Наталья Чикина первые модели Белорусского центра моды
В 1960-е годы девушки охотно поступали в радиотехнический институт – так было модно. Наташа окончила его в 1972-м с красным
В 1960-е годы девушки охотно поступали в радиотехнический институт – так было модно. Наташа окончила его в 1972-м с красным дипломом и была распределена в Академию наук, в Институт физики твердого тела. Но еще во время учебы по уговору подружки пришла вместе с ней на отбор в Дом моделей. Обе стройные и высокие, но по сцене, как предполагалось, пройти должна только одна. Наташа сидела в зале, тем не менее ей тоже предложили «выйти и показаться». И так получилось, что подружку отклонили, а ее пригласили работать манекенщицей. Пока внештатно.
Зарплата, как у м. н. с., – по самой низкой ставке
– Это, конечно, было для меня чем-то новым. Очень застенчивая, закомплексованная девочка – я не была готова к сцене. И все же эта интересная деятельность мне понравилась. На показы меня, как внештатницу, приглашали нечасто, вечерами, после учебы. Но году в 1970-м, когда я училась на четвертом или пятом курсе, организовывалась командировка в Югославию. И меня пригласили. В то время манекенщицам пройти отбор для выступления за рубежом было невероятно сложно.
К этому относились очень серьезно: проверяли не только личные данные, но и сведения о родителях, дедушках и бабушках – не был ли кто судим или репрессирован. «Выездных» набиралось пять-шесть человек. Меня выбрали, потому что симпатичная, подходила под размеры и имела чистую анкету. Именно безукоризненная анкета и дала мне возможность проработать манекенщицей 20 лет. До сих пор удивляюсь: мне было уже 35, а я еще ездила – и в Испанию, и во Францию, и в Канаду.
Та первая поездка в Югославию изменила мой взгляд на жизнь. После получения диплома мне было скучно на основном месте работы. Блеск, красота, рукоплескания – и вдруг сидеть целыми днями в душном помещении. Моя зарплата в Институте физики твердого тела составляла 105 рублей – как у м .н. с. (младший научный сотрудник. – Прим. ред.), это самая низкая ставка. Манекенщицы в то время получали примерно столько же. Но я была молода, мне хотелось красоты и того антуража и настроения, которое создавали зарубежные командировки. Потому что выехать даже в Болгарию по путевке туриста считалось в то время вершиной счастья. А тут за границу бесплатно, да еще и с командировочными.
Чикина знали все
– В Институте физики твердого тела я проработала месяцев семь. Как-то директор Дома моделей пригласил меня в свой кабинет и сказал: «Наташа, мы понимаем, что у тебя есть профессия и тебе надо работать по специальности. Но мы приглашаем тебя в штат. Ты будешь одной из ведущих манекенщиц, будешь ездить во все зарубежные командировки. Подумай». И я действительно думала, и это было мучительно. В течение десяти первых лет работы в Доме моделей мама принципиально не ходила на показы. Это парадокс времени и профессии.
Родители были в шоке: они не хотели для меня такой работы, называли ее нехорошей для женщины. Бросить престижную специальность и пойти в какие-то легкомысленные манекенщицы?.. Принять решение помог друг, который знал меня еще студенткой. Он был на год старше, учился в политехническом институте (сейчас Белорусский национальный технический университет. – Прим. ред.). Мы познакомились на Лукомской ГРЭС, в стройотряде.
Когда я рассказала ему, что Дом моделей пригласил меня в штат и что мне самой этого очень хочется, но я должна бросить работу в Академии наук, а за это меня убьет мама… Он меня перебил: «Наташка! Тебе там нравится? Нравится. Иди. Все нормализуется, родители примут». Он знал меня как серьезную девушку, а не легкомысленную расфуфыренную дурочку. Если бы он меня тогда не поддержал, я, может быть, и не пошла бы – послушала отца с матерью, но когда он так сказал, я успокоилась и решилась.
