Почему немецкие летчики как огня боялись советского истребителя с изображением кошки
Почему немецкие летчики как огня боялись советского истребителя с изображением кошки
Блестящий полководец Наполеон Бонапарт был очень суеверным человеком. Он считал, что весь его жизненный путь определен судьбой. Гроза европейских монархий верил в путеводную звезду, которая якобы защищала его от невзгод.
Даже Орден Почетного легиона, учрежденный Наполеоном, сначала называли Звездой. Настороженно относился Бонапарт и к дурным предзнаменованиям, особенно перед сражениями и довольно часто, планируя боевые действия, прислушивался к своей интуиции.
Французский император всегда носил с собой талисман – хрустального сфинкса на серебряной подставке, усыпанной драгоценными камнями. На поле боя можно погибнуть в любой момент. Поэтому солдаты во все времена использовали различные амулеты и обереги, обращали внимание на приметы. Зачем во времена Великой Отечественной войны бойцы обменивались папиросами и кусочками сахара? Почему перед боевым вылетом пилоты наотрез отказывались фотографироваться? И как появилась примета не бриться накануне сражения?
«Не последний, а крайний» – говорить так про рейс – очень известное суеверие пилотов. Военно-воздушные силы вообще самый мнительный род войск, считают историки. Так повелось еще со времен Первой мировой войны.
Петр Нестеров
Различные поверья возникли сразу же как самолеты стали выполнять первые боевые задачи, а к Великой Отечественной войне у авиаторов было не меньше неформальных обрядов, чем пунктов в уставе. Перед опасным вылетом категорически запрещалось фотографироваться. Сделать снимок разрешали только когда экипаж выполнит задание и вернется на аэродром. Эта примета появилась после гибели знаменитого аса Первой мировой войны Петра Нестерова, который перед своим очередным боевым вылетом сделал фотографию. Эта фотография стала для него последней.
С особым трепетом летчики относились и к форме. У каждого обязательно был свой счастливый комплект. Как правило это гимнастерка, которая однажды уже отвела смерть, т.е. та, что была на авиаторе во время первого тяжелого боя. Порой счастливая форма выглядела уже так непрезентабельно, что ее приходилось прятать от командования и надевать непосредственно перед тяжелым и рисковым заданием, даже если форма была не только не по размеру, но и не по сезону.
Так, например, Герой Советского Союза летчик Прибылов всегда летал в своем зимнем камуфляже. Другой же летчик, Пургин, всегда надевал свою старую гимнастерку. Когда же начальство делало ему замечание о том, что он находится в старой форме, он поверх старой формы надевал новую.
Летчики на войне очень старательно избегали «чертовой дюжины». На 13-ое число старались не назначать опасных вылетов и на бортовой номер 13 наложили вето, негласное, конечно. Но командование в несчастливую цифру тоже верило. Так среди летчиков Великой Отечественной войны было очень серьезное суеверие, что самые трудные это первые 12 вылетов, и что именно после 13-го полета уже все дается намного легче. Считалось, что это именно тот рубеж, который нужно перешагнуть летчику для того, чтобы быть более защищенным в небе. Надо сказать, что, как и многие суеверия, оно не лишено здравого смысла, поскольку опыт приходит именно с практикой».
Почти у каждого героя воздушных войск был свой личный талисман. Легендарный летчик Леонид Гальченко своим оберегом считал статуэтку черной кошки. Ее он брал с собой постоянно. Изображение черной кошки красовалось и на фюзеляже его истребителя. Говорили, не повезет, если самолет Гальченко немцам дорогу «перейдет». Стоило советскому асу подняться в воздух, как экипажи люфтваффе предупреждали: «Внимание, в небе «Черная кошка»!» Двум десяткам вражеских боевых машин она принесла смертельную неудачу.
Леонид Гальченко
Такой же логикой руководствовались многие красноармейцы. Они бережно хранили какую-нибудь вещицу, которая напоминала им о той, довоенной жизни и верили, что такой талисман поможет им вернуться домой. Считалось, что взяв ключи от дома, человек туда обязательно вернется, а потому потеря этого талисмана считалось очень плохой приметой. Некоторые солдаты перед тем, как отправиться на фронт, занимали у соседей символические 5 копеек. Существовало поверье, что одолжив деньги взаймы, человек обязательно должен вернуться домой и их вернуть. Как правило такие талисманы вселяли в бойцов уверенность и помогали им на фронте.
