Не Ивана это удел...
Мы приходим домой как из плена, жребий тяжкий - бери не хочу - море многим кому по колено, и немногим оно по плечу...
Станислав Панкратов, журнал "Север"
Штормовое Средиземное море не печально известные «ревущие сороковые» широты, однако порядком утомило экипаж. Крепкая волна, в конце концов, деформировала металлическую дверь из жилой кормовой надстройки на главную палубу. Так что солёная морская водичка давай гулять в коридоре нижней палубы правого борта, аккурат у кают мотористов и электриков.
Для опытного экипажа дизель-электрохода «Куйбышевгэс», следовавшего из Керчи в Роттердам, шторм не в новинку. Однако поведение у пленников морской стихии в это неспокойное время у каждого своё. Электромеханика Илью Туркина (фамилии в тексте изменены) одолевал непомерный аппетит, и он поглощал из буфетного холодильника в кают-компании колбасу и сыр. Оставшиеся после завтрака продукты как раз тех, кто не мог смотреть на них при сильной бортовой качке. Радист-флегматик москвич Юра Шатерников в ожидании выхода в эфир расклинивался на диванчике радиорубки и сутками дремал, штормовая погода для него словно наркотик.
Что до Ивана Криворучко, молодого, но уже опытного моториста, то его причуды вызвали подозрение у коллег из машинного отделения. Спасаясь от бортовой качки, Иван держался за поручни, прогуливаясь после вахты в коридорах жилой надстройки. Причём, с блаженной улыбкой на лице!
- Видимо, нервная система Ивана дала сбой. Возможная причина – забортная вода у кают главной палубы, которую посчитал как аварийное состояние судна! - утверждал старший моторист Олег Генералов.
- Третий год с Криворучко на вахте, а подобного не замечал, — удивлялся второй механик Балабанов, — спокойный и знающий своё дело моторист.
И в самом деле, на лице Криворучко, даже когда царь Нептун был в гневе, всегда присутствовала добрая и приятная улыбка. Характер у моряка мягкий, покладистый. Да и врачи из поликлиники водников, расписываясь в его медицинской книжке, уверяли, что Криворучко абсолютно здоров. А тут на тебе, такой казус...
Выражался он, как выражались бы психиатры и правоохранительные органы, в неадекватном поведении моториста. Нет, Ваня не буянил, напротив, был необычайно тих и спокоен. Лишь в глазах появился стальной блеск, а в интонации — суровые нотки. Болезнь, видимо, задела какие-то потайные струны в душе моториста, и проявилась она несколько своеобразно.
Случилось крайне неожиданное: Криворучко позвонил в каюту первого помощника капитана (помполита) Резниченко-Габора и настойчиво просил спуститься к столовой. В советские времена в коридорах у кают-компании и столовой команды непременно присутствовали на переборках плакаты с портретами членов Политбюро. Высшие партийные деятели, строго и солидно смотревшие на моряков, вызвали вдруг повышенный интерес у Ивана.
Прибывшего с верхней палубы помполита он тихо и вкрадчиво спросил:
- Аристарх Эдмундович, что это за люди?
Резниченко-Габор опешил — как это понимать? Для шуток не та ситуация, погода штормовая! Помполит удивлённо посмотрел на моряка:
- Это Политбюро, вы что, видите их в первый раз?
- А можно ли им доверять? - не отвечая, продолжил сурово Криворучко, глядя сквозь Аристарха Эдмундовича светло-голубыми, с отблеском металла, глазами.
- Иван Петрович, это дело вашей чести! - демократично, но начиная «закипать», отвечал первый помощник капитана.
- Так вот, Аристарх Эдмундович, — строго и спокойно продолжил моторист, — членам Политбюро я вполне доверяю, а вам, простите — нет!
- И вообще, хватит слоняться без дела, — неожиданно заключил Иван, — одевайтесь быстренько в робу и спускайтесь в машинное отделение...
