Большое Московское наводнение 1908 г. Как подмочить репутацию власти

«В ночь на Светлое Христово Воскресенье многие в Москве остались без освещения, без припасов, без возможности двинуться. Из Кремля, откуда открывался вид на всё Замоскворечье, в эту ночь вместо обычно расцвеченных разноцветными фонарями и бенгальскими огнями многочисленных церквей взору открывалась картина мёртвого города: окружённые водой церкви не открывались. Такого наводнения Москва никогда не видела». Это строки из «Записок» Московского генерал-губернатора Владимира Джунковского, датированные 1908 г. Пасха тогда пришлась на 13 апреля. Вода же стала резко прибывать в ночь с 9 на 10 апреля: со Страстной среды на Страстной четверг. Получается, что Большое Московское наводнение случилось ровно 110 лет назад. Классическая чрезвычайная ситуация, к которой власть традиционно оказалась не готова. Тот же Джунковский в своих «Записках» старательно изображает потрясающую внезапность и грозную силу стихии: «Весной 1908 года Москву и Московскую губернию посетило страшное бедствие. В среду на Страстной неделе появились тревожные слухи о быстром подъёме воды в реках, а в ночь на четверг пришло и первое известие, что река Москва выступила из берегов и затопляет деревню Мнёвники». Такое впечатление, что пословицу «врёт, как очевидец» придумали как раз для этого случая. Дело в том, что метеорологи предупреждали о возможном приходе «большой воды» как минимум за месяц. И это было отлично известно генерал-губернатору. Более того: известия о предстоящем паводке разошлись не только по официальным инстанциям. Сахарозаводчика Гепнера, чьи склады стояли в Дорогомилове, загодя предупредили об опасности. И предложили эвакуацию уязвимого для воды товара за 4 тысячи рублей. Тот понадеялся на авось и отказался, потерпев впоследствии внушительные убытки: паводок унёс со складов 350 тысяч пудов сахара, солидно подсластив воды Москвы-реки. Но сахарозаводчик, как ни крути, — лицо частное. Рисковать своим товаром или нет — это только его личное дело. А вот надеющаяся на авось власть выглядит глупо и смешно. Конечно, это не совсем то же самое, что вечные заклинания вроде: «Мы оказались не готовы к отопительному сезону, зима пришла внезапно». Но весьма близко. Москва — это, разумеется, не Петербург. Тем не менее исторический центр всегда находился в зоне риска подтопления, о чём говорит и местная топонимика: Болото, Балчуг (от «балчех» — топь, грязь), Раушская набережная (от «ровушки» — дренажные канавки). О том же самом говорят и летописи начиная с 1496 года, когда было отмечено следующее: «Сия же зима вельми люта бысть, мразы быша велики и снеги, а на весне на Москве и везде поводь зело велика бысть, и за много лет таковой поводи не помнят». В XVI веке на Москве зафиксировано семь больших наводнений, в XVII — шесть, в XVIII — тоже шесть, в XIX — пять. Все с жертвами и разрушениями. Так, генерал-губернатор Москвы Захар Чернышёв, выстроивший, к слову, здание нынешней мэрии, писал Екатерине II о последствиях наводнения 1783 года: «Обвалился Большой Каменный мост, и при том убило одного, стоявшего на мосту, а также бывшего под мостом рыбака и баб, что мыли в реке бельё». Предположим, то дела дней минувших. Но паводки XIX столетия были сравнительно недавно. Уровень поднявшейся воды тогда уже дисциплинированно отмечали на подтопленных прибрежных зданиях. Правда, никому это не было нужно. Вот как обрисовала ситуацию газета «Русское слово» в своей статье «После наводнения» от 16 апреля 1908 года: «О размерах предыдущих разливов можно было судить по отметкам 1856 и 1879 годов, сделанных на разных домах. Первая находится на высоте 4,65 сажени (10,14 м), вторая — на высоте 4,5 сажени (9,81 м). Городское управление сочло эти отметки сомнительными. Нынешнее наводнение достигло уровня в 15 аршин (10,54 м)». Всё как мы любим. Наводнения происходили регулярно, примерно каждые 20 лет. Их масштабы и последствия известны. Но к ним не готовились никак, а тех, кто предупреждал об опасности, объявляли паникёрами и пустобрёхами. Дескать, Бог милостив, в этом году точно ничего не будет. Но приходила весна — и вот, извольте: «По реке несутся огромные бревна, стога сена, дрова, какие-то большие кадки, части крестьянских построек и целые избы. В 2 часа дня понеслась целая баржа, которая сломалась у быков Бородинского моста. Отрезанные водою обитатели затопленных домов махали своим родственникам носовыми платками... Затоплено было много фабрик и заводов на Ивановке... На набережной пожар. Это горели постройки фабрики Бутикова, но пожарные не были в состоянии подъехать к очагу огня и работали с соседних зданий». «Весь огромный район Зацепы, Даниловка и вся линия Павелецкой жел. дор. до товарной станции и на полторы версты дальше были залиты водой. До 6 часов на Павелецкий вокзал еще кое-как пассажиры пробирались, но не иначе, как на больших телегах ломовых извозчиков. После 7 часов вода начала захлестывать и телеги. После двух случаев, когда испуганные лошади едва не опрокинули телеги и растеряли своих пассажиров, движение на Павелецкий вокзал было приостановлено и полиция предупреждала публику, что все поезда уже отменены». «В первый день Пасхи Москва была погружена во мрак. Дело в том, что с утра стала электрическая станция французского общества, дающая электрическую энергию почти всему городу, кроме городских трамваев. Электрическая станция была затоплена, и только на второй день праздника успели с городской станции перевести кабель и осветить Тверскую». Это выдержки из сообщений прессы тех дней. Завершаются они по-своему прекрасным и до боли знакомым: «Сегодня на набережных стало гораздо суше и об опасности нового наводнения никто не думает, хотя из Можайска пришло в Москву известие, что там вода снова поднялась на 2 аршина». «Об опасности никто не думает» — вот это по-нашему. Впрочем, не совсем. Есть одно уточнение. В «России, которую мы потеряли» по результатам того события вышла книга «Наводнение в Москве в апреле 1908 г. и вопрос об изучении наводнений в России». Автор предлагал вполне разумные решения: создание водохранилищ и системы каналов, чтобы регулировать уровень реки Москвы. Но претворять в жизнь их как-то не спешили. На авось перестали надеяться только в СССР, когда с пуском канала им. Москвы угроза подобных наводнений исчезла раз и навсегда.