ЕВГЕНИЯ ЭВЕЛЬСОН. СУДЕБНЫЕ ПРОЦЕССЫ ПО ЭКОНОМИЧЕСКИМ ДЕЛАМ В СССР (60-е годы) -1
Почти вся моя жизнь прошла в тяжелом труде и испытаниях. Я - юрист, доктор юридических наук, адвокат, преподаватель высших учебных заведений. Долгие годы работы в области юриспруденции привели меня к мысли оставить
память о пережитом. Я взялась за работу, тема которой вынесена в качестве заглавия на титульный лист. Работа охватывает годы, когда партийным и правительственным руководителем в СССР был Никита Сергеевич Хрущев. Это время имеет репутацию периода исключительного либерализма и даже удостоено у многих авторов названия ’’хрущевской оттепели”. Однако именно тогда, в ’’либеральном” 1961 году, произошли отнюдь не либеральные изменения в советском законодательстве. Именно тогда были изданы правительственные Указы, предусматривавшие введение смертной казни за хозяйственные, экономические преступления. Эти Указы были подписаны тогдашним Председателем Президиума Верховного Совета Л.И.Брежневым буквально накануне XXII съезда КПСС
Как совместить заявления печати о равноправии и гарантиях равноправия с появлением статей, подстрекавших общественное недоброжелательство к евреям? Само сакраментальное слово ’’еврей”, конечно, не употреблялось, но фельетоны и статьи о ’’валютчиках” и ’’расхитителях народного достояния” с завидным постоянством называли только еврейские имена и фамилии.
Сталинские времена были характерны внесудебной расправой. При Хрущеве же беззаконие обрело вид закона, утвердившего смертную казнь за экономические преступления. И закон этот стали немедленно применять к преступлениям,
совершенным до его принятия, то есть тогда, когда на всей территории СССР действовал иной закон, не предусматривавший смертную казнь за подобные деяния. С точки зрения уголовного законодательства, о котором и идет речь в данной работе, невозможно говорить ни о какой ’’оттепели” в начале шестидесятых годов. Напротив, производилось открытое попирание закона, причем производилось оно самим законодателем.
Конечно, читатель вправе спросить, не только ли национальные симпатии и национальная принадлежность автора определили направление данной работы. Этот вопрос я и сама задавала себе. И отвечаю определенно: нет!
То, что правосудие в СССР было тенденциозно нацелено против евреев, то, что в ходе судебного разбирательства и в момент вынесения приговора евреи оказывались резко выделенными по сравнению с лицами других национальностей, то, что беспристрастие суда было нарушено в самом начале жестокой программой действий, навязанной суду партийными директивами, — все это подтверждается как моим личным адвокатским опытом и опытом моих коллег, так и
большим количеством документальных материалов, рассмотренных в данной работе, и все позволяет сделать однозначный вывод: острие репрессий в данном случае было направлено не только против самого преступления, но против
евреев, совершивших противоправные действия.
Другой не менее важный вопрос: совершали ли осужденные лица преступления, и если это действительно так, то не защищаю ли я преступление как таковое.
Государство обязано, государство вправе заниматься пресечением преступлений, нарушающих установленный правопорядок, только на основе Закона. Если преступление доказано не только признанием обвиняемого, но всей совокупностью установленных следствием и судебным разбирательством фактов, адвокат, каким я являлась, не может защищать преступление. В таком случае возможности защиты ограничены. И адвокат избирает способ защиты в зависимости от существа дела и в зависимости от личности подсудимого.
Закон есть закон. Он направлен против преступления и лиц, совершивших его. Он не может иметь особую репрессивную направленность против той или иной национальности. Законодательные акты 1961 — 1962 гг., направленные против крупных хищений государственной и общественной собственности, против взяточничества и незаконных валютных операций, на практике, в действии, оказались особо заострены против лиц еврейской национальности. Применение смертной казни за экономические правонарушения и придание закону обратной силы было, по сути дела, возвратом к беззакониям сталинских времен.
