"Лицо этой войны определяет автоматизм": образ Первой мировой войны глазами фронтовиков

Вопреки расчетам и ожиданиям генералов, Первая мировая война оказалась не только затяжной, но и приобрела мировой масштаб, стала "большой войной". Немецкие историки в качестве ее особенности отмечают также, что она явилась первой в мировой истории индустриальной или машинной войной, поскольку в ней впервые использовалось новое вооружение, производство которого было связано с развитием первой научно-технической революции [1].

Действительно, Первая мировая война (или Великая война) приобрела индустриальный, машинный характер, с широким использованием артиллерии, танков, авиации, разрывных пуль, газов и других технических военных новшеств. Механический характер войны приобретал зловещие мифологические формы, а техника воспринималась как абсолютно враждебная человеку сила [2].



Первая мировая война, в отличие от войн традиционного типа, была войной нового типа, на которой солдат был "рабочим войны". Если традиционные войны придерживались алгоритма "походы - генеральные сражения" без рытья окопов даже в самых больших сражениях, то Первая мировая война характеризовалась громадным фронтом, широким масштабом деятельности противоборствующих сторон, тотальностью военных действий, рваным ритмом, не совпадающим с привычными представлениями об упорядоченности любого труда [3].

Переход к позиционной войне расценивался солдатами как пустое времяпрепровождение и безделье, и если бой означал некоторую определенность, то сидение в окопах вызывало состояние тревожности и в какой-то мере бесполезности, ненужности. По мнению А. Б. Асташева:

Вопрос о том, какой видели Великую войну ее фронтовики, и рассмотрим в данном материале.

Солдат как работник войныПервая мировая война отбросила все предшествующие представления о войне. Война создала совершенно новый темп и стиль жизнедеятельности солдат, особенно для тех, чей военный опыт был невелик.

Защитной реакцией солдат на реалии современной войны была выработка психологии бездушного механизма, винтика, не рассуждающего орудия руководящей воли чего-то или кого-то вышестоящего. Вот что, например, думал о войне один из русских солдат:

Для многих солдат участие в машинной войне, убивание (die Tötung) противника превратилось в нечто схожее с работой, в разновидность "производственного процесса". Немецкий исследователь Й. Леонхард следующим образом характеризует этот феномен: "По своей концентрации на предмете истребления, по ресурсам и мощи войск война напоминала условия современного индустриального предприятия с разделением труда, с выпуском продукции, которая предполагает работу в команде и тейлоризмом" [1].На этой войне традиционные представления о подчинении и героическом поведении были вытеснены технизированными и функциональными образцами поведения, задавлены формально-бюрократическими распоряжениями. Солдат превратился в "работника войны, специалиста по насилию и убиванию", что нередко осознавал и он сам [1].

Немецкие солдаты, повествуя о своем участии в боевых действиях, используют лексику, применяемую ими в трудовой деятельности довоенной поры, сплетали воедино два времени своей жизни. Английский автор Ли Томпсон приводит рассказ немецкого солдата об его участии в атаке. Солдат сравнивает пулемет с производственной машиной, на которой он выполняет операции:

О том, как окопы выглядели после атаки, в своем дневнике описывает 23-летний студент-теолог Август Хопп:

Солдат не готовили к затяжной войне, потому что генералы всех участвующих в ней стран полагали, что война будет скоротечной и победоносной. Поэтому психологически многие не были готовы к тому, что их ждет. Офицер 13-го лейб-гренадерского Эриванского полка К. Попов после того, как армии оказались в позиционном тупике, писал:

Над теми участками фронта, на которых происходили активные боевые действия, постоянно витала смертельная опасность. Пребывание в окопах было чревато множеством случайностей: выстрела следовало ожидать каждую минуту, и он мог ранить или убить. Лейтмотивом солдатского существования стало понимание силы случая, от которого зависело, выживет человек на войне или нет.

Известный австрийский писатель Роберт Музиль, воевавший в австро-венгерской, союзной с Германией армии, часто цитируемый в немецких изданиях, пережил в сентябре 1915 года атаку летучих стрел, которые итальянские пилоты сбрасывали с боевых самолетов. Он отметил в записках, что это событие дало ему понимание парадоксальной связи между "незнанием о конкретном нападении и знанием о непосредственной близости смерти" [1].

Образ Великой войны в творчестве Эрнста ЮнгераНемецкий мыслитель и писатель Эрнст Юнгер, пытаясь объяснить природу войн ХХ века, определял войну как символическое проявление бытия, как тотальность, объединяющую в себе как зло, так и добро, как ночь, так и день. В силу этого он наделяет войну метафизическим характером, который есть не что иное, как тотальная мобилизация, выступающая в форме технической революции [2].

