«Ощущается как минус восемь». Вечное и настоящее в прогулке по Коломне

А на улице минус два

Просыпаешься утром, на улице минус два. «Ощущается как минус восемь», – пишет «Яндекс». Как это? А вот так.

Завтрак, кофе, выходишь на улицу. Сегодня редкий день, когда по Петербургу можно погулять. Завтра будет плюс один, и город снова превратится в тыкву каток. Выворачиваешь на Грибканал, идешь по нему. Ветер в лицо – кажется, срезает кожу ножом. Ветер дует с Невы. Была такая песенка. Что ж, и правда, с Невы.

Вот тебе и минус два. Натягиваешь шапку на глаза, шарф поднимаешь к носу, прижимаешь подбородок к груди – идешь.

Не доходя площади Репина (была у него там мастерская), переходишь канал по Коломенскому мосту, потом в сторону «Домика в Коломне», там жил Пушкин. Думаешь пошлости: мол, и они тут так же ходили, по тем же камням, завернувшись в шарфы и натянув шапки. На погоду ругались. А теперь вот я хожу. Глупости: что с того? Ну ходили и ходили.

Через Старо-Калинкин (это который с башенками) мост и направо, по Фонтанке. Фонтанка здесь снимает с себя парадный гранит с решетками, все украшения – сфинксов, коней – и остается в домашнем: уютные бока обрывов, корни тополей, было б лето – только и валяться на бережку с травинкой в зубах. Однако зима, поваляешься тут. Зыркнешь из-под забрала, и налево – в сторону Рижского.

Где-то тут однажды летом встретил старушку с полным ведром грибов. Направлялась явно с островов в центр, а не наоборот. «Неужто на Гутуевском набрали?» – в шутку спросил с высоты своего велосипеда. Старушка хитро покачала головой. Только потом понял: вовсе не шутка это была, хоть и попал я пальцем в небо: не на Гутуевском, а на Канонерском набрала старушка грибов, больше негде!

Улица Степана Разина. У нас в Питере это не про Дон, не про казачество и не про русский бунт, а про пиво, певко, пивчанского. Вот тут рукой подать налево – и знаменитый завод. А на соседней Курляндской – модная пивоварня и Bierkneipe при ней. По-немецки, потому что по-другому не получается: заходишь – что твой Берлин.

Однако же утро, какое тут пиво. Это летом хорошо утром – запотевшего из высокого стакана, длинным глотком. А зимой надо терпеть до вечера и вечером открывать водку. Поэтому – прямо.

Еще одно усилие, и Рижский проспект превращается в Гапсальскую улицу. Это от Риги до Хаапсалу триста километров, а тут – только через мост перейти. Еще один. Екатерингофский.

Тут уже совсем другой город, на Петербург не очень-то и похож. Здесь все – морское и все – портовое. Морской университет, портовые гостиницы. Памятник Героям – морякам-балтийцам. Вы про такой и не слышали. Я сорок лет прожил в Петербурге, а про него не знал.

К концу первого часа прогулки в голове начинает ворочаться мысль. Думаешь о предстоящей неделе. Что там?

Ну вот Татьянин день. А что мне Татьянин день, я даже когда студентом был – а я им долго был, десять лет – никогда его не отмечал. То ли тогда такой традиции не было, то ли я где-то не там учился. Теперь и вовсе – на родной факультет не пускают, приходится объяснять, паспорт показывать. Студентов знакомых нет, поздравлять некого. Татьян среди ближайшего дружеского круга тоже нет. Бог с ним, с Татьяниным днем.

Еще начинается сезон Нацбеста. Я тринадцать лет проработал в Нацбесте, люблю его и переживаю за него. Но само по себе начало сезона еще ни о чем не говорит. О чем-то можно будет рассуждать только после публикации Длинного списка.

Еще – в четверг – День снятия Блокады. Но тут уж и вовсе не знаешь, что сказать, кроме благоглупостей. Невозможно найти слов – ну да, невозможно. Лучше и не искать. Есть вещи, о которых лучше молчать. Лично я просто в четверг поеду поздравлю бабушку. Она у меня жива, слава богу, до сих пор. Дом на 7-й Советской, в котором она жила с мамой и папой, разбомбили весной 1942-го; пришлось переехать на 8-ю. Бабушка об этом буднично рассказывает. А у меня как-то даже представить это не получается: как это разбомбили? Ну всерьез не получается.

Мысль ворочается медленно, как сонное тело под одеялом, а ты уже выходишь на Двинскую – шумную и дымную. По Двинской мчатся в сторону моря грузовики и самосвалы. Едут автобусы, на остановках стоят люди. Отсюда можно уехать хоть на Финляндский вокзал, хоть на Ржевку. И хочется вместе с этими людьми сесть в теплый автобус и ехать, смотреть на город из окна.

И я сажусь на автобус и еду в сторону дома. Нужно еще зайти за овощами в лавку к знакомой азербайджанской семье. Напротив Концертного зала. А потом домой. Дома тепло, и на обед будет горячий чечевичный суп.