Наконец, у читателя может возникнуть и третий вопрос: вправе ли автор взяться за исследование, характер которого определяется поставленной темой. Чтобы ответить на этот вопрос, я изложу кратко свою биографию.
Вся моя жизнь прошла в Москве. Работать я начала очень рано, потому что по тогдашним условиям только рабочий стаж давал право на поступление в высшее учебное заведение. И я совмещала учебу с работой на карандашной фабрике имени Красина. Начинала рабочей.
Затем меня ’’выдвинули” на должность начальника Бюро рабочего изобретательства, а позже — в аппарат Народного комиссариата легкой и местной промышленности РСФСР. Я проводила паспортизацию всех предприятий легкой промышленности России, интересовалась экономикой и финансированием, была начальником конъюнктурного отдела, изучила на опыте структуру и деятельность промышленных предприятий. Эти присущие мне интересы неожиданно для меня самой пригодились мне и в последующей работе в качестве адвоката.
Еще не защитив кандидатской диссертации, я стала преподавать в четырех высших учебных заведениях Москвы. Моя докторская относилась к истории и теории государства и права в СССР. Тема казалась абстрактной и несовременной.
Обратившись к первоисточникам, я написала монографию ’’Соборное уложение царя Алексея Михайловича” — об одном из самых значительных, монументальных кодексов России XVII века, — в которой подвергался анализу весь комплекс правовых институтов того времени. Буквально накануне Второй мировой войны монография была принята к изданию. Но война перечеркнула не только издательские планы, и моя книга никогда не увидела света.
В Москве я работала во Всесоюзном институте юридических наук, в Академии общественных наук при ЦК КПСС и преподавала в Институте внешней торговли и Всесоюзном заочном юридическом институте. Я была одним из организаторов юридического факультета Московского университета, читала на нем курс лекций и была заместителем декана по научной и учебной части. Вся насыщенная преподавательская и исследовательская деятельность оборвалась для меня, как и для тысяч других евреев, во время кампании по борьбе с космополитизмом, в конце сороковых годов....
...Я стала адвокатом, членом Московской городской коллегии защитников. Около десяти лет, ведя большую практическую работу в адвокатуре, была одновременно директором Московского института повышения квалификации адвокатов. Я избегала политических дел — боялась, что мои высказывания окажутся острее и резче речей подсудимого. Сосредоточилась на так называемых экономических делах. По многим из них мне довелось выступать в Верховных Судах союзных республик, в Военных трибуналах округов, в Военной коллегии Верховного Суда СССР. Хозяйственные дела требовали кропотливой разработки: счета и отчеты, акты экспертиз и ревизий. Знания промышленности и финансов, приобретенные мною в годы работы на фабрике и в наркомате, очень пригодились. И эту мою специфическую подготовку, знания и дотошность уважали судьи и ценили подзащитные. Адвокатам Москвы и студентам МГУ, кроме общего курса по специальности, я около десяти лет читала факультативные лекции о структуре и методике защиты по делам об экономических правонарушениях.
Мои клиенты в графе ’’образование” зачастую писали ’’начальное”. Но это были министерские головы! Настоящие бизнесмены! В свободном мире они возглавляли бы концерны, корпорации и тресты. А здесь они ожидали судебного приговора, часто — смертного. И всего охотнее смертные приговоры ’’справедливый суд” выносил евреям. Приговоры по ’’валютным делам” и делам о хищениях и частнопредпринимательской деятельности были жестокой расправой над лидерами ’’левой” экономики, существование которой отнюдь не было секретом для партийных и государственных властей на всех уровнях и стало возможным только благодаря их собственным корыстным интересам, их готовности за взятки перекачивать в ’’левую” экономику сырье и оборудование, предназначенные Госпланом для государственных предприятий. По воле Никиты Хрущева заодно с подсудимыми расправились и с самим законом.
