Перемелется - мука будет
Жители Магнитки любят свою малую родину и по праву ею гордятся.
Немалое число магнитогорских семей в нескольких поколениях участвуют в её благоустройстве. Среди них - потомки репрессированных.
Моя семья, как многие, пострадала в репрессиях тридцатых годов. Дед добровольно отдал имущество и живность на нужды неведомого ему войска, на которые ссылались агитаторы, но всё же был забит насмерть за то, что пытался оставить себе маленького телёнка - ведь семье тоже надо есть. Бабушка осталась с пятерыми детьми, в числе которых и моя мама Лида.
Жить было непросто. В Магнитке, куда попала семья, спецпереселецы спасались от голода, собирая мороженую картошку на полях за нынешним левобережным кладбищем, выбирали зёрна и отруби из отходов, выброшенных за мельзаводом, перебирали кишки, кости, раздавленные головы забитого скота около мясокомбината. Мама работала с четырнадцати лет, да и все магнитогорцы тогда много и тяжело работали. Она рассказывала, как с горы Магнитной вручную, выстроившись в длинную шеренгу, перебрасывали друг другу большие камни, чтобы выложить ими проспект Пушкина перед центральной проходной ММК. Носила эти камни и моя мама. Позднее участвовала в строительстве домны, возила вагонетки с грузом, освоила работу с электричеством.
В посёлке для спецпереселенцев родилась и я. С началом войны нас, малышей, забрали из бараков в детдом возле здания тогдашней восьмой школы: родители день и ночь работали для фронта и не могли уделять внимание детям, а здесь условия были получше. Иногда маме с бабушкой, которых я очень любила, удавалось взять меня на день-два - и это были настоящие праздники. Кстати, организацией работы детдома занималась начальник госпиталя, расположившегося в школе № 8, мать академика РАЕН Владимира Агеносова Ольга Агеносова.
В первые же месяцы войны трое моих дядьёв и тётя отправились на фронт добровольцами. Не доехав до места назначения, их эшелон оказался на линии огня партизан и немцев. В какой-то момент фашисты стали снаружи забивать двери теплушек. Но партизаны успели открыть несколько дверей, и кто смог - выскакивали на ходу. Так вышло, что братья - мои дядья - отправились дальше на фронт, а их сестру, вырвавшуюся из вагона, спрятала жительница соседней деревни.
Тётя после войны стала медиком, работала до девяноста лет и прожила сто один год. Из трёх её братьев-солдат один пропал без вести, другой дошёл до Берлина, после войны сорок лет отработал связистом на ММК, третий вернулся уже после Победы, работал сапожником, умер рано. Совсем молодым, в годы войны, умер и мой отец: в ту пору работал шофёром на грузовике, часто простывал в длительных сложных командировках.
Мама позднее снова вышла замуж. Отчим, инвалид войны, любил детей и меня считал дочерью. В пятидесяти метрах от дома № 21/1 по проспекту Сталина (теперь проспекту Ленина), где нам дали комнату, - за колючей проволокой был лагерь военнопленных: немцы, чехи, поляки. Они часто подзывали нас: "Киндер! Киндер! Хляб! Хляб!" Хлеб получали по карточкам, он был ценностью, но голодный лучше понимает голодного. Я бежала к бабушке, выпрашивала хоть небольшой ломтик для военнопленных, кидала им за проволоку. Они благодарили поклоном и перебрасывали мне в ответ свистульки и куколки из глины.
Учёбу я начала в Магнитогорске, а с четвёртого по седьмой класс училась в Увельском районе, куда отчима направили агрономом и ветврачом. Здесь ему как фронтовику выделили землянку с русской печью - нашей кормилицей и спасительницей. Огородничали, собирали ягоды в лесу, обзавелись животинкой. Мы с мамой всегда на равных обрабатывали делянку, в десять-двенадцать лет я помогала дояркам, хоть последнюю коровку и додаивала с трудом. Как ни тяжело было - меня всегда поддерживало то, что мама с отчимом мной гордятся.
В школу ходила за несколько километров от дома, зимой - по бездорожью. Однажды, уже темнело, я сбилась с пути. По счастью, услышала вдали скрип саней и наугад позвала: "Гнедко!" Кучер мог не услышать, но колхозная лошадка, которой и мне случалось управлять, когда возила на ней фляги с молоком на станцию, различила звук, встала как вкопанная. Друг друга не видим, снег непролазный, кучер кричит: "Ползи по сугробам на голос". Если б не они - замёрзла бы.
Окончив семь классов, вернулась в город к бабушке, поступила в педучилище, позднее - в пединститут. Как ни труден быт, семья у нас дружная, дядья вернулись с фронта, роднились, я жила в обстановке любви и взаимной заботы. В школу устроиться было трудно, и мне предложили возглавить отдел по работе с детьми и молодёжью. Работали с трудными подростками и молодыми рабочими в общежитиях ММК, учащимися городских училищ и юными жителями Верхнеуральского района. С 1964 года тридцать лет во Дворцах имени Ленинского комсомола и имени Серго Орджоникидзе в составе творческого коллектива я участвовала в организации бесед, лекций, танцевальных вечеров, спортивных соревнований, концертов, выступлений дворовых клубов, встреч с участниками боевых действий, телемостов. По выходу на пенсию погрузилась в работу ветеранских организаций города и ММК.
В трудовой - записи о сорока двух годах стажа. К ним можно добавить ещё двадцать три - общественной работы. Вырастили с мужем двух дочерей, внуки отслужили в армии, внучка учится в медицинском. Я одна из многих потомков первостроителей Магнитки, кому посчастливилось выжить в репрессиях, кто своим трудом делал сильнее и краше ставший родным город, вырастил достойное поколение. Что называется: перемелется - мука будет. Верится, что и потомки будут достойны первостроителей Магнитки.