В концепции "тотальной мобилизации" Эрнста Юнгера война приобретает метафизический характер, определяющий, в свою очередь, всю ткань социальной реальности. В современном мире война из средства политики превращается в саму политику, из средства достижения мира - в сам мир, из ограниченных во времени и пространстве военных конфликтов - в тотальную войну.

Юнгер воспринял Первую мировую войну как ключевое событие в жизни своего поколения: в этой битве масс и машин разрушились прежние устои и произошла глубокая трансформация личности и общества. Человек перестал быть значимой величиной в этой войне, которая предстала как мощь самопреобразующегося бытия, став мистическим столкновением природных сил, вызвавших шоковое состояние.Метафизический характер новой войны, по мнению Юнгера, проявляется уже не в битвах армий солдат, а в битве армий рабочих. В результате происходит размывание границ между миром и войной, так как уже невозможно различить работу в мирных целях и работу в целях войны.

В концепции "тотальной мобилизации" Э. Юнгера можно выделить и проблему правового обеспечения войны, в которой немецкий философ видит не просто уход от решения вопроса о способе остановить и предотвратить войну, а средство камуфлирования войны под мирное вторжение. Законы не могут сдержать войны и насилие, а значит, война еще не выполнила полностью свою онтологическую миссию - закалку народного духа в борьбе со злом и последующей победы над ним [2].

Для Юнгера война представляет собой картину подвига, в котором просматриваются ее разрушительные черты, воспринимаемые им как элемент военных действий. Он не уделяет этому особого внимания, а фиксирует их как данность. За все время войны Э. Юнгер получил четырнадцать ранений, был трижды награжден и произведён из рядовых в офицеры. Он воспринимал войну как должную работу, от которой нельзя скрыться, тем более уйти. Война для него - состоявшийся факт, а очевидец и участник - труженик этой войны, поэтому ему ничего не остается, кроме как принять ее.Окопная война Великой войны представляла собой монотонные столкновения на узком пространстве, которые приобретали черты механического процесса. Юнгер выделил отличительную особенность войны, состоявшую в господстве техники и нивелировке роли солдат на поле боя.

Эрнст Юнгер отмечал: технизация важнейших сфер жизни в XX веке может считаться завершенной. Развитие техники уже прошло три фазы. "Первая была титанической, она заключалась в построении мифа машины, вторая - рациональной и вела к полной автоматизации. А третья - магическая, наделившая автоматы разумом и чувствами. Техника принимает фантастический характер: она становится гомогенной желаниям. К механическому ритму здесь присоединяется лирика" [7].

Лучше всего о "машинизации" войны и роли техники в жизни человека написал брат Эрнста Юнгера, Фридрих Георг Юнгер.

Фридрих Георг Юнгер о технизации и механизации войныПосле окончания школы в 1916 году Фридрих Георг вслед за старшим братом пошел добровольцем на фронт. В 1917 году в своей первой битве под Лангемарком во Фландрии, Фридрих Георг был тяжело ранен. В отличие от брата, ему не сопутствовала удача - остаток войны он провел в госпитале.

Впоследствии он писал, что война породила "тот солдатский тип, который тверд, трезв, кровав и беспрерывен, образующий развертывающийся материал битвы. Его характеризуют нервный шаг рожденного борца, выражение его одинокой ответственности, душевного одиночества" [8].

Взгляд Ф. Г. Юнгера на роль техники был довольно пессимистичный. Он отмечал, что, лишившись своего собственного, сущностного (нем. Eigentum) истока, преемственной связи с культурной традицией, человек включается в тотальную связь одной большой машины, в силу техники, одновременно преобразующую и разрушающую.

Известный труд Фридриха Георга Юнгера "Совершенство техники" был написан еще в 1939 году - впервые это большое эссе было напечатано под названием "О совершенстве техники" в 1944 году, однако тираж сгорел во время бомбежки. Лишь в 1946 году вышло первое издание "Совершенства техники".

Работа "Совершенство техники" ознаменовала собой окончательный отход от героико-реалистического пафоса с его верой в способность "фаустовского человека" творчески овладеть техникой и поставить ее на службу германскому народу. На первый план вышло понимание и признание абсолютного динамизма технической мобилизации и тех катастрофических последствий, которые влечет за собой не "эксплуатация человека человеком", а хищническое разорение Земли, приводящее к "уничтожению субстанции" [9].

Тотальная мобилизация, проявившаяся в Первой мировой войне (а затем во Второй мировой войне), предстает у Юнгера как характеристика современной эпохи, суть которой заключается в вооружении.