Передо мной проходили в качестве клиентов ’’валютчики”, ’’трикотажники”, ’’расхитители”... Иногда это были люди, имевшие в прошлом общественные или боевые заслуги, иногда — люди, вышвырнутые из любимой области труда и творчества политикой государственного антисемитизма и вынужденно нашедшие себе прибежище в торговле, иногда — старики, инвалиды, тяжелобольные... Но если подсудимые были евреи, суд не знал смягчающих обстоятельств, а процесс и приговор приобретали стойкий антисемитский привкус.
В ходе процессов по экономическим делам вскрывались вещи, далеко выходившие за рамки рассматриваемого в суде дела, и обнажалась картина государственной коррупции, взяточничества на всех уровнях партийно-государственного
и судебно-прокурорского аппарата. И порой оказывалось, что на скамье подсудимых следовало бы сидеть секретарям обкомов, директорам предприятий, высоким армейским чинам. Иногда — не часто — так и происходило. Очень часто
оказывалось, что подсудимые вынужденно вступали на путь противоправных действий в силу жестко сложившейся системы коррупции и взяточничества в промышленности и торговле.
В годы преподавания я всегда начинала курс лекций по теории и истории государства и права СССР упоминанием о великом завоевании Октябрьской революции—о равноправии всех народов, населяющих Советский Союз. Но моя практическая работа в адвокатуре в течение тридцати лет убедила меня в том, что в СССР закон давно вытеснен беззаконием, а принцип равноправия к евреям не относится. Этой проблеме и посвящена настоящая работа.
Работа состоит из четырех глав. В книге описываются 400 крупных судебных процессов. Рассматривается трансформация Закона о смертной казни применительно к экономическим правонарушениям. Приводятся многочисленные
данные, позволяющие утверждать, что в стране наличествуют и сосуществуют две экономики — государственная и подпольная, так называемая ’’левая
Сегодня в хозяйстве любой страны свободного мира государственный сектор соседствует с сектором частной инициативы, перспективное планирование сочетается с предпринимательской свободой отдельных лиц. И такое сочетание
обеспечивает быстрый отклик промышленности на запросы населения, четкость торговли, улучшение качества товаров и, в целом, повышение жизненного уровня для всех членов общества.
Иное дело — хозяйственная структура в СССР. (В ее основание заложено признание правомерными и законными только социалистических форм собственности — как государственной, так и общественной, кооперативной — на средства
производства
Такова теория. Для того, чтобы она осуществлялась на практике, план развития народного хозяйства СССР предусматривает создание и распределение фондов сырья и оборудования для той или иной отрасли хозяйства, в соответствии
с тем значением, которое ей придается государством в настоящее время. Распределение сырья и оборудования производится строго по распоряжению уполномоченных на то государственных учреждений и только по нарядам за подписью
ответственных должностных лиц. Так должно быть.
Но действительно ли дело обстоит именно так в реальной жизни? И было ли когда-нибудь в истории Советского Союза такое время, когда не существовало бы частной собственности и процветала бы лишь государственная плановая
экономика? Почти любой советский человек знает, что существует и всегда существовала другая, левая, экономика, подпольный мир частнопредпринимательской инициативы.
Левая экономика зачастую прячется под вывеской государственных учреждений. Законом она запрещена. Левая промышленность занята исключительно производством тех предметов, которых не хватает населению в каждодневном быту и нужду в которых постоянно игнорирует государственный план. Левая экономика - постоянный спутник плановой экономики и ее неизбежный корректив. Существование государственной и левой экономики происходит непрерывно:
оно имманентно самой природе социалистического хозяйствования, пренебрегающего бытовыми потребностями граждан и сосредоточенного на наращивании военной мощи государства.
