Из истории магнитогорской брони
В 1941 военном году броню для танков делать было негде… Покоренная Европа давала тысячи танков захватчикам, и в этом состояло их военное превосходство.
Продолжаем вспоминать о тех, кто ковал Победу в тылу.
И риск, и непомерный труд
В укреплении оборонного потенциала страны большую роль сыграла научная и техническая интеллигенция Южного Урала. Наш регион тогда стал центром передовой инженерной мысли.
Одним из лучших представителей инженерного корпуса Магнитки был заместитель главного механика Магнитогорского металлургического комбината Николай Рыженко. Судьба, казалось бы, не предвещала больших высот мальчишке-беспризорнику, рано оставшемуся без родителей. Но он попал на воспитание в детский дом, после школы окончил рабфак, работал токарем на Мариупольском машиностроительном заводе. В 1934 году Николай Андреевич получил диплом инженера в Днепропетровском металлургическом институте и приехал в Магнитогорск, где стал механиком углеподготовительного цеха коксохимического производства, помощником начальника сортопрокатного цеха по механическому оборудованию. Должность заместителя главного механика талантливый инженер, новатор производства, человек огромной энергии Николай Рыженко занял в 1940 году.
– Смелый, толковый инженер, совестливый, справедливый и трудолюбивый, как пчела, вспоминали о нем коллеги. – Делал больше и лучше всех, а держался скромно. На комбинате его уважали. А Григорий Иванович Носов, директор ММК, в нем просто души не чаял. Каждое слово инженера-механика Рыженко для него было ключом ко всем техническим тайнам.
А сам Николай Рыженко говорил в интервью, что, несмотря на то, что Григорий Носов был жестким руководителем и человеком крутого нрава, работать с ним было интересно. Люди знали о его справедливости, одержимости своим делом, готовности поддерживать новые перспективные идеи.
Именно смелая идея Николая Рыженко, получившая поддержку у директора ММК, позволила магнитогорцам через месяц после начала войны освоить выпуск броневого листа, не дожидаясь окончания монтажных работ на броневом стане, эвакуированном из Мариуполя, – крупнейшем в СССР.
– У нас добротный, с достаточным запасом прочности уралмашевский блюминг. Если сменить калибровочные валки на гладкие, на бочки, сделать кое-какие приспособления, то можно смело прокатывать броневой лист, – объяснил свою позицию Носову Рыженко.
Тогда мало кто верил в успех затеи катать броню на обжимном стане – блюминге. Нарком черной металлургии Иван Тевосян разрешил реализацию идеи только под персональную ответственность Рыженко. Тогда подобная формулировка была сопряжена с риском для жизни.
Все технические нюансы производственной операции были проработаны до мелочей. По чертежам Николая Андреевича, в доработке которых принимал участие ученый из Магнитогорского горно-металлургического института, начальник прокатного сектора броневого бюро Михаил Бояршинов, к блюмингу были изготовлены необходимые дополнительные приспособления: кантователь для девятитонного слитка, двенадцатиметровые грабли для уборки броневого раската, клиппера – дополнительная площадка для раската. Механические мастерские работали над новым оборудованием днем и ночью.
Активно помогали готовить блюминг к выполнению ответственной оборонной задачи работник проектного отдела Василий Торшилов, заместитель начальника блюминга №3 Георгий Савельев, помощник начальника по оборудованию Александр Линников, механик А. В. Ануфриенко и многие другие.
Впоследствии Николай Рыженко стал одним из главных героев документальной повести Александра Авдеенко «Броня Магнитки». Материалы к ней известный писатель, в прошлом – машинист горячих путей Магнитки, собирал в городе своей молодости, где впервые ярко проявился его писательский талант.
В книге отражены многие подробности того дня, когда Магнитка впервые дала фронту броневой лист. Участник прокатки И. С. Сопов вспоминал: «Я стоял внизу, слева от пульта, около блюминга с шаблоном в руках, замерял толщину бронелиста и подавал условленные сигналы на пульт управления Спиридонову и Прокудину. Смешно вспоминать, какие то были сигналы. Два раза ударю палкой по железной ферме – значит, надо докатать еще два миллиметра. Если все в порядке, лист получился тютелька в тютельку, поднимаю кверху большой палец. В мою задачу входило еще и командовать граблями. Ими мы снимали готовый лист. Ну и граблища были! Бронелист весом девять тонн длиной восемь метров и шириной с добрую дорогу подхватывали, как перышко, и переносили в положенное место. И эта хитрая штука тоже придумана Рыженко».
Участники события вспоминали, что в решающий час Николай Андреевич внешне был абсолютно спокоен
Танковая промышленность получила магнитогорский металл намного раньше срока. В апреле 1942 года Николаю Рыженко, Григорию Носову, руководителю бронебюро Семену Сахнину, начальнику мартеновского цеха Василию Смирнову за разработку новой марки стали и технологии её производства была присуждена Сталинская премия.