У солдат на войне со временем появлялись и другие обереги – вещи, напоминающие о самых жутких минутах сражений. Это мог быть камушек со дна окопа, в котором удалось остаться живым, мундштук, подаренный погибшим товарищем, перочинный нож, ни раз пригодившийся во время пешего марш-броска, детская игрушка, подобранная на руинах уничтоженного снарядом дома. Все это хранилось в просторных карманах шинелей. Так появился знаменитый солдатский обычай – махнуться не глядя.
Бойцы менялись вещами, которые могли поместиться в кулак. Они подходили друг к другу и говорили: «Махнем не глядя?» В кулаке могло быть все, что угодно. Конечно, некоторые получали не то, что хотели, но в условиях, когда жизнь висит на нитке, сильно выбирать вещи не приходилось. Считалось, что подобным образом солдаты могли обменяться не просто вещами, но и поменяться судьбой, и взять себе более лучшую и успешную судьбу, чем отдавал другому.
Какие-то предметы считались более счастливыми (кусочек сахара, например, сулил сладкую жизнь), а какие-то менее. Очень часто обмен был совершенно не эквивалентен. Например, папироса могла быть обменена на наручные часы, но участники этой солдатской игры-обряда никогда не сетовали на неудачный обмен. Все, что досталось, непременной забирали с благодарностью и бережно хранили.
Не глядя махались, конечно, в основном простые бойцы. Это была этакая забава на фоне ужасов и тягот войны. Но были на фронте такие приметы, которые соблюдали все: от генерала до рядового. Считалось, что побриться непосредственно перед боем значит обречь себя на гибель. Основой суеверия стал мистический и трагичный случай.
Однажды во время формирования трех летных экипажей в одном экипаже два летчика побрились перед вылетом, тогда как остальные экипажи не побрились. Так случилось, что именно побрившиеся экипажи не вернулись назад. Это и стало основой и поводом к такому поверью. В дальнейшем как летчики перед боевыми вылетами, так и сухопутные части стремились избегать бритья на передней линии фронта и занимались этим после отхода в тыл.
Конечно, многие считали это предрассудком. Но во время войны в Афганистане такая примета действительно спасала жизни. При сильном порыве ветра в условиях сухого воздуха запах мыла или лосьона для бритья мог обнаружить позиции советских солдат. Тогда появилась расхожая фраза: «Уж лучше быть живым, чем гладковыбритым».
Даже Орден Почетного легиона, учрежденный Наполеоном, сначала называли Звездой. Настороженно относился Бонапарт и к дурным предзнаменованиям, особенно перед сражениями и довольно часто, планируя боевые действия, прислушивался к своей интуиции.
Французский император всегда носил с собой талисман – хрустального сфинкса на серебряной подставке, усыпанной драгоценными камнями. На поле боя можно погибнуть в любой момент. Поэтому солдаты во все времена использовали различные амулеты и обереги, обращали внимание на приметы. Зачем во времена Великой Отечественной войны бойцы обменивались папиросами и кусочками сахара? Почему перед боевым вылетом пилоты наотрез отказывались фотографироваться? И как появилась примета не бриться накануне сражения?
«Не последний, а крайний» – говорить так про рейс – очень известное суеверие пилотов. Военно-воздушные силы вообще самый мнительный род войск, считают историки. Так повелось еще со времен Первой мировой войны.
Петр Нестеров
Различные поверья возникли сразу же как самолеты стали выполнять первые боевые задачи, а к Великой Отечественной войне у авиаторов было не меньше неформальных обрядов, чем пунктов в уставе. Перед опасным вылетом категорически запрещалось фотографироваться. Сделать снимок разрешали только когда экипаж выполнит задание и вернется на аэродром. Эта примета появилась после гибели знаменитого аса Первой мировой войны Петра Нестерова, который перед своим очередным боевым вылетом сделал фотографию. Эта фотография стала для него последней.
С особым трепетом летчики относились и к форме. У каждого обязательно был свой счастливый комплект. Как правило это гимнастерка, которая однажды уже отвела смерть, т.е. та, что была на авиаторе во время первого тяжелого боя. Порой счастливая форма выглядела уже так непрезентабельно, что ее приходилось прятать от командования и надевать непосредственно перед тяжелым и рисковым заданием, даже если форма была не только не по размеру, но и не по сезону.