Местные власти поощряли развитие артелей, привлекавших к труду надомников и инвалидов, производивших одежду, обувь, домашнюю утварь. Эти артели работали на устаревшем оборудовании, использовали в качестве сырья отходы больших предприятий, но выпускали продукцию, за которой в магазинах страны очереди устанавливались с ночи. Нужда в промышленных товарах первой необходимости была такая, что их расхватывали, несмотря даже на невысокое качество изделий.
Для партийно-правительственных служащих существует ’’закрытая сеть снабжения” — спецмагазины и распределители. Там они могут без труда получить по ’’твердым ценам” товары и продукты, не всегда знакомые простому гражданину даже по названию. Но рядовых советских людей надо было снабдить хотя бы предметами первой необходимости. Эту задачу ставили себе мелкие предприятия местной промышленной кооперации. И хотя они работали на допотопном оборудовании и использовали бросовое сырье, они стали привлекать рабочие руки и думающие головы, которыми пренебрегали в силу новой политической линии государственные учреждения и предприятия. Неудивительно, что в них осело много евреев. Здесь не слишком придирались к ”пятому пункту”, но зато ценили практический опыт, сметку, умение и старание. Евреи быстро заняли в этих артелях и фабриках ведущие посты. Они создали и укрепили эти малые предприятия. Они наладили производство, способствуя развитию и расширению местной промышленности, содействуя, хотя бы отчасти, уменьшению товарного голода в стране. И пока они были нужны — их труд поощрялся и Законом открыто не преследовался.
Однако для расширения производства и удовлетворения спроса населения не хватало сырья, станков; не было легального рынка, дозволенного органами планирования расширения производства. Сырье под видом ’’отходов” большого производства может ’’спустить” директор крупного предприятия. Другой ’’командир производства” может отдать новый станок под видом ’’устаревшего”. Работники местных учреждений, возможно, не прореагируют на происшедшее расширение производства. А органы контроля могут ничего этого ”не заметить”.
Если... если все упомянутые должностные лица будут иметь свой собственный материальный интерес в развитии данного подпольного бизнеса, то есть в укреплении левой экономики. Так возникает коррупция — корыстное сращивание мелкого кустарно-фабричного производства с личными материальными интересами служащих госучреждений и планирующих органов. Эти ’’личные материальные интересы” состояли, попросту говоря, в получении крупных взяток, которые взимались с работников
местной кооперации распределителями государственных фондов сырья и оборудования и руководителями предприятий советской торговли. Так левая промышленность возрастала под крылом у плановой экономики, с негласного благословения официальных лиц. А когда мелкое предприятие по производственному оснащению и объему выпускаемой продукции становилось значительным, его официально переводили в ранг фабричного.
Без поощрения - всегда за взятки — со стороны лиц, имевших служебные возможности оснащать артели и мелкие фабрики сырьем и оборудованием, никакое развитие левой экономики вообще не оказалось бы возможным, ибо никакое производство в Союзе не может выпустить ни одной единицы никакого вида продукции, без того, чтобы лица, ответственные за распределение фондируемого сырья и оборудования, не приняли бы в этом непосредственного участия.
Однако, хотя развитие левой промышленности происходило за счет постоянно совершаемых хозяйственных правонарушений, при полном сращивании корыстных интересов производственников, официальных лиц высоких рангов и работников торговли, вся эта деятельность учитывала и отчасти удовлетворяла интересы простых потребителей. Левая промышленность подправляла плановую экономику.
Подчеркиваю еще раз: двойная экономика имманентна советскому хозяйству, поскольку государственное планирование озабочено только наращиванием военного потенциала и пренебрегает насущными потребностями основной
массы населения.
...подпольный бизнес стал квалифицироваться не как ’’частнопредпринимательская деятельность”, а как ’’хищение социалистической собственности”. И таковое определение влечет за собой ужесточение санкций. Сейчас советский Уголовный Кодекс квалифицирует эти противоправные действия как экономические преступления.