В дальнейшем Николай Рыженко разработал и внедрил в производство предложения по совершенствованию металлургического оборудования, благодаря которым на комбинате освоили штамповку днищ сталеразливочных ковшей, установили дополнительные клети на блюминге, провели коренную реконструкцию слитковоза. Под руководством Николая Андреевича были разработаны и смонтированы 250-тонные разливочные краны для мартеновских цехов. С 1949 года Николай Рыженко работал главным механиком ММК. В 1958 году ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда, а в 1959 году он был назначен начальником Главного управления служб и ремонтных предприятий Министерства черной металлургии СССР. Выдающиеся заслуги Николая Андреевича в развитии отрасли отмечены также тремя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, званием заслуженного металлурга РСФСР.
Ленинскую премию в 1961 году ему присудили за создание типового непрерывного заготовочного стана производительностью до шести миллионов тонн. Впоследствии такие агрегаты были установлены в Индии, Китае и на нескольких советских предприятиях.
Николай Рыженко никогда не терял связей с Магниткой, приезжал сюда и всегда останавливался в номере 176 заводской гостиницы на Комсомольской площади, где жил в довоенные и военные годы. Эту комнату на четвертом этаже Рыженко любовно называл «Моя колыбель». На том здании теперь расположена мемориальная доска в честь Николая Андреевича.
«Всё было сложнее и человечнее»
Благодаря идее Николая Рыженко, над воплощением которой трудилась большая команда ученых, проектировщиков и металлургов, было выиграно время, что в период боевых действий очень важно. И все же основная нагрузка по выпуску броневого листа для танковой промышленности в будущем должна была лечь на броневой прокатный стан «4500» Мариупольского металлургического завода имени Ильича, который эвакуировали на Магнитогорский металлургический комбинат.
Стан был спроектирован в 1912 году немецкой фирмой «Крупп», получилось, что немецкий агрегат помог победить фашистскую Германию. Его смонтировали на металлургическом заводе в Мариуполе в 1914 году, в начале Великой Отечественной войны он поставлял броню Харьковскому танкостроительному заводу. Но в начале августа 1941 года, когда фронт подошел вплотную к городу, стан был демонтирован и отправлен на ММК. Уже 1 ноября 1941 года в Магнитогорске на этом стане был прокатан первый броневой лист.
Воспоминаниями о том, как в короткие сроки удалось смонтировать и пустить в эксплуатацию масштабный агрегат, в 1985 году делился на страницах журнала «Новый мир» (№6) Вениамин Дымшиц – легендарный строитель, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР, управляющий трестом «Магнитострой» в 1939-1946 годах.
«Эта стройка стоит перед моими глазами, как будто все это было вчера, – писал Вениамин Эммануилович. – Об уральской броне писали, но, на мой взгляд, в действительности, в настоящей жизни все было намного сложнее и человечнее, чем написано. Даже и не в сложности дело. Оно в обстановке тех дней, в самом накале борьбы, в истинном характере наших советских людей, в их личной ответственности за судьбу советской родины в тот грозный час.
В 1941 военном году броню для танков делать было негде… Покоренная Европа давала тысячи танков захватчикам, и в этом состояло их военное превосходство.
Одним из первых военных решений Государственного Комитета Обороны предусматривалось создание и развитие танковой промышленности на Урале. Мирный Челябинский тракторный завод переключился на производство танков. Производство броневого листа для танков предстояло освоить на Магнитогорском и Нижнетагильском металлургических комбинатах. Срок был определен четкий – два месяца, а не два года, как по нормам мирного времени».
Строители искали решение, предложили построить стан на чистом месте в районе прокатных цехов. При этом варианте можно было сохранить и фасонно-литейный цех, где ранее хотели разместить броневой стан. Решение магнитогорцев отстоял перед наркомом черной металлургии Тевосяном первый заместитель наркома по строительству Павел Юдин.
«Построить требовалось здание броневого стана, который еще не прибыл, а также большой цех термической обработки брони, котельную, газопровод и многочисленные вспомогательные сооружения. На все это еще не было чертежей, – вспоминал Вениамин Дымшиц. – Наиболее сложными и крупными объектами являлись цех термической обработки брони и цех броневого стана».
Павла Федоровича Бакуму назначили начальником управления по строительству термического цеха. Через три дня возле строительства будущего цеха появилась и стала действовать деревянная контора стройуправления с телефонами, складом, помещениями для обогрева и отдыха людей. Начальником управления по строительству стана назначили инженера Н. И. Лавневича, который уже построил несколько прокатных цехов и станов, в их числе законченный только в марте 1941 года блюминг, сыгравший выдающуюся роль в прокатке брони.
