ТРАНЗИТ ЧЕРЕЗ ОДЕССУ
Свой первый гонорар за пристрастие перекручивать слова, я чуть было не заработал в первом классе. Наша учительница Людмила Николаевна рассказывала о натюрморте. Я тут же вслух переделал натюрморт в натруморду. Надо сказать, что в те времена в каждом классе было штук тридцать детей и столько же Павликов Морозовых. Нас с детства учили стучать друг на друга стахановскими темпами. В общем, Зинка Мильштейн меня мгновенно заложила, за что я ей до сих пор благодарен. Именно в тот день я научился выходить из подобных ситуаций не только сухим из воды, но и с гордо поднятой головой.
– Рабинович, что мы пьем?
– Сухое.
– А почему я мокрый?
– Мара Соломоновна, моя дочка такая умная. Чувствую, что она сможет закончить школу даже с медалью.
– Мадам Мильштейн, или вы уже перевели дочку в семьдесят пятую школу?
Когда сочинил эту, понятную некогда лишь одесситам, хохму мне было семь лет. Мы с Зинкой тогда пошли в первый раз в первый класс. Нас даже сфоткали возле легендарного садика, в котором писатель Бунин зарывал клад, что ныне почти ежегодно откапывают журналисты. Когда мне исполнилось семнадцать лет, дочка мадам Мильштейн поступила в институт. Зинка Мильштейн таки была умной девочкой, потому что сдавала вступительные экзамены не в Одессе, а в Казахстане. Когда мне было тридцать семь лет, Зинка зашла ко мне навсегда попрощаться. Она сказала: «Я хороший инженер, но и только. Торговать не умею. Здесь я умру от голода». Зинка и ее семья давно и надежно процветает в Вашингтоне. Для Мильштейнов Одесса оказалась всего лишь немножко затянувшейся пересадкой. Просто они переехали из Германии в Америку транзитом через Одессу, задержавшись в Городе на каких-то сто двадцать лет.
– Рабинович, давайте фуркать. Здесь же мы умрем с голоду…
– До умереть с голоду еще нужно постараться дожить.
Все-таки у меня, одесского анекдота и народного творчества, жизнь хоть слегка удалась, потому как что такое школа № 75 и с чем ее едят теперь знают не только в Одессе…
Но эта книжка совсем не за Мильштейнов...