А замуж я за него вышла только через восемь лет после этого. И 30 лет прожила счастливо в браке. Он умер пять лет назад от второго инсульта… Вы должны его знать, Виктора Чикина все знали. Главный редактор газеты «Семь дней», руководитель нашего телевидения, известная в Беларуси личность. Возглавлял Коммунистическую партию Беларуси, в 1991-м на баррикадах ее защищал. Тогда же основал независимую газету «Мы и время»… У нас был крепкий социалистический брак.
Писала лекции о том, что модно
– Коллекции для показов за рубежом начинали шить за полгода. К этому было очень серьезное отношение. Нас в любой момент могли пригласить в швейный цех, потому что на одну только модель приходилось не меньше десяти примерок. Все доводили до безупречности: каждая строчечка, каждая складочка. И модели все были очень красивые.
Я и сейчас, рассматривая фотографии, восхищаюсь. Так, как шили в Доме моделей, не шили больше нигде – тонкая работа. И художники были замечательные. Я сама всю жизнь увлекаюсь шитьем и вязанием, и для меня работа в Доме моделей стала университетом швейного дела, огромной школой профессионального, художественного создания одежды.
Кстати, в то время у меня была мечта: думала, что с возрастом, когда уже не буду манекенщицей, стану ведущей на показах моделей, буду работать как искусствовед в мире моды. Писала лекции о том, что модно и как правильно представлять одежду. А для этого изучала специальную литературу. У нас была шикарная библиотека. Она, наверное, и сейчас в Центре моды есть. Какие там были книги по истории моды – нигде такой литературы больше не было. А заграничные журналы?!
Это сейчас можно в каждом киоске купить иностранный модный журнал, тогда же ничего подобного не было. Но в нашу библиотеку, для наших мастеров такие журналы выписывали. И я все свободное время проводила там. Правда, с моей идеей ничего не получилось. Ушла я в 1990-м, спустя ровно 20 лет после своего первого показа. Но последние пять-шесть лет работала в отделе пропаганды моды и рекламы. Инженер по рекламе – так называлась моя новая должность. Мне было уже за 35, и в массовых показах я не участвовала. Но что интересно, за границу меня по-прежнему брали. Вот так мне везло.
А вообще средняя продолжительность работы на подиуме у наших моделей была небольшая – четыре–пять лет. Одни выходили замуж, другие полнели, третьи нарушали моральные нормы. Даже развод считался аморальным поступком, а уж общение с иностранцем было почти преступлением.
А в 1990-м случилось непоправимое
– На новой должности я отвечала за печатные издания, посвященные моде, за рекламу Центра моды в печатных СМИ, на телевидении и билбордах, за рекламные фильмы, проспекты, буклеты. Это тоже было интересно. Мы выезжали на съемки, я сотрудничала с Белторгрекламой, проверяла качество рекламных роликов, рассказывающих, например, о фабрике имени Крупской. Но в 1990-м году случилось непоправимое. Уже не нужны были наши услуги, мода куда-то девалась.
С перестройкой изменилась вся структура Центра моды. Меня вызвали к директору и сказали: «Больше отдела рекламы у нас не будет. Вы куда пойдете работать? Можем предложить вам лекальный цех». Я подумала и сказала: «Извините, но у меня высшее образование, на рабочую должность я не согласна». Уволилась и в следующие шесть лет кем только не работала. Заканчивая свою карьеру в Доме моделей, я посещала курсы вышивания, кройки и шитья, получила диплом конструктора одежды.
огда стало модно организовывать маленькие швейные производства, среди них было предприятие «Белорусочка». Мы украшали вышивкой женские ночные сорочки, кроили блузки, тоже с вышивкой. Год я работала там начальником портных, отвечая одновременно и за конструирование, и за моделирование. Но это предприятие долго не просуществовало. Следующие несколько лет я работала в фирме, которая существует до сих пор, это швейное предприятие «Скарлетт».
Там я была одна в трех лицах – манекенщица, конструктор одежды и ответственная за так называемую массовость размеров: мы шили от 42-го до 62-го, и надо было все лекала под каждый размер подогнать. Я работала бы там и дальше, но мне стало скучно. И потом, это работа с тканью: когда нож кроит сразу двадцать пять слоев, от нее летит пыль, ты постоянно в нитках и лоскутках и белого света весь день не видишь – только стол, ткани и электрический нож. Но главное – мне стало скучно. Еще годик я поработала в туристической фирме, а потом наступил довольно тяжелый период.