«Лавневич обладал не просто опытом, все геодезические разбивки и тысячи креплений рольгангов каждого прокатного стана делались под его личным руководством. Ошибок за ним в этой работе не числилось. Спокойствие, методичность, строгий инженерный расчет в работе, скромность и трудолюбие, ответственность за порученное дело отличали всю деятельность Н. И. Лавневича на Магнитке», – писал Дымшиц.
Монтаж металлических конструкций возглавил Петр Тарунтаев, который рассчитал и выстроил все работы так, что они велись круглые сутки. Электромонтажные и огнеупорные работы поручили тоже знающим и деловым людям – Сергею Короткову и Петру Андриешину. Механомонтаж поручили волевому, собранному человеку – Климентию Кочанову, в будущем заместителю министра специальных строительных и монтажных работ. На стройку собрали лучшие бригады строителей и монтажников, электриков и огнеупорщиков, плотников и сантехников. Здесь были заняты бригада строителей Ивана Яковлева, знатные бригадиры-бетонщики Егор Смертин и Хабибулла Галиуллин.
«Пошел П. Ф. Бакума в Гипромез с твердым наказом – без чертежей не возвращаться. И первый нужный чертеж цеха термической обработки брони он принес в своей записной книжке. По этому подобию чертежа можно было начинать работу, – вспоминал управляющий «Магнитостроя». – Наркомат строительства прислал решение строить термический цех в металле – металлические колонны, балки и фермы. В данной же конкретной обстановке такое решение мы принять не могли – сроки не позволяли. Обсудили все это и решили делать колонны цеха из монолитного железобетона, фермы в это же время готовить в цехе металлических конструкций из наличного металла, а настил крыши из сборных железобетонных плит». Решение поддержал нарком по строительству Семен Гинзбург.
Буквально через два-три дня по контуру всего здания копали котлованы под фундаменты колонн цеха, уже шло армирование и бетонирование. Цех возводился недалеко от заводского забора, вдоль которого проходил городской трамвай, и через неделю магнитогорцы удивлялись вынырнувшей вдруг из-под земли огромной стройке, на которой и ночью было светло, словно днем.
В течение месяца весь каркас был возведен, а еще через месяц и сам цех, насыщенный техникой, которую в большинстве своем сделали в ремонтных цехах на самом металлургическом комбинате, был готов к термической обработке танковой брони.
«Сложнее было положение на строительстве броневого стана. Отстояв решение строить стан не в готовом здании, а на новом месте, мы понимали: построить его в такой срок традиционным образом невозможно. Требовалось найти пути одновременного, параллельного ведения всех видов работ. Надо было превратить шестьдесят отпущенных нам дней в сто восемьдесят смен непрерывной и ритмичной работы днем и ночью. Требовалось вовлечь в работу одновременно десятки строительных и монтажных организаций, предприятий треста и цехов комбината, – вспоминал Вениамин Эммануилович. – Как на грех пошли проливные дожди. Они шли две недели подряд, днем и ночью, как будто бы специально, чтобы усложнить нам работу. Надо было выкопать экскаваторами и вывезти тысячи кубов земли из углубляемого на десять-двенадцать метров фундамента цеха. Автомашины буксовали в котлованах. Строители ставили лебедки и вытаскивали загруженные автомобили. Пришлось вспомнить старое, давно забытое: в хозяйствах треста разыскали лошадей и создали отряд грабарей, которые тоже вывозили землю с участков.
Люди мокли. Кончалось лето, под дождем было холодно. Со складов стройки собрали всю брезентовую и ватную одежду. Василий Фомин, заместитель управляющего трестом, организовал специальную группу, которая круглосуточно сушила одежду. Строители переодевались по три-четыре раза в смену, но работу не прерывали.
В районе строительства поставили палатки, и часть работников перевели на лагерное положение: многие жили в эти дни на стройке. Питание, конечно, было организовано, горячий чай имелся в любое время суток.
В это же время строились все остальные объекты, без которых броневой стан работать не может: котельная, газопровод, железнодорожные пути, энергетические объекты, трубопроводные сети. Стан был готов к прокатке брони на пятьдесят девятые сутки с начала строительства.
За образцовое выполнение задания Государственного Комитета Обороны по созданию танковой промышленности на Урале в тяжелом первом году Отечественной войны большая группа строителей была награждена орденами и медалями Советского Союза.
На опыте стройки цехов броневого стана мы поняли: старые методы и темпы работ не годятся – решать задачи надо совсем по-другому. На следующих стройках в военные годы мы многое усовершенствовали, делали лучше и быстрее, но выполнение первого задания Государственного Комитета Обороны дало зарядку на всю войну, и оно запомнилось строителям на всю жизнь».