 4-м отделом НКВД Крымской АССР в атмосфере строгой секретности начали работу по осуществлению директивы Совнаркома и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г. о перестройке всей работы на военный лад, включая организацию сопротивления на захваченных территориях, и Постановления ЦК ВКП(б) от 18 июля 1941 г. «Об организации борьбы в тылу германских войск».
На случай возможного захвата Крыма вражескими войсками предполагалось развернуть на территории полуострова мощное партизанское и подпольное движение под руководством специально созданного подпольного обкома. 5—7,5 тыс. бойцов, снабдив их оружием, боеприпасами и продовольствием сроком до полугода. Весь крымский лес был разбит на пять оперативных районов, в которых должны были сосредоточиться 29 партизанских отрядов (кроме этого три отряда из Ленинского, Маяк-Салынского районов и г. Керчи должны были разместиться в каменоломнях Керченского полуострова).
Отряды комплектовались в каждом районе Автономной Республики силами местных партийных комитетов из партийных, комсомольских активистов, специалистов, не призванных к этому моменту в действующую армию, а также из находящихся в запасе военных. Основой для создания отрядов стали так называемые «истребительные батальоны», т.е. вспомогательные части, сформированные местными отделениями НКВД для борьбы с диверсантами противника, охраны предприятий и военных объектов. Непосредственное руководство возлагалось на командование, которое возглавил в конце октября командующий «народным ополчением» Крыма подполковник А.В. Мокроусов, комиссаром был назначен секретарь Симферопольского горкома С.В. Мартынов, начштаба — майор И.К. Сметанин.
Предполагалось, что общее руководство партизанским движением и подпольем будет осуществлять нелегальный обком во главе с И.А. Козловым. К организации партизанских отрядов были привлечены партийные деятели, имевшие опыт партизанской борьбы во время Гражданской войны: И.Г. Генов, А.А. Сацук, П.В. Макаров, В.А. Красников и др. Такой же опыт имел и Мокроусов — легендарный партизанский командир, действовавший в тылу у белых и заслуживший похвальные отзывы о своей деятельности от самого батьки Махно. Опыт прошлой войны был положен и в основу представлений о тактике и стратегии партизанской борьбы. Предполагалось, что, как и в борьбе против Врангеля, партизан будет поддерживать местное население (прежде всего крымскотатарское), оккупанты ограничатся установлением контроля за городами и основными коммуникациями, а в село, и тем более в горы, «не сунутся».
А.В. Мокроусов
Крымские татары были представлены практически во всех отрядах[5]. Документы и воспоминания не дают материалов, позволяющих говорить о каких-либо сомнениях по привлечению крымских татар в партизанские отряды. Напротив, поскольку руководство в них принадлежало ветеранам Гражданской войны, оно благосклонно относилось к татарам — своим союзникам по борьбе с Врангелем. В частности, уже на завершающем этапе подготовки движения командир 2-го района И.Г. Генов предложил сформировать дополнительно три отряда из жителей крымскотатарских деревень Капсихор, Ускут и Улу-Узень. Более того, поскольку дислокация отрядов планировалась в горно-лесной зоне в окружении крымскотатарских сёл, их население было с самого начала активно привлечено к закладке тайных продовольственных баз.
2
В результате в ноябре 1941 г. в Крымских горах действовало 27 партизанских отрядов общей численностью 3.456 человек (из них около тысячи — военные). В тылу врага разворачивалась масштабная партизанская война. О её размахе лучше всего сказал командующий немецко-румынскими силами будущий фельдмаршал Манштейн:
«Партизаны стали реальной угрозой с того момента, когда мы захватили Крым (в октябре-ноябре 1941 г.). Не может быть сомнения, что в Крыму существовала весьма разветвлённая партизанская организация, которая создавалась долгое время. Тридцать истребительных батальонов… представляли собой лишь часть этой организации. Основная масса партизан находилась в горах Яйла. Там, вероятно, с самого начала было много тысяч партизан… Партизаны пытались контролировать наши главные коммуникации. Они нападали на мелкие подразделения или одиночные машины, и ночью одиночная машина не смела показаться на дороге. Даже днём партизаны нападали на мелкие подразделения и одиночные машины. В конце концов нам пришлось создать целую систему своеобразных конвоев[10]».
Конвоями дело не ограничилось...