Муж остался без работы, потому что Коммунистическая партия оказалась уже не в чести, турфирму, где я работала, по каким-то причинам закрыли, родители умерли. И вот тогда совершенно случайно я прочитала в «Вечернем Минске» объявление о встрече, на которую приглашаются женщины, ищущие работу. Так я пришла работать в компанию Mary Kay. Там столкнулась с парадоксом. Зарплаты в стране тогда составляли 30–40 долларов, а одна только помада стоила 12 долларов. Казалось бы, для кого? Тем не менее помады покупали.
Перекусывать бегали в «Юбилейку»
– Тогда не было таких жестких требований, как сейчас, когда модели ходят скелетами. Мы были нормальные люди 44-го размера. Главное, что должно быть и что определялось еще при приеме на работу: талия 60 или 65 сантиметров, бюст – 88, бедра – около 90. Эти стандарты надо было поддерживать, потому что на тебя шили коллекцию, под твои параметры создавалась за много лет целая вереница моделей, и если ты вышла из размера, с тобой прекращали работать. Потерять возможность выезжать за границу – это сильнейшая мотивация.
Что можно есть и что лучше не есть – такой науки тогда не было. Наука была другая. Когда я родила сына и мне надо было за полгода вернуться в размер, начала ходить к массажисту и в сауну. Я не помню, чтобы себя в том возрасте в еде ограничивала. Конечно, булочек мы не ели, но у нас такой был обмен веществ и такая физическая нагрузка…
Мы же не просто ходили по сцене, очень часто мы танцевали. Каждый день по два часа репетиция, потом еще отстоять худсовет. Времени поесть иногда не было. Перекусывать бегали в «Юбилейку». Знаете, какой обед у нас был? Чашечка кофе и парочка бутербродов. Укладывались в один рубль.
Ни скандалов, ни происшествий
– Я вспоминаю Монреаль. Мы приехали в Канаду – как на другую планету. Там огромные толстые тетки носили короткие шортики. Мы были в шоке, у нас женщины по улицам так не ходили. Канадок особенно потрясал белорусский лен в сочетании с вологодским кружевом. Они просили продать наши платья за любые деньги.
Но никогда ничего не продавалось, все должно было вернуться в страну под расписку. Спустя два–три года модели еще где-то показывались – на выставках стояли одетые в них манекены, а потом их пускали в продажу. Но это не была продажа в магазине. Просто запускали нас, манекенщиц, на склад и говорили: «Девочки, выбирайте». Это тоже, кстати, было одним из бонусов нашей работы. Помню, купила себе очень красивое пальто с вышивкой. Изумительное, сшитое безукоризненно. Все на меня оборачивались!
Отношения между нами, моделями, были очень хорошие. Если кому-то кажется, что манекенщицы готовы друг друга поубивать, то на самом деле ничего подобного! Фильмы про подсыпание стекла в туфли снимались не про нас. Мы все работали в одной группе, все друг от друга зависели.
С Томочкой Гончаровой мы лет десять проходили по сцене, так мы же с ней из одной чашки пили и из одной тарелки ели, за границей в одном номере жили. Мы были подружками, выручали друг друга. И каждая понимала, что если она в этот раз за границу не едет, то другие манекенщицы не виноваты, надо спрашивать причину у директора. Ни скандалов, ни происшествий. Может, кто-то другое расскажет, но я плохого не помню.
Я бесконечно благодарна Дому моделей, теперь Центру моды. Как еще я могла бы прожить такую жизнь? Я стала конструктором и модельером одежды. И посмотрела мир! Канада, три раза Франция, не только Париж, но и Лион, Испания с ее Барселоной, полтора месяца в Индии, где нам показали храм любви Тадж-Махал!.. Разве, сидя инженером в пыльной комнате, я могла бы все это увидеть и пережить?
Читайте также:
Текст gorodw.by