При этих словах помполит испуганно попятился, окончательно убедившись, что Криворучко не шутит. Дело принимало серьёзный оборот, скорую помощь и санитаров в море не вызовешь. Нащупав ногой первую ступеньку трапа, Аристарх Эдмундович поспешил на палубу ботдека, в каюту главного механика Накипелова.
- Евгений Иванович! С мотористом Криворучко что-то неладное, боюсь, с головой не всё в порядке!
- А что случилось?
- Несёт какую-то околесицу, сказал, что не доверяет мне и приглашает исправляться физическим трудом в машинном отделении.
- Что вы говорите?! – удивился Накипелов. - А с виду такой тихий, спокойный парень и моторист хороший. Сейчас я спущусь и выясню в чём дело...
Новость о причудах Ивана быстро разлетелась по судну. К сожалению, судовой врач Дмитрий Петухов находился в отпуске. По сложившейся практике помполиты и врачи в летнее время предпочитали отдыхать на берегу. Сложил вещички с заграничными подарками в чемодан и Аристарх Эдмундович, да подвёл затянувшийся рейс...
Пообщавшись с подчинённым, главный механик поднялся в каюту капитана Юрия Бельграя, где уже находился помполит Резниченко-Габор.
- Юрий Петрович – ЧП! У моториста Криворучко все признаки душевного заболевания, — сообщил Накипелов.
- Мало нам опасного крена, так ещё у моториста «крыша» поехала! - возмущался бывалый капитан.
Посоветовавшись, командиры отправили в пароходство срочную радиограмму. Бассейновая поликлиника, собрав консилиум, рекомендовала определить моториста в лазарет, а при первой возможности отправить в порт приписки.
Учитывая принадлежность заболевшего моряка к машинной команде, капитан Бельграй отдал распоряжение главному механику:
- Вот что, Евгений Иванович, надо поместить Криворучко в лазарет и обеспечить круглосуточное наблюдение.
Решили приспособить трёх котельных машинистов, определив их на подвахту. Конечно, это дополнительная нагрузка на людей, но что делать, если товарищ и коллега в беде?!
Вскоре дизель-электроход «Куйбышевгэс» вышел в Атлантику и, миновав Гибралтарский пролив, повернул на Север, в порт Антверпен. Ураганный ветер остался за кормой, и до Бискайского залива океан был спокоен.
Совершая утренний обход в машинном отделении, главный механик Накипелов посетил и захворавшего моториста. Заглянув тихонько в лазарет, Евгений Иванович крепко удивился: на койке больного отдыхал, мирно посапывая, вахтенный машинист Глазырев. Тот самый, что должен был следить за Иваном. Что до больного — не замечая начальства, он азартно сражался в шашки за врачебным столом... сам с собой. А когда побеждал «соперника», радовался как малое дитя, хлопая в ладошки.
«Ну и дела! - мелькнуло в голове главного механика. — Выходит, что диагноз подтверждается». И чтобы не нарушать больничный покой, Евгений Иванович тихонько прикрыл дверь в лазарет. Раскурив трубку, Накпелов задумался: сдвиг в голове у Ивана произошёл в каком-то избирательном русле. Этот странный выпад в сторону Резниченко-Габора у доски с портретами членов Политбюро. А с другой стороны — уважил старого моряка, в прошлом кочегара легендарного ледокола «Ермак», любезно предоставив Глазыреву возможность выспаться в лазарете. И на флоте ведь не первый год. Однако терпел, молчал и хранил в себе страх от вида беснующейся воды. А теперь вот прорвало, занемог...
Экипаж вздохнул с облегчением в Бискайском заливе, где в точке рандеву моториста передавали на теплоход, следовавший в совпорт. Кто знает, как бы мог повести себя Иван в замкнутом судовом пространстве, за бортом которого беспокойное море? Но с другой стороны, у коллег из машинного отделения на душе было грустно, всё-таки свой человек, столько пережито за время совместного плавания...
- Жаль, конечно, парня, — сетовал главный механик Накипелов, выражая мнение экипажа, — но море его не приняло, не Ивана это удел...