В докладе об организации борьбы с партизанами, отправленном Манштейном 5 декабря 1941 г. главнокомандующему группой армий «Юг», перечислялись эти войска:
«В настоящее время действуют:
а) штаб для борьбы с партизанами (майор Штефанус). Задача: получение разведданных и предложений о дальнейших действиях;
б) румынский горно-стрелковый корпус с 6-й кавбригадой (без мотокавполка) и 4-я горнострелковая бригада;
в) противотанковые дивизионы: 24-й, 52-й и 240-й;
г) в полосе ХХХ армейского корпуса: румынский кавполк и части 1-й горнострелковой бригады;
д) в районе Керчи: сапёрный батальон и части пехотных полков 46-й дивизии;
е) заставы и команды прикрытия на дорогах и в горах»[13].
Уже одно это говорит о том, как оценивал Манштейн опасность со стороны партизан в Крыму. Нередко для борьбы против партизан немцам приходилось отвлекать еще более значительные силы, как это было, например, в ходе декабрьских боёв в лесах госзаповедника, когда немцам так и не удалось уничтожить центральный штаб партизан, а также во время так называемого большого прочёса в июле 1942 г., когда против партизан были задействованы до 20 тыс. военнослужащих немецких и румынских частей, а также крымскотатарские добровольцы. Характерно, что немцы почти вдвое преувеличивали количество партизан, скрывавшихся в Крымских горах (Манштейн полагал, что в горах находится около 6 тыс. партизан), — это также говорит об интенсивности партизанских действий. Согласно донесениям штаба Мокроусова, за два месяца боёв партизанами было уничтожено свыше 600 солдат и офицеров противника[14].
Тем не менее, партизанам пришлось не легче, чем тем, против кого они боролись.
Исключительно важным фактором, осложнившим деятельность партизан, стало внезапно проявившееся и не прогнозированное ранее отношение определённой части местного населения к оккупантам, это касалось не только отдельных лиц, но целых групп этого населения. В частности, Манштейн в своих воспоминаниях отмечал следующее:
«Татары сразу же встали на нашу сторону. Они видели в нас своих освободителей от большевистского ига, тем более что мы уважали их религиозные обычаи. Ко мне прибыла татарская депутация, принесшая фрукты и красивые ткани ручной работы для освободителя татар «Адольфа Эффенди»[15].
Такие дружественные встречи имели место по всему Крыму, например, командир (затем боец) Судакского партизанского отряда Э. Юсуфов в своём донесении сообщал: «При оккупации немецкой армией Крыма, в частности Судакского района, по данным разведки, в дер.: Ай-Серез, Ворон, Шелен, Кутлак, в особенности в Отузах, со стороны большинства населения была организована специальная встреча немцам. Встреча совершалась букетами винограда, угощением фруктами, вином и т. д. В это число деревень можно отнести и дер. Капсихор…»[16].
Манштейн, как и другие немецкие источники, изображает дело таким образом, что местные деятели из числа крымских татар сделали первый шаг навстречу «освободителям», однако, судя по всему, этому предшествовала определённая агентурная работа сторонников германской ориентации в крымскотатарской среде, прежде всего в эмиграции[19]. Так это было или нет, но командование 11-й армии незамедлительно воспользовалось этой ситуацией.
В одном из первых приказов Манштейна после вступления частей его армии в Крым говорилось:
«Всем задействованным войскам против партизан еще раз довести до каждого, что в этом деле важна помощь гражданского населения, особенно татар и мусульман, ненавидящих русских… Для этого необходимо не допускать каких-либо неоправданных действий против мирного населения. Особенно требуется корректное обращение по отношению к женщине. Необходимо постоянно уважать семейные традиции татар и мусульман и их религию. Также требую неукоснительного уважения к личному имуществу, сохранности скота, продовольственных запасов сель¬ских жителей»[21].
Вскоре с санкции и помощью немецкого военного руководства активисты коллаборационистского движения развернули деятельность по формированию органов национального самоуправления, вовлекая в неё всё более широкие слои населения.
Эта ситуация оказалась полной неожиданностью для руководства эвакуированного сначала в Краснодар, а затем в Сочи Крымского обкома ВКП(б) и для непосредственного командования партизанскими силами в Крыму. Вслед за этим начались и другие трудности.
