Как немцам сапоги лизать и от советской власти путевки на курорт получать

Рассказ старого пердуна в переводе с соловьино-шумерского.

Советские партизаны были извергами. Часто грабили и насиловали женщин


Летом 1941 года проходил шоферскую практику в спирттресте в селе Конюхи Локачинского района. 21 июня поехали с директором и напарником на львовский спиртзавод за материалами. Ночевать остались у директора на мансарде. Окна выходили на вокзал "Пидзамче". Вечером там начал играть военный духовой оркестр. Увидел, как из вагонов эшелон за эшелоном вигружаются солдаты. В четыре утра проснулся от грохота. Наш директор открыл занавеску и закричал: "Братцы, по коням! Война!"
В Каменце-Струмиловой (теперь город Каменка-Бугская) нас задержали военные. Машину забрали. Директора и напарника Макара мобилизовали, потому что были военнообязанные. Я пешком пошел домой.
23 июня впервые встретился с немцами. Километров 10 отошел от Радехова и увидел, как они едут грузовиками. Одна машина остановилась. Шофер открыл капот и начал в моторе ковыряться. Попросил, чтобы подвезли. В кузове играл патефон, солдаты угощали конфетами и сигаретами. Довезли до села Стоянов, недалеко от которого жил мой дядя.
Дядина жена меня не пустила: "Немцы как видят чужого в доме, то всех расстреливают. Еще моих детей убьют". Попросился на веранде лечь. Посоветовал, как зайдут, говорить, что впервые меня видит. И никто не приходил. Утром встал и двинулся к Горохову. На трассе немцы людей задерживали и бросали в оборонительную траншею. Меня посадил туда раненый и перевязанный немец. "Не оборачивайся, потому что застрелят", – сказал. Немецкий офицер приказал всех вести в штаб в Горохов. Построил нас и сказал поднять руки вверх: "Кто опустит – будем стрелять". Впереди колонны и по ней шли солдаты с автоматами. В штабе нас всех бросили в одну камеру.
Немецкий старшина приказал задержанным расчищать район от убитых. Их солдат несли к штабу на застеленных белым простыней носилках. Каждый имел на груди цепочку с надвое пересеченной бляшкой с домашним адресом. Нас заставляли расстегивать им гимнастерки и отламывать половину. А советских солдат должны были на месте засыпать землей. Была жара, трупы уже завонялись. Через пять дней нас отпустили.
Немцы разрешили зайти на склад и выбрать другую одежду, потому что свою куртку испачкал трупами. Взял советскую военную спецовку и штаны. Дорогой другие немцы приняли за советского офицера. Отпустили после того, как показал пропуск. Когда дошел до полей, то сбросил одежду. Двинулся напрямик в одних кальсонах.
В конце июля 1941-го старший брат Василий рассказал об Организации украинских националистов. Вместе на дворе выкопали схрон. Внутри застелили соломой, перекрыли брусьями. Вход сделали из избы.
Уже референтом Службы безопасности должен провести человека на учебу в село Стенжаричи Владимир-Волынского района. С нами шла еще связная. Слышу, в лесу кони храпят и воз звенит. Имел наган с собой, молвил: "Спрячьтесь, я их задержу". Когда проезжие поравнялись со мной, выскочил на дорогу и схватил за уздечку их коней. На телеге сидели двое немцев. Сказал: "Хенде хох!" Они остолбенели. Нажал на курок – не стреляет, второй раз – то же самое. И немцы попрыгали с телеги и побежали в лес. На подводе нашел яйца, табак – товар они собирали по деревням. Сел потом на пенек и стал стрелять в консервную банку. Все шесть патронов вылетели.
Советские партизаны были извергами. Часто грабили и насиловали женщин. У одного священника в нашем районе, который имел трех дочерей, двух с собой забрали. Их насиловали, а потом скрутили проволокой и в ров бросили. Приехали к их отцу: "Эй, поп, забирай дочерей". Третья девушка, когда увидела сестер, сошла с ума.
Зимой 1944 года заболел бронхитом. Лечился в Сокале. Остановился на квартире в однофамилицы Юлии. Когда в июле 1944-го немцы отступали, а вместо них пришли советы, она хотела бежать в Австрию к тете. Звала и меня с собой, потому что влюбилась. Но я так просто согласиться не мог – должен был взять разрешение в организации. Юля сказала, будет ждать меня три дня. Поехала сама, потому что я так и не вернулся.
Когда вернулся на Волынь, там уже были советы. КГБ работает, схроны разрыли, повстанцев арестовывают. В августе 1944-го двинулся к райцентра Рожище. Шел через вокзал, где именно людей на фронт отправляли. Эшелон с мобилизованными двинулся впереди меня. Вдруг сзади подъезжает машина, а на ней – старший сержант с капитаном НКВД. Спрашивают: "Ты куда, мужик?" Ответил, что меня мобилизовали, и вагон уже уехал. "Садись, догоним", – сказали. Подвезли вплотную к вагону и приказали прыгать. Деваться было некуда. Доехал до Киева, а оттуда – в Харьков.
Из Харькова отправили в Ромны на выучку офицеров. Перед фронтом надо было отучиться два месяца. Вместе со мной были двое знакомых ребят – Ананий и Григорий с Локачинского района. Звали меня убегать, но я не решился. Сделали это сами. И потом где ночевали в колхозной скирде соломы – и сторож их сдал. Одного отправили в штрафбат, второго – в Норильский лагерь. После этого всех начали трясти. Юрия Емчика с Гороховщини спросили, кого еще знает из УПА. Указал на меня. Он женился на подружке девушки, с которой я гулял. Меня арестовали. Сорвали погоны и бросили в камеру.
До 1947-го с нами отбывали наказание "воры в законе", которые имели по 25-35 лет срока. Кто не хотел на работу идти – убивал кого-то. Таких на время следствия отправляли в лагерную тюрьму. Они год сидели в тепле, не работали и получали продукты. Были такие, которые имели 75 убийств на счету.
День смерти Сталина мы праздновали три дня. Разрешили не ходить на работу.
После 10 лет лагеря получил еще пять – высылки. В конце срока работал станконаладчиком на инструментальном заводе.
В Норильске нашел Олю. Вышел на свободу на два месяца раньше нее, поселился на свободном поселении. Как пришел к Оле, спросил: "не забыл, что обещал найти тебя?" "Забыла", – отвечает. – "А я помню". Расписались в Норильске и стали жить вместе. Я на заводе получал 500 рублей. 250 рублей тогда считали хорошей зарплатой в Союзе, а я еще столько же имел заполярных.
В Норильске у Оле произошли три сердечных приступа. Врачи сказали: надо сменить климат. 1960-го с завода дали путевку в Сочи.
С курорта поехали в Владимир-Волынский. Я работал станочником на рудоремонтном заводе. Впоследствии в Владимире-Волынском открыли сахарный завод – и меня взяли туда на работу. Получил жилье. Через несколько лет обвенчались с Олей в церкви села Подберезье

РИСПИС: комментарии по рассказу старого мудака приветствуются