Но каким образом частное производство, даже подпольное, может быть сочтено ’’хищением”? Здесь потрудились ученые-юристы, ’’научно объяснив”, что частнопредпринимательская деятельность является ’’хищением социалистической собственности”, поскольку в этом случае речь идет об ’’упущенной выгоде государства”. Хищение же наказуется различно в зависимости от масштабов деяния, причем различаются мелкое хищение, крупное и хищение в особо крупных размерах (последнее имеет место, если ущерб превышает 10000 рублей). Эта юридическая новинка вошла в обиход в тот период, когда главой правительства был Н.С.Хрущев, а председателем Президиума Верховного Совета - Л.И.Брежнев.
Несмотря на практику сурового подавления всякой частной инициативы, государству так и не удалось — и можно смело предположить, что не удастся и в будущем, — истребить левую экономику. Левая экономика есть оперативный и живой отклик на реальные потребности населения, и этот отклик имеет тем большее значение, что плановая экономика недостаточно интересуется нуждами граждан, стремится лишь обеспечить интересы государства, которые, резко отличаются от интересов общества. Вот несколько примеров того, как ’’вторая” промышленность реагирует на возникающий спрос.
В начале шестидесятых годов в городах Центральной России возник большой покупательский ажиотаж в связи с появлением на прилавках легких дождевиков ’’болонья”. Достать эту импортную диковинку можно было только за дополнительную мзду или по блату (по знакомству). Но вот, возвращаясь в Москву и Ленинград из деловых поездок в Грузию, командировочные стали привозить домой произведенные в Грузии ’’болоньи”. В Грузии частнопредпринимательская деятельность процветала, и местные власти по возможности поощряли ее. Развивавшаяся, благодаря частной инициативе, левая промышленность учитывала потребности членов общества. В Грузии на лотках свободно лежали плащи местного производства, пусть из худшей ткани и не столь элегантного покроя, как итальянские. Небалованному советскому покупателю и грузинская ’’болонья” была достаточно хороша.
Точно так же, едва в государственных магазинах стало продаваться преимущественно из-под полы цветное дамское белье из шелкового трикотажа, — грузинские частные предприятия оперативно ’’выбросили” аналогичный товар на местный рынок. Вошли в моду высокие лакированные сапожки — и немедленно среди столичных модниц пронесся слух, что сапожки, ’’почти как импортные”, можно привезти из Грузии. Конечно, и в Грузии действовал все тот же советский
Уголовный Кодекс, и проводились процессы, преследующие частную инициативу и раскрывающие коррупцию и взяточничество местных властей. И процессы эти порой завершались расстрелами. И все же в Грузии ярко проявилась способность левой экономики оперативно откликаться на спрос и нужды населения.
Другой пример — Киргизия, где вся республика была охвачена частнопредпринимательской деятельностью и где интересы государственной власти оказались прочно сращены с миром частной инициативы. В конечном счете, вся эта сложная двойная хозяйственная деятельность населению приносила только пользу. Но Грузия, Киргизия — это, так сказать, ’’далеко от Москвы”. А знаменитый уголовный процесс, известный юристам под названием ’’Раменская резинка”, происходил как раз в столице.
Резинка имелась в виду обычная, продержная резинка для трусиков. Изготовлялась она в подмосковном городе Раменское, но изготовлялась в количествах явно недостаточных. А нужда в такой резинке у послевоенного населения была огромна. И деятельные частные предприниматели за счет строгой экономии и за счет левого сырья занялись производством продержной резинки, прикрывшись вывеской государственных учреждений. Эту резинку деловые люди в частном порядке доставляли самолетами во все районы Советского Союза. И за эту полезную работу по обеспечению населения нужным товаром Верховный Суд под председательством члена Верховного Суда Гаврилова осудил группу людей на длительные сроки лишения свободы, а главного обвиняемого, признавшего свою вину и возместившего весь материальный ”ущерб” — на двадцать пять лет лишения свободы.
