Двадцать синеньких и один красненький

Первый раз меня повязали ну просто ни за хрен собачий — за курение травы в общественном месте. Я так и сказал судье, какое оно, нафиг, общественное, там за целый день ни одного человека. Люди там боятся ходить. Но этот старый еврей даже слушать меня не стал. Впендюрил мне три дня общественных работ, город убирать. Чайнатаун. Самое грязное в Манхеттене место. Если бы видели сколько там дохлых кошек. Я собирал этих кошек в большой черный мешок и плакал.
А повязали меня так. Мы стояли в узком проходе на первом Брайтон плейс с одной красивой проституткой и курили косяк. Она сказала, что ее зовут Наташка, но я думаю, что соврала, потому, как рассеянно отзывалась на свое имя. Мне от Наташки этой ничего не нужно было, мне бы не хватило денег, чтобы ее трахнуть, просто хотелось с кем–нибудь по–русски поговорить. Она классно ругалась матом и мне это очень нравилось. Шмаль у меня была духовитая, так что за квартал было слышно, менты учуяли с первого Брайтона и пошли, как коты на валерьянку. Наташка первая увидела копов и сдернула, смешно хиляя на каблуках, а я стал в проходе, чтобы дать ей убежать. Меня повязали и засунули в автобус, а там уже человек десять таких как я – пятница вечер, конец месяца.
Привезли сперва в участок на Кони Айленд. У меня не было с собой ай–ди, и эти пидоры потащили играть на пианино для идентификации. Я так и сказал менту–пакистанцу, который сидел на сканере: “Don't Shoot Me I'm Only the Piano Player” Но этот маленький черноглазый с острыми зубками, похожий на мангуста зверек, ничего не понял.
Уже поздно вечером нас, человек двадцать пять, на специальном ментовском басе повезли в централ букинг. На всю ночь. Самое плохое — такой ночной отстойник — без постели, без жратвы в компании, где ты один единственный белый. Хотя, был еще один.
Черные стали ко мне доебываться, забрали сигареты и пытались снять кроссовки. Я заругал их по–русски, и хотел драться. Не знаю чем бы кончилось, но тут меня из дальнего угла позвал голос: «Иди сюда, пацан». Я подошел. Он сидел не на полу, как все, а полулежал на большом листе картона, подвинулся и дал мне сесть рядом. Этот картон как бы обеспечивал его экстерриториальность. Мужик спросил, за что меня арестовали. Я рассказал. Потом спросил, закончил ли я школу. Я сказал, что нет. И спросил еще, чем я занимаюсь. Я сказал, что ничем. Больше он не задавал никаких вопросов.
Мы сидели так всю ночь и молчали. Никто из черных к нам близко не подходил. Я задремал, а когда проснулся, то увидел, что прижимаюсь к этому мужику. Не подумайте, что это пидорство, просто в клетке было холодно из–за кондиционеров.
А утром, когда тюрьма проснулась и начала разгружаться, этот русский сказал, что сейчас он встретится со своим адвокатом, попросит его посмотреть мой кейс и сделает так, чтобы я увидел судью без очереди. Еще сказал, чтобы я запомнил телефонный номер. Его звали Алик. Так я стал у этого Алика работать.
Алик был хороший человек, справедливый, но строгий.
Через два дня, когда мы встретились в Татьяне, Алик сказал, что даст точку возле канала на Ностранд, но для этого мне нужен будет напарник, потому что в этом бизнесе всегда работают два человека, у одного стафф, а второй принимает бабки. И если менты даже возьмут одного, допустим с бабками, то доказательств у них нет, и в случае чего, такой кейс хороший лоер легко отбивает. Алик как бы давал мне лоерскую страховку, но самое главное место, откуда нас никто не мог согнать, потому что это было Алика место. Самое главное условие, торговать только травой и брать только у него. Для начала Алик давал в долг, но этот долг нужно было отработать и отдать сразу же и только потом брать стафф на свои деньги. Трава у Алика, нужно сказать, была самого лучшего качества.
Я взял в напарники Фиму, которого я знал еще по хайскул. Фима с детства занимался боксом и Алик сказал, чтобы боксер стал на деньги, а на стаффе стоял я.
