«Балеты Эйфмана — это другой мир…»
Приезд в Ригу на гастроли Санкт–Петербургского гостеатра академического балета Бориса Эйфмана всегда праздник. Его балетную труппу и постановки невозможно сопоставить ни с какими другим. Показанный на сцене ЛНОиБ балет «Чайковский. PRO et CONTRA» всколыхнул в душе зрителей море чувств и страстей, восхитил высочайшим мастерством, — пишет газета «СЕГОДНЯ»
Родом из детства
Исполнительница партии супруги великого композитора, Антонины Милюковой, прима–балерина театра Любовь Андреева, была награждена за свою роль высшей театральной премией Санкт–Петербурга «Золотой софит». Год назад Любовь стала и лауреатом российской Национальной театральной премии «Золотая маска» — за лучшую женскую роль в балете и современном танце. Награды удостоилось ее исполнение партии Николь Уоррен в Up & Down. Нам посчастливилось увидеть балерину в этой роли.
В этот приезд мне удалось поговорить с Любовью Андреевой. Она вышла в холл гостиницы «Метрополь» — тоненькая, высокая, темноволосая, с огромными выразительными глазами. Везла за собой небольшой чемоданчик на колесиках. Зачем? Собиралась на вечерний танцкласс в нашу Оперу. В чемодане, кроме прочего, — две пары пуантов…
Как удивительно сложилась ее судьба! С детства Люба танцевала в минском танцевальном ансамбле «Белорусочка», потом окончила в Минске хореографическое отделение Колледжа искусств, год стажировалась и два года танцевала в Большом театре оперы и балета Белоруссии, где ее увидели и пригласили в театр Бориса Эйфмана…
— Руководитель «Белорусочки» Ирина Богданович в свое время и посодействовала, чтобы пошла учиться по специальности, — вспоминает Любовь. — Воспитанники этого коллектива в основном шли учиться в Колледж искусств на отделение народного танца. А я была первой, которая поступила на классическое отделение. Очень благодарна Ирине Ивановне за то, что направила меня в ту сферу, которой сегодня живу.
Школа кордебалета
Не могу сказать, что мне не давали роли в Минске — в первый же месяц работы мне поручили сольную партию, хоть и маленькую. Ты один на сцене, и зрители смотрят только на тебя… Каждый месяц у меня была какая–то премьера. И не только соло, но и в кордебалете. На самом деле рада, что мне довелось и в кордебалете танцевать — ведь это другая, очень полезная школа. Нужно смотреть за общей линией всех партнеров, хорошо танцевать самой.
Выходила в общем танце во многих постановках, один раз было так, что мне нужно было сразу в день спектакля встроиться в танцующий ряд. Утром была репетиция с оркестром, а вечером пришлось танцевать. Посмотрела запись постановки, поговорила со своими партнершами, попросила, чтобы одна из них пришла пораньше и показала мне порядок фигур. Это очень большая школа.
К сольному танцу ты готовишься специально, с тобой индивидуально, тщательно и долго работают, помогают. В кордебалете ты работаешь сам. Нужно моментально соображать и все быстро схватывать.
Мне это очень помогло, когда пришла к Борису Яковлевичу. Потому что, когда он ставит балет и показывает движение, тебе надо быстро его запомнить и самому показать.
— Психологический балет Эйфмана при всей своей выверенности предполагает у танцовщика некоторую склонность к импровизационности…
— Конечно! Борис Яковлевич показывает нам так, как он это может в своем возрасте, а дальше — слово за нами. Мы его тему развиваем, а он, соответственно, лепит из нас то, что задумал, что ему нужно получить в конечном результате и что зритель потом видит на сцене. Конечно, это совсем другой мир… И в то же время все чувства зрителю понятны.
Выявить личность
— Мне на ваших постановках порой становится страшно — какие невероятные, «ломающие» тело движения вам приходится делать. Вас это не напрягает?
— Когда только пришла в труппу Эйфмана, был настоящий шок. Казалось, что такое никогда в жизни не сделаю. Но в свое время Эйфман сказал: «Ты сама еще не знаешь, что ты можешь». Святая правда! До сих пор под этим лозунгом живу и всегда это говорю.
Порой, когда идут репетиции нового спектакля и Борис Яковлевич показывает нам дуэт со словами «я это вижу так», мы с моим партнером Олегом Габышевым переглядываемся и говорим, что это нереально. «А вы хотя бы попробуйте!» — убеждает нас постановщик. И действительно, через какие–то полчаса у нас начинает получаться.
Когда первый год работала в театре, не всегда понимала, чего хочет от нас Эйфман. А сейчас, на исходе седьмого года, все совершенно по–другому. Мы всегда смеемся с товарищами, что у нас с такими нагрузками год идет за два…
— Он какой–то маг и волшебник — что он делает со своими артистами!..