Сырьем для левой трикотажной промышленности в большинстве случаев служили отходы производства прядильных фабрик. Только иногда Госплан спускал фонды для этой, так называемой местной промышленности, и то в очень незначительных размерах. Сырьем для производства были капроновая пряжа, полушерстяная или льняная нить. Требовалось приложить руки и голову, чтобы, комбинируя плановое и внеплановое, полученное официальными путями и путями неофициальными сырье, наладить выпуск продукции. Руководители левых предприятий расширили рынок сбыта, выйдя далеко за пределы Москвы и Московской области, того района страны, где расположены центральные руководящие и планирующие учреждения. Рынком сбыта для текстильной продукции этих малых предприятий был практически весь Советский Союз.
В левые джемпера,левые кофты, чулки, белье самых немыслимых расцветок одевалось все послевоенное население советской страны. А на деле емкость внутреннего рынка была гораздо больше, и товаров этих всегда не хватало. Постепенно, приобретая все больший размах, интересы мелкого артельного или фабричного производства срастались с интересами сотрудников местных и центральных руководящих органов, с интересами работников планирующих организаций. За взятки поступали наряды на сырье и оборудование для местной промышленности; ассортимент выпускаемой продукции расширился, количество ее увеличилось.
Число рабочих, занятых на этих предприятиях, возросло. Станочный парк обновился, поскольку, хотя по документам артелям и мелким фабрикам передавалось списанное устаревшее оборудование, на деле они получали практически новые станки. Процесс этот длился годами. И когда предприятие кустарной промышленности по оборудованию и выпуску продукции достигало крупных размеров, его переводили в разряд фабрики областного значения.Поступательное развитие кустарной промышленности происходило и при поддержке и покровительстве местных, республиканских, а зачастую и всесоюзных органов.
Наличие и сосуществование двух экономических систем в СССР есть неизбежная реальность. Сращение интересов деятелей ’’второй” экономики с интересами должностной верхушки государственных ведомств есть аксиома. И до тех пор, пока государственное планирование игнорирует нужды населения, попытки Закона до конца истребить частное предпринимательство при любых жестокостях обречены на провал. Закон обходили всегда и везде. Даже в период усиленных репрессий хрущевского правления, когда с изданием Указов 1961 - 1962 гг. частнопредпринимательская деятельность под вывеской госучреждений, квалифицированная как хищение, стала особо резко преследоваться.
"/В Ростове/ ...Росглавмашсбыт ВСНХ. Здесь брали взятки должностные лица... Новошахтинский горисполком организовал цех по производству капроновых изделий, но не было для этого ни сырья, ни фондов, ни оборудования. За взятки при помощи посредника приобрели и то, и другое, и третье... Такая же картина в Краснодарском крае: за деньги (за взятки) получили незапланированное оборудование... Московская швейно-галантерейная фабрика № 3 за взятки забрала наряды на вакуум-насосы, предназначенные Пензенскому совнархозу... Московский ликеро-водочный завод за оборудование, полученное сверх фондов, расплачивался своей продукцией... Все это говорит о том, что к государственным планам поставки оборудования у некоторой части сотрудников, мягко говоря, легкомысленное отношение... ’’Экономическая газета”, октябрь 1962
/В городе Горьком/ ...торговаливагонами..,Более 150 вагонов для перевозки ’’левых” грузов было продано. Подвижной состав доставлял ’’левые” грузы за взятки в разные места и разным частным лицам. На Горьковской железной дороге открыто, долго и
организованно действовала группа взяткополучателей...’’Медицинский работник”, 24 февраля 1961.
/В Херсоне/ ...Начальник Областного управления материально-технического снабжения и ремонтно-технических станций B.C.Готлиб и его заместитель С.А.Хайн организовали ’’досрочную доставку” тракторов колхозам и совхозам области.
Порядок поставок новых машин известен: Госплан СССР распределяет, а Совет Министров утверждает, сколько, когда и в какую республику отправить машин. Советы Министров республик утверждают разнарядки по областям.
