"Когда-нибудь познаешь высоту..."
Наталья Сергеева (настоящая фамилия - Чубатько) родилась 9 июня 1957 года в Магнитогорске.
Окончила педучилище, училась на литературном факультете МаГУ.
Её стихи печатались в городских газетах и в журнале "Берег А". В 2008 году в серии "Литература Магнитки. Избранное" вышла книга стихов "Номерок на ладони".
Наталья была организатором и на протяжении многих лет - хозяйкой популярного в литературной среде клуба "9/1". У писателей Магнитки она пользуется особым расположением ещё и потому, что она замечательный корректор. Именно потому многие сборники магнитогорских поэтов и прозаиков, а также все номера журнала "Берег А" вышли при её непосредственном участии.
Лирика Натальи Сергеевой вызывает живой интерес у интернет-читателей "Библиотеки Мошкова", журнала "Самиздат", посетителей сайта "Стихи.ру".
"Когда-нибудь познаешь высоту..."
* * *
Иных исключено любить.
И греть исключено. И нежить.
Они, как шёлковая нить, -
блестяще, тонко, больно режут.
До времени и до поры
небес прищура убегая,
они чураются игры,
в "жизнь без игры" весь век играя.
От них - ни хлад и ни тепло.
Болотный фосфор - их горенье.
Не рядом с ними быть - спасенье.
И их бояться - не грешно.
* * *
Распахом лета -
сладким и слепым,
дыханьем солнца -
горьким и горячим
утешен мой усталый пилигрим,
такой нелепый и такой незрячий.
Ну да, глупыш,
шнуровочкою - рот,
в молитвенном сложении ладошки...
Не озирайся.
Кто там разберёт,
что есть копытца у тебя и рожки.
Окрысился углами старый дом
и снов безумьем,
на расправу скорых.
Недобрый ропот-шёпот за стеклом
и шорох звёзд,
запутавшийся в шторах.
Дожди со снегом.
Осень и зима...
но тихая приветливость погоста...
Как было долго жить
(не обижайся, ма!) -
и выбыть насовсем -
совсем непросто.
* * *
Дурной, дурной апрель -
чванливый, мокрый, грязный -
навязывает мне болезненные сны.
Какой же прок тебе
в изобличенье праздном
надорванных страстей
не знающей вины?
На ложный зов
никто и из нигде явилась,
припала к роднику, не ведая стыда,
подсеребрила мех,
наелась и умылась
и в срок или не в срок
опять вернусь туда.
Там - не назойлив свет,
там звёзды не пугают,
песок не раскалён,
в росе ногам тепло...
Там, может быть, не жизнь
и не подобье рая.
Но там я остаюсь.
Там нет меня. Adieu!
* * *
Истерзан дробью дождевою
сгоревший клён. Остывший сад.
Поплачь, поплачь и ты со мною,
бескрылый друг, прилунный брат.
Грозы блистательная ярость
спалила слепо дряхлый ствол -
играючи, не напрягаясь,
сдул пепел и золу эол
по вымерзающим газонам,
по разорённым цветникам;
по нелюбимым, невлюблённым,
по выброшенным, отрешённым,
по тем, что обогнули храм...
В прощальной роскоши осенней,
в её отчаянной любви
глухие - слух, слепые - зренье,
немые - голос обрели.
И мне - ни шор и ни берушей,
но звучных арабесок хор -
про мир: мятежный,
пошлый, ушлый,
седой, больной, банальный,
скушный -
берёзовый скрипучий вздор.
* * *
От возрождений выдыхаться
и неизменных умираний,
темно грешить - и умиляться
смирению и покаянью.
Предав с изыском - расстараться
не дать к своим подвалам ходу...
Ну, право, как не разрыдаться
над хрупкою своей природой?..
* * *
Увечных мыслей порожденье скорбно:
больной мой стих, убогое дитя -
придавлено свободы тяжким
горбом,
ушей и глаз оковы обретя.
Уютней было в карцере сознанья
баюкать думу, тешить пустоту
и грезить, что,
нечаянно венчанный,
когда-нибудь познаешь высоту.
Не заперт выход. И манок-сирену
к губам подносит лживая весна...
Откроешь - и покатятся из плена
слепые, безъязыкие слова.
* * *
Суров, однако, грудничок-октябрь.
Каприза-ветер надувает щёки.
Плаксивый дождик, как и мы,
озяб -
сам под собою, недовольный,
мокнет.
Ах осень, неспокойная вдова,
умерь свой норов, пощади убогих.
Коль небеса нас жалуют едва,
как могут не допечь земные боги?
Берёз хотелось? -
радуйтесь дровам;
звезды коснуться? -
получите ватты...
Но пламенеет щедрая листва
и пряные дурманят ароматы.
О мудрая, тебе ль не обаять? -
твой плен причудлив,
ласков и небрежен...
В непостоянстве мы тебе
под стать -
и наши страсти - яростны
и нежны.