3
Уже первые дни партизанской деятельности показали, что далеко не всё соответствует заранее разработанной стратегии. Прежде всего это касалось партизанских кадров. Стремительный прорыв немцев перекопских укреплений привел к тому, что из 29 отрядов — четыре вообще не вышли к местам дислокации (Красноперекопский, Лариндорфский, Фрайдорфский[22] и отряд работников НКВД, из которого явился только штабной комендантский взвод). Не появился в лесу ни один созданный Геновым из жителей крымскотатарских сёл отряд в зоне 2-го района[23]. Не пришли и некоторые из партизанских руководителей, в частности комиссар 4-го р-на М. Селимов, отозванный в последний момент в распоряжение обкома.
Забазировавшиеся отряды сразу же столкнулись с дезертирством, которое иногда принимало массовый характер (бывший боец, впоследствии комиссар 6 -го партизанского отряда А.А. Сермуль рассказывал, что около трети из списочного состава 3-го симферопольского отряда не выразила желания идти в лес и вернулась домой уже с места сбора отряда 1 ноября 1941 г.[24]).
Столкнувшись с трудностями, часть партизан решила пробиваться к Севастополю, часть просто расходилась по домам. Некоторые дезертиры переходили на службу оккупантам, становясь проводниками, полицейскими и т. д. Иногда дезертирами оказывались довольно высокопоставленные партизанские руководители, например начштаба 5-го района Иваненко[25], начальник комендантского взвода центрального штаба Лукин[26], начштаба Бахчисарайского отряда Достмамбетов[27], командир группы 2-го Симферопольского отряда Сайдашев[28], комиссар Судакского отряда А. Измаилов, комиссар Балаклавского отряда Беткелиев, командир Кировского отряда Алдаров[29] и некоторые другие.
Достаточно хорошо известна, благодаря докладной записке, которую оставил разведчик-связист этого отряда Б. Османов (в дальнейшем видный деятель крымскотатарского национального движения, отец Ю.Б. Османова, лидера НДКТ, погибшего в 1993 г.), история исчезновения Куйбышевского отряда. Из нее явствует, что 1 ноября 1941 г. Куйбышевский партизанский отряд, созданный на основе районного истребительного батальона, в составе 115 человек («не менее 100 человек татар, человек 6 русских, остальные из других национальностей» — Б.О. ) под командованием инструктора РК ВКП (б) Ибраимова, начштаба, председателя Куйбышевского райсовета Аметова, комиссара отряда, замдиректора Фотисальской МТС Макъянова вышел к месту своей дислокации.
«Отряд имел очень богатые базы, мука, макароны, а также медикаменты могли бы обеспечить года на два весь контингент отряда… — сообщал Бекиров. — Командир отряда Ибраимов, при первых же орудийных выстрелах из дер. Ангигуль, бросил отряд и ушел в деревню, объявив партизанам, что кто желает, пусть идет домой: «Я хорошо знаю какой немец — в 1918 году прошел отсюда со своими орудиями, грозной техникой. А сейчас тем более нам не удержать его с нашим вооружением. Я иду и никому не советую оставаться». С его уходом ушли свыше 50 человек, частично разграбив базы отряда. После него командиром отряда стал Меджметдинов (по др. данным Меджрединов) — работник милиции. (...) Командование отрядом… неофициальным путем отдало приказание всем желающим возвратиться домой, что ускорило разгром отряда немцами, так как все неблагонадежные лица, возвратившись, связались с немцами и указали им пути подхода… Работа среди партизан не велась.13 ноября 1941 г. немцы внезапно напали на отряд, застав врасплох бойцов. Работники штаба в этот момент оказались в стороне с группой красноармейцев (…), желая вместе с ними пробиться в Севастополь. Отряд бой не принял, за исключением меня, Лазинского, Супруна и Бекирова[30]. После этого Куйбышевский отряд больше не собирался. … Я имел связь со всеми отрядами Крыма, и узнал, что ни в одном из них не имеется ни одного партизана из Куйбышевского отряда»[31].
Аналогичная история произошла и с партизанским отрядом (или группой), созданным из жителей деревни Стиля[32].
В своем донесении Мокроусов называет общую цифру дезертировавших в 1200 человек, сообщая, что в первые два месяца дезертировал 891 человек, «в основном татары»[33].