— Он видит нас насквозь, видит, чем каждый из нас живет и что в нас заложено. Поэтому и умеет раскрыть потенциал артиста — Господь ему дал такую возможность. Очень многие ребята, влившиеся в нашу труппу, были абсолютно не раскрыты в других театрах. А Борис Яковлевич видит то, чего не видит никто другой. Поэтому, когда мы выходим на сцену, все поражаются: ах, какие талантливые артисты…
Понятно, что есть Школа, но выявить индивидуальность танцовщика и преподнести ее с лучшей стороны он умеет как никто другой.
Он человек очень требовательный — и к нам, и по отношению к себе. Большой трудоголик. Наш театр живет уже 40 лет — вряд ли это было бы возможно, если бы такого не было.
Приезжаю на работу в 10 утра, а Борис Яковлевич уже на месте. И когда в 22.30 мы принимаем душ, переодеваемся и уходим домой, он еще остается в театре. Мы знаем, что в редко выдающийся у нас выходной он ищет и прослушивает музыку для будущих постановок, монтирует фильмы — все делает сам.
Предел возможностей
— Как Эйфману удается вытаскивать из вас такие острейшие, на пределе возможностей человеческой психики, эмоции, от которых у зрителя в зале мурашки бегают по спине?
— Это делается еще на репетициях. Он всегда вкладывает очень глубокий смысл во все, что мы должны за 3–4 минуты дуэта сказать зрителю. На движение накладываются эмоции, и на последних репетициях Борис Яковлевич просит давать полные эмоции, чтобы он ясно видел, то мы делаем или нет. Когда уже видишь спектакль целиком, когда ты в гриме, костюме, работает свет — тебе, конечно, проще выкладываться на 200%.
— В «Родене» мне за вас было очень страшно — на таком пределе чувств живет ваша Камилла. И ваша Антонина Милюкова оказалась в доме умалишенных, и Николь из Up & Down лечилась в психбольнице. Как вы с этим справляетесь, чтобы самой остаться в здравом уме?
— После «Родена» я в таком состоянии, что меня просто нет, ни физически, ни эмоционально. А вот недавно у нас было три «Родена» за полтора дня в Большом театре: утром, вечером и опять утром. Усталость невероятная каждый раз. Но когда ты вновь на сцене, слышишь музыку и сам веришь в то, что делаешь, открывается какое–то второе дыхание. А перед спектаклем скрываюсь за кулисы, чтобы побыть в одиночестве, сосредотачиваюсь и настраиваюсь.
Нужно разделять сцену и повседневную жизнь, погружение в которую отвлекает, уметь переключаться. Помогает то, что ты понимаешь, где ты в данный момент. Это как в балете «Красная Жизель», про знаменитую Ольгу Спесивцеву, которая перестала понимать, где сцена, а где жизнь, и в конце концов помешалась. Не хотелось бы так окончить. Хорошо, что там не танцую, хотя участвовала в постановочном процессе.
Люблю спектакль «Евгений Онегин», потому что там нет внутреннего сумасшествия, душевной работы «на разрыв». После моей Татьяны усталость приятная.
— Удается ли вам немного отдыхать от этого «вживания в образы«?
— Да, и во время этой короткой передышки хожу по другим театрам, чтобы самой получить эмоциональный заряд. Читаю, смотрю фильмы, внутренне готовлюсь к постановкам. Бывает так, что балерины, решив, что они «не очень устали», во время своего отпуска выступают в других театрах. Я так больше не делаю — нужно обязательно отдыхать.
Когда тебя понимают
— Как вы ощущаете профессиональный рост за годы в театре?
— От спектакля к спектаклю у тебя появляются в исполнении такие нюансы, которые придают ему особые краски. Мы говорим, что на премьерном спектакле ты еще «не в теле» — постоянно думаешь, как тебе все это нужно сделать. А потом тело идет впереди тебя, и ты чувствуешь себя уже комфортно и начинаешь полноценно жить на сцене.
— А остается ли у вас время для личной жизни?
— Во многом это зависит от тебя самого — оставляешь ли ты место в своей жизни для чего–то другого, кроме работы. У меня есть любимый, с которым скоро будет свадьба. Он тоже из мира балета. Мне повезло, потому что он работал в труппе Эйфмана и прекрасно знает, как и чем нам достаются все эти роли. Прекрасно меня понимает и старается помочь и физически, и эмоционально. Делает мне массаж, готовит вечером кушать…
— Откуда у вас такая сильная закалка?
— За это благодарна своим родителям — у меня всегда была очень требовательная и строгая мама, которая воспитала во мне целеустремленность и выдержку. А папа был сама доброта и общительность. Его уже нет, к сожалению…
— А удается бывать у родных в Минске?
— Чаще они ездят ко мне и на всех премьерах бывают. А я обязательно езжу к ним на Новый год, но в отпуске не всегда получается заехать.
— Какую сверхзадачу вы себе ставите в профессии?
— Хочется сегодня быть лучше, чем вчера. Всегда говорю себе, что не могу быть лучше другого, а только лучше себя.
Наталья ЛЕБЕДЕВА.