В первый же день, когда мы пришли на точку, то увидели, что на ней работают черные из праджекта. Мы их согнали, и они сильно не залупались, потому, что знали, это чужое место. Мы быстро отбили и выплатили депозит и стали неплохо зарабатывать. Купили у китайцев на Канал стрит две армейских рации, сделанные под игрушки. Эти рации по мощности покрывали весь Шипсхедбэй. Мобильников тогда еще не было. Мы легко зарабатывали деньги и классно проводили время. Меня любили и охотно приглашали на любую тусовку, сами понимаете почему. Если, допустим, я шел к кому нибудь на день рождения, то мой подарок имениннику получался самый лучший. Девочки любят щедрых пацанов, и у меня всегда было много классных телок.
Мы проработали с Фимой все лето и почти всю осень — в ноябре я простудился, заболел и не мог стоять на точке. Алику мы ничего не сказали и Фима стоял один, хотя это было нарушение правил. Я провалялся две недели, а когда слабый еще, вышел, то в первый же день врубился, что этот поц Фима вместе со стаффом от Алика запускает еще и какой–то другой. Я спросил у него, нафига ты это делаешь, тебе мало того, что мы зарабатываем. Твоя мама – медсестра в госпитале, не сделает за неделю столько, сколько ты за один день. И вообще, зачем набарывать Алика. Он нормальный мужик и дает нам заработать. Фима сказал, что в принципе Алика мы не набарываем, потому что его левый стафф Алика дурь не перебивает, а идет совсем другим клиентам в черные праджекты, где траву курят только млашие школьники. Стафф этот в своей лаборатории делают два студента–химика из Барух калледжа. Но я уперся и мы договорились, что он с левым стаффом завяжет, только я должен дать ему возможность продать остаток, в который он уже вложился. Там было не много, долларов на триста, и я согласился. Фима скинул мне все, что при нем было. Трава в нашей расфасовке в прозрачных пакетиках, а стафф этих химиков был в маленьких цветных. Двадцать штук синеньких, Фима сказал, что отдает их по двадцатке и один красненький. Красненький студенты отдали бесплатно, потому что экспериментировали, сами не знали, что у них получилось и хотели на ком–нибудь проверить.
Видно этот стафф в пакетиках был действительно крутой, потому что все двадцать я скинул за два дня. Фима стоял на другой стороне канала и только успевал говорить: «Приготовь синенький» и постоянно убалтывал меня по рации, чтобы взять еще. Но я был непреклонен и сразу отключался.
Уже под вечер подошел ко мне один белый пацан, я его знал. Когда мы были школьниками, месяц провели вместе в спортивном кемпе Олимпик в Поконо. Он попросил в долг один синенький. Это было необычно, потому что русские синенькие за все время ни разу не брали. Русские консервативные — в основном курят траву и нюхают кок. Я сказал, что в долг не даю. Он стал напрягать, но я резко послал его на.., и он свалил. Появился через час, когда я уже хотел уходить с точки. Он сказал, что может рассчитаться со мной натурой. Только что в зоомагазине прямо из клетки он украл очень дорогого котенка, согласен обменять на один пакетик. Я сказал ему, что мне не нужен котенок. Тогда он распсиховался и закричал, что ему котенок тоже не нужен, достал из–за пазухи маленькую пушистую кошечку и бросил ее в канал. Я посмотрел вниз, фонари освещали канал, котенок всплыл и барахтался в мазутной воде молча без единого звука. Я сказал чуваку, что забираю у него котенка, но он сам должен его достать. И он, представляете, полез. Когда он принес мне грязный полуживой комок, я хотел чувака отпиздить, но посмотрел на него, такого же грязного, мокрого и жалкого, как котенок и отдал ему красный пакетик.
Я знаю, чего вы больше всего боитесь, что я сейчас закончу свою историю и вы не узнаете, что было дальше. Не бойтесь.
Я забрал котенка домой, отмыл высушил. Котенок понравился маме, мы оставили его себе и из него выросла большая очень красивая кошка по кличке Дуся. Кошка прожила у меня семнадцать лет. А чувак этот, которому я дал красный пакетик, пропал. Нет не погиб и не умер, а через год объявился в Минске вот при каких обстоятельствах. Девятого июля тысяча девятьсот девяносто шестого года в девять часов утра он сидел на крыше домика первого съезда РСДРП и играл на скрипке. Играл так хорошо, что все вокруг плакали. Плакали случайные прохожие, плакали люди из соседних домов, которые вышли на балконы, чтобы его послушать, плакали менты, плакала, специально вызванная психиатрическая бригада скорой помощи, плакали даже два пожарника, которые полезли его снимать. Знаете, что самое удивительное. В музыке он был совершенно тупой и не умел играть ни на одном музыкальном инструменте.

Написал rabina1950 на microproza.d3.ru / комментировать