Информация о том, что дезертировали главным образом татары, содержится в нескольких документах. Об этом, в частности, говорит И. Вергасов, командир 4-го района, в беседе с секретарём обкома Булатовым после эвакуации на Большую землю. На вопрос секретаря обкома, сколько в 4-м районе было татар, Вергасов отвечает: «Всего татар было 130 чел. до слияния с 5-м районом (оно произошло в марте 1942 г.). Татары пятого района никакими боевыми действиями не занимались, никакие операции не производили, за исключением некоторых. Уже при мне дезертировало 40 человек, при этом ушла основная масса татар. Осталось 2—3 человека. Из 40 человек дезертиров было 30 татар, главным образом в Балаклавском отряде»[34].
Аналогичную картину рисует в своей докладной записке и замначальника ОО центрального штаба Попов:
«Когда мы первые дни находились в лесу, то в отдельных партизанских отрядах было большое количество татар. Например, в Алуштинском районе их было до 100 человек, но в результате татары дезертировали из отрядов»[35].
Еще одну причину массового ухода крымских татар из отрядов приводит секретарь Судакского райисполкома, комиссар 1-го района, затем Судакского отряда А. Османов: «Второй причиной ухода партизан из отряда, — сообщает он в докладной записке, — в особенности из татар, считаю, что примерно в весенние месяцы к татарским товарищам партизанам не было никакого доверия. Следили за каждым партизаном, часто упрекали их дезертирами, курултайщиками, предателями и т.д. Вследствие такого положения только в мае месяце из ушедших из отряда 21 человека — 9 татар»[36]. Весной 1942 г. национальная рознь проникла уже в сами партизанские отряды и также провоцировала дезертирство.
Еще в большей степени, чем дезертирство, ущерб партизанскому движению нанесла потеря партизанскими отрядами продовольственных баз в конце 1941—42 гг. Согласно данным Мокроусова, базы закладывались из расчета на питание 5—6 тыс. человек сроком до полугода. Однако уже к началу 1942 года эти базы были в основном потеряны. И. Вергасов объяснял это преступной халатностью ответственных за базирование лиц: «Беда в том, что подбор людей, которые занимались базами, со стороны райкомов и районных отделений НКВД был не партийный, а зачастую предательский. Чем иным можно объяснить такие факты, как: базы располагались близко к сёлам, имели хорошие подъезды для автотранспорта, а люди, которые заготовляли, в основной массе бежали в первые дни оккупации»[37].
Разгром баз облегчался тем, что большое количество продуктов не было увезено глубоко в лес, а сосредоточено на так называемых перевалочных базах вблизи дорог. Ответственность за непосредственное разграбление баз партизаны также возлагали на местное татарское население, поскольку, с одной стороны, немцев к базам выводили часто местные крестьяне, которых привлекали к закладке, а с другой — вывоз продуктов из леса с захваченных партизанских баз также осуществлялся жителями деревень под охраной немецких или румынских войск.
Согласно докладной записке зам. начальника Особого Отдела центрального штаба Попова: «Основные продовольственные базы партизанских отрядов были разграблены в декабре месяце 1941 г., главным образом благодаря предательству со стороны татар, которые являлись не только проводниками немецких войск, но и сами принимали активное участие в разгроме продовольственных баз. В Алуштинском отряде к организации продовольственных баз были привлечены татары, которые в начале ноября месяца их предали, и отряд всё время находился без продовольственной базы»[38].
Как именно происходило разграбление баз отрядов, сообщает Вергасов:
«Противник уже 10—13 ноября стал с помощью предателей организовывать удар по самому чувствительному месту — на продовольственные базы. Бахчисарайский отряд подвергся нападению, принял двухдневный бой (убито противника 36 человек, своих (потеряли. — Авт.) 11 человек), но базу противник забрал и под своей охраной разрешил грабить их местному населению, выпустив листовку, что население осталось голодным из-за партизан. Ак-Мечетский отряд без боя потерял свои базы к 25 ноября. Красноармейский вообще не имел своих баз. Уже в конце ноября три отряда остались без питания»[39].
Непосредственный увоз продуктов осуществлялся именно населением. Об этом, в частности, говорит в своём донесении от 2 ноября 1942 г. Э. Юсуфов: «После, как базы Судакского отряда были разграблены гражданами окружающих деревень (несколько ранее он перечисляет эти деревни: Ай-Серез, Ворон, Шелен, Кутлак, Отузы, Суук-Су и г. Судак. — Авт.), а 28 июля были взяты барашки нашего отряда и распределены: 100 голов дер. Ворон, часть Ай-Серез и воинским частям. Делилось, главным образом, среди активных проводников и антисоветских элементов, служивших у гестаповцев»[41].
Продолжение следует...