Дойти до Счастья. О чем на самом деле «Чук и Гек» Гайдара
Слово «экранизация» сейчас употреблять остерегаются, что объяснимо — огромное количество «заклёпочников», как называют любителей придраться к мелочам, со стопроцентной вероятностью закидает авторов кино гнилыми помидорами. Видимо, поэтому фильм «Чук и Гек. Большое приключение», поступивший в прокат 22 декабря, осторожно называют «основанным на рассказе Аркадия Гайдара».
Хотя как раз в данном случае можно уверенно говорить об экранизации. Причём, как ни странно, весьма достойной, которая не конкурирует с фильмом 1953 года «Чук и Гек», а дополняет его. Или, если угодно, становится одним из вариантов прочтения произведения советского классика. Этакий «2 Брата-2», ходы которого могут показаться неожиданными и даже нелепыми, но удивительно точно воссоздают атмосферу советского святочного или новогоднего рассказа.
При чем тут Медной Горы Хозяйка?
Собственно, гайдаровского «Чука и Гека» многие называли «современной новогодней сказкой». Может быть, именно поэтому считалось, что зачин Гайдара: «Жил человек в лесу возле Синих гор» не несёт никакой конкретики — своего рода «в некотором царстве, в некотором государстве».
Но внимательный читатель обязательно вспомнит слова мамы, объясняющей Чуку и Геку, почему добраться до папы, живущего возле Синих гор, задача не из простых: «Туда ехать тысячу и еще тысячу километров поездом. А потом в санях лошадьми через тайгу...» А вспомнив, уже не будет возмущаться тем, что авторы нового фильма «зачем-то воткнули туда Медной Горы Хозяйку».
Если кому-то покажется, что это расшаркивание перед наследницей творчества Гайдара, супругой Тимура и матерью Егора Гайдара Ариадной Бажовой, которая, ко всему прочему, ещё и дочь Павла Бажова, автора «Уральских сказов», то это мимо. Ну, почти. Медной Горы Хозяйка удивительно точно ложится в канву рассказа Гайдара по той причине, что дело происходит как раз на Урале.
Вообще-то Синие горы есть не только там. В горной системе Сихотэ-Алиня, например, тоже существует Синий хребет. Только вот ехать до Дальнего Востока — не «тысячу и ещё тысячу километров», а раза в четыре побольше.
Однако мама Чука и Гека точно знает, где находится её муж. На Среднем Урале и впрямь расположен крупный лесистый массив Синие горы. С вершины одной Синей горы в хорошую погоду можно видеть Нижний Тагил, с вершины другой Синей горы — город Кушву. А расстояние по железной дороге от Москвы до Кушвы — 1711 км. Мама, рассказывая своим маленьким сыновьям о грандиозности пути, просто округлила в большую сторону — для пущей убедительности.
Другое дело, что там нет молибдена — а ведь именно его в фильме безуспешно ищет папа, геолог Серёгин. Выходы именно молибденовых руд показывает Чуку во сне Медной Горы Хозяйка. «Возле Синих гор» есть ванадий. Зачем же было менять одну руду на другую?
Тут есть один нюанс. Ванадий — штука, конечно, полезная. Генри Форд, например, говорил: «Если бы не было ванадия — не было бы автомобиля». Зато молибден — металл, необходимый для производства танковой брони. А мы же помним, что в рассказе Геку снится сон, предвещающий очень нехорошие дела: «Кругом пожар! В снегу следы! Идут солдатские ряды. И волокут из дальних мест кривой фашистский флаг и крест». Но в новогоднем фильме прямо говорить об ужасах грядущей войны не стоит. И потому молибден остаётся лёгкой отсылкой к тому, что папа ищет не банальное золото, а нечто более важное для укрепления обороны Родины.
Мама — из «бывших»
Впрочем, геолог Серёгин, что в книге, что в фильме, присутствует в основном за скобками. Мама — дело другое, она на виду с самого начала и до самого конца. По идее, ей где-то около 30 лет. Скорее, даже за 30, о чём говорит возраст сыновей. В рассказе Гайдара она нигде не работает. В фильме же мама — певица. Но и там, и там есть намёки, что она, как тогда говорили, «из бывших». Могло такое быть? В общем, да. И здесь понятна логика создателей фильма, «переселивших» семью Серёгиных. В книге они живут в отдельной квартире. В кино — уже в коммуналке. Отдельная квартира в Москве конца 1930-х гг. — роскошь невероятная, но нужному специалисту высокого класса её запросто могли дать. Однако могли и погодить, если узнавали, что кто-то из членов семьи имеет «не то» происхождение.
Мама, похоже, из таких. В книге она, например, не умеет топить печь. С потрошением кур вроде справляется, а вот с зайцем, которого добыл на охоте сторож, вышла конфузия: «Она с ним провозилась столько, что за это время можно было ободрать и разделать быка или корову». Деревенская, да и городская девка «из простых», родившаяся в первые годы XX столетия, отлично умела и то, и другое, и третье. Зато эта «простая девка», в отличие от барышни из дворянской или интеллигентской семьи, нипочём бы не затеяла наряжать к Новому году ёлку. И тем более не смогла бы понаделать из подручных материалов ёлочных игрушек — просто потому, что в их среде это было не принято, ёлка считалась «барским развлечением».
А вот мама Чука и Гека управляется с этим делом блестяще. Ещё бы — в их семье, скорее всего, к «главному» празднику именно так и готовились, и кому какое дело, что до революции этим «главным» был не Новый год, а Рождество. Ёлочные игрушки оставались примерно теми же, что и тогда: «Вытянули у отца из ящика всю папиросную бумагу и навертели пышных цветов».
Гайдар создал новую традицию
Однако самое главное происходит всё-таки в финале, когда воссоединившаяся наконец семья встречает Новый год. Рассказ «Чук и Гек» был впервые опубликован в феврале 1939-го. Надо полагать, что события происходили в декабре 1938 года. До этих пор в СССР этот праздник официально и пышно, на государственном уровне отмечали всего лишь дважды — встречая 1936 и 1937 гг.
Разумеется, солидная часть праздничных традиций перешла в новые времена благодаря таким вот «барышням», как мама Чука и Гека. Но другие рождались заново. И Аркадий Гайдар, похоже, сделал одну из них общенациональным достоянием. Мы привыкли встречать Новый год под бой курантов на Спасской башне Кремля, смотря телевизор. В те годы телевещание было ещё в зародыше. Да и ситуация с радио оставляла желать лучшего — в 1940 году во всём СССР насчитывалось около 500 тыс. радиоприёмников, тогда как в США, например — более 50 млн. Впоследствии дело быстро поправили, но в конце 1938-го мало кому приходило в голову слушать радиотрансляцию боя курантов и встречать под это дело Новый год. Вот и Чук с Геком, услышав, как в радиоприёмнике «что-то стукнуло, зашипело, и откуда-то издалека донесся мелодичный звон», гадали, что это такое.
Гайдар же объяснил и само явление, и что при этом надо делать, чётко и на века: «Это в далекой-далекой Москве, под красной звездой, на Спасской башне звонили золотые кремлевские часы... И тогда все люди встали, поздравили друг друга с Новым годом и пожелали всем счастья. Что такое счастье — это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной».
Говорить в современном фильме о счастье работать и жить в Советской стране по меньшей мере странно. Но можно ведь и не говорить, а просто показать, что безымянная у Гайдара геологическая станция называется «Счастье-1». Именно так и сделали авторы фильма.