Так, например, Герой Советского Союза летчик Прибылов всегда летал в своем зимнем камуфляже. Другой же летчик, Пургин, всегда надевал свою старую гимнастерку. Когда же начальство делало ему замечание о том, что он находится в старой форме, он поверх старой формы надевал новую.
Летчики на войне очень старательно избегали «чертовой дюжины». На 13-ое число старались не назначать опасных вылетов и на бортовой номер 13 наложили вето, негласное, конечно. Но командование в несчастливую цифру тоже верило. Так среди летчиков Великой Отечественной войны было очень серьезное суеверие, что самые трудные это первые 12 вылетов, и что именно после 13-го полета уже все дается намного легче. Считалось, что это именно тот рубеж, который нужно перешагнуть летчику для того, чтобы быть более защищенным в небе. Надо сказать, что, как и многие суеверия, оно не лишено здравого смысла, поскольку опыт приходит именно с практикой».
Почти у каждого героя воздушных войск был свой личный талисман. Легендарный летчик Леонид Гальченко своим оберегом считал статуэтку черной кошки. Ее он брал с собой постоянно. Изображение черной кошки красовалось и на фюзеляже его истребителя. Говорили, не повезет, если самолет Гальченко немцам дорогу «перейдет». Стоило советскому асу подняться в воздух, как экипажи люфтваффе предупреждали: «Внимание, в небе «Черная кошка»!» Двум десяткам вражеских боевых машин она принесла смертельную неудачу.
Леонид Гальченко
Такой же логикой руководствовались многие красноармейцы. Они бережно хранили какую-нибудь вещицу, которая напоминала им о той, довоенной жизни и верили, что такой талисман поможет им вернуться домой. Считалось, что взяв ключи от дома, человек туда обязательно вернется, а потому потеря этого талисмана считалось очень плохой приметой. Некоторые солдаты перед тем, как отправиться на фронт, занимали у соседей символические 5 копеек. Существовало поверье, что одолжив деньги взаймы, человек обязательно должен вернуться домой и их вернуть. Как правило такие талисманы вселяли в бойцов уверенность и помогали им на фронте.
У солдат на войне со временем появлялись и другие обереги – вещи, напоминающие о самых жутких минутах сражений. Это мог быть камушек со дна окопа, в котором удалось остаться живым, мундштук, подаренный погибшим товарищем, перочинный нож, ни раз пригодившийся во время пешего марш-броска, детская игрушка, подобранная на руинах уничтоженного снарядом дома. Все это хранилось в просторных карманах шинелей. Так появился знаменитый солдатский обычай – махнуться не глядя.
Бойцы менялись вещами, которые могли поместиться в кулак. Они подходили друг к другу и говорили: «Махнем не глядя?» В кулаке могло быть все, что угодно. Конечно, некоторые получали не то, что хотели, но в условиях, когда жизнь висит на нитке, сильно выбирать вещи не приходилось. Считалось, что подобным образом солдаты могли обменяться не просто вещами, но и поменяться судьбой, и взять себе более лучшую и успешную судьбу, чем отдавал другому.
Какие-то предметы считались более счастливыми (кусочек сахара, например, сулил сладкую жизнь), а какие-то менее. Очень часто обмен был совершенно не эквивалентен. Например, папироса могла быть обменена на наручные часы, но участники этой солдатской игры-обряда никогда не сетовали на неудачный обмен. Все, что досталось, непременной забирали с благодарностью и бережно хранили.
Не глядя махались, конечно, в основном простые бойцы. Это была этакая забава на фоне ужасов и тягот войны. Но были на фронте такие приметы, которые соблюдали все: от генерала до рядового. Считалось, что побриться непосредственно перед боем значит обречь себя на гибель. Основой суеверия стал мистический и трагичный случай.
Однажды во время формирования трех летных экипажей в одном экипаже два летчика побрились перед вылетом, тогда как остальные экипажи не побрились. Так случилось, что именно побрившиеся экипажи не вернулись назад. Это и стало основой и поводом к такому поверью. В дальнейшем как летчики перед боевыми вылетами, так и сухопутные части стремились избегать бритья на передней линии фронта и занимались этим после отхода в тыл.
Конечно, многие считали это предрассудком. Но во время войны в Афганистане такая примета действительно спасала жизни. При сильном порыве ветра в условиях сухого воздуха запах мыла или лосьона для бритья мог обнаружить позиции советских солдат. Тогда появилась расхожая фраза: «Уж лучше быть живым, чем гладковыбритым».