Областные организации распределяют их по колхозам и совхозам. Готлиб и Хайн объявили, что они могут ’’подправить” утвержденные правительством планы, но при одном условии: ... — гоните деньги... Готлиб и Хайн не только брали взятки, но и сами давали их. Дорожка, протоптанная ворами и взяточниками, привела следствие прямо к воротам Харьковского Тракторного Завода... А.Северов. ’’Пятна на солнце”. ’’Экономическая газета”, 8 января 1961.
Электроремонтный завод Совнархоза Узбекской ССР. Здесь расхищено 20 тонн стали...В группе расхитителей, среди прочих, начальник отдела снабжения Управления строительной промышленности Совнархоза. Директор завода за взятки санкционировал ’’передачу” фондированной стали посторонним производствам...’Ташкентская правда”, 22 июня 1962.
...Работники Управления машиностроительной промышленности Узбекистана за взятки раздавали остродефицитное кровельное железо. Наряды оформляли скопом якобы для государственных предприятий, а потом за взятки передавали их в ’’частную” фирму. ’’Правда Востока”, 19 августа 1961.
Таджикистан. ...На скамье подсудимых — секретарь Горкома А.Хасанов, председатель Исполкома Н.Бабаджанов, прокурор города Хусейнов, председатель Окружного Райисполкома Ф.Рахимов и другие ’’менее” ответственные лица, взяткодатели и взяткополучатели... За взятки они получали и продавали квартиры, машины, земельные участки. За взятки уходили ’’налево” тысячи километров вискозы. На скамье подсудимых и председатель Горисполкома Душанбе, и прокурор города, и ведущие работники из Обкома КПСС...За взятки продавались и покупались приговоры, прекращались следственные дела, выдавались всевозможные фиктивные справки, незаконно списывалось государственное имущество... ’’Коммунист Таджикистана”, 14 февраля 1963.
ДЕЛА ’ТРИКОТАЖНИКОВ” Судебные процессы так называемых трикотажников вскрыли наличие в СССР разветвленной сети частновладельческих предприятий, процветавших под видом артелей и фабрик. Своим расцветом и размахом эти предприятия обязаны острой послевоенной нужде в товарах массового потребления. А удобной базой для их становления и развития оказались лечебно-трудовые мастерские, разбросанные по всему Советскому Союзу.
В Советском Союзе существует широкая сеть лечебных учреждений, называемых психоневрологическими диспансерами, и при каждом из них есть ’’лечебно-трудовой отдел”. От местных исполнительных органов власти (исполкомов)
диспансеры получали ограниченные суммы на организацию и проведение трудотерапии, и, следовательно, могли приобретать кое-какое оборудование и сырье. Однако врачи-психиатры меньше всего были способны организовать производство : оборудование ржавело на складах, а сырье превращалось в пыль и прах. Никто не знал, каким именно должно быть производство. Деньги на ’’лечение трудом” отпускались самые небольшие. Все вместе представляло собой типичную советскую формальность: больные должны исцеляться трудом, есть соответствующее постановление, а при этом скудный государственный бюджет советского здравоохранения не предусматривает создания сколько-нибудь реальных возможностей для развертывания разумного производства.
Абсурдность ситуации усугублялась тем, что сверху было спущено указание: лечебно-трудовые цеха при психоневрологических диспансерах должны давать продукцию и находиться на хозрасчете, то есть действовать на основе самоокупаемости Необходимость — мать изобретения, как гласит английская пословица. И тут необходимость послала медикам специалиста, обладавшего требуемой деловой хваткой. Им оказался некто Ройфе, переехавший после войны в Москву из Бессарабии, с 1939 года ставшей советской провинцией. Ройфе предложил диспансерам наладить в их мастерских трикотажное производство. В Москве у него было много родни, и с помощью родственников Ройфе хорошо изучил конъюнктуру: возможности получения сырья и оборудования, проблему сбыта, размеры спроса и т.п.
Вместе со своими племянниками Борисом Ройфманом и Петром Ордером, привлекая себе в помощь друзей и знакомых, он организовал трикотажное производство в лечебно-трудовых мастерских при психоневрологических диспансерах Москвы. Это
предложение было встречено медиками с энтузиазмом. Подчеркнем, что первоначально трикотажные цеха (первый из них — при психоневрологическом диспансере Краснопресненского района Москвы) создавались на абсолютно законной основе в соответствии с официально согласованными с местной властью (исполкомы районных советов) разнарядками на помещения, станки, сырье, количество обслуживающего персонала, на ассортимент изделий, на величину планового задания и бюджет. Эти цеха привлекали к труду психически неполноценных людей, состоявших на специальном учете.
Итак, трикотажное производство было создано и успешно развивалось в условиях послевоенной Москвы, обносившиеся жители которой готовы были поглотить любое мыслимое количество трикотажной одежды. Помимо людей, своим трудом способствовавших процветанию этой промышленности, впоследствии появились лица, вкладывавшие в производство собственные деньги и участвовавшие в прибылях и потерях, причем процент отчислений в их пользу всегда был несколько снижен по сравнению с вкладом. Такие лица назывались ’’плавающими компаньонами”, т.к., участвуя в финансировании, они не играли существенной роли в производственном процессе. Это пояснение о роли в трикотажных мастерских и фабриках при психоневрологических диспансерах (сеть которых в очень короткое время покрыла буквально всю огромную страну) разных вкладчиков читатель должен помнить, чтобы понимать впоследствии схему положения обвиняемых в уголовных процессах.
Работа трикотажных предприятий способствовала уменьшению нужды населения в изделиях легкой промышленности, и власти до поры до времени якобы не замечали все большее и большее сращивание кустарной отрасли производства
с государственной. Органы надзора якобы не интересовались источниками финансирования артелей, не замечали быстрого расширения предприятий, не обращали внимания на то, что часть предназначенного для государственных фабрик
сырья и оборудования переходила в кустарное производство. Печать неузаконенности и полуподпольного существования с самого начала лежала на всей этой деятельности. И производственники и представители власти знали, что в любой
момент вся эта частнопредпринимательская деятельность в трикотажной промышленности может стать объектом пристального внимания ”ока государева”.
Не обошлось, конечно, без представителей власти и органов надзора, которые использовали сомнительное правовое положение растущей частнопредпринимательской деятельности в целях своего собственного обогащения, вымогая взятки у ее организаторов. Так возникла коррупция - сотрудничество облеченных государственными полномочиями в распределении фондов и сырья лиц с нарушителями правопорядка. Коррупция охватила множество высоких чинов в руководстве. Директора государственных фабрик и заводов, руководители правительственных учреждений, вплоть до министерств, партийные чиновники разных рангов, представители органов надзора приняли участие в противоправных действиях, которые впоследствии, в период развернутого наступления на частное предпринимательство, стали, как уже говорилось, квалифицироваться как хищение социалистической собственности.
Когда частнопредпринимательская деятельность, по существу до поры до времени поощрявшаяся властями, разрослась, расширилась и укрепилась, она вдруг стала караться как ’’хищение в особо крупных размерах”.По плановому заданию КГБ были арестованы тысячи людей; директора и ответственные работники фабрик и артелей, сотрудники психоневрологических диспансеров, директора ресторанов и винных заводов, чиновники госаппарата и т.д. и т.п. Ниже мы познакомимся с некоторыми крупными уголовными делами, заслушанными Верховным Судом Российской Федерации в 1963 — 1964 гг."
Источник
http://vtoraya-literatura.com/pdf/evelson_sudebnye_protsessy_po_ekonomicheskim_delam_v_sssr_1986__ocr.pdf