След Кибальчича: матёрые тверские народники

Коллежский советник Воскресенский окончательно слёг в ноябре 1886 г. Обычно близкие, так или иначе привыкают, к приступам хронически больного человека – ушёл на службу здоровым, едва вернулся – горлом идёт кровь, отлежался несколько дней, пришёл в себя, опять побежал на службу – но теперь фатальный характер сложившейся ситуации бросался в глаза. Как свидетельствовал младший коллега и друг Евгения Ивановича историк Владимир Колосов, Воскресенкий стремительно «дошёл до такого состояния, что уже не мог ни на минуту оставить постели». Освидетельствовавшие больного врачи отметили значительно истощение, полное отсутствие жирового покрова, атрофию мышц, сухость кожи и т.п. Друзья начали уговоривать Анну озаботиться вопросом о пенсии, недвусмысленно намекая, что лучше заняться этим пока муж ещё жив, и имея в виду, что так проще будет потом получить часть пенсии Воскресенского ей и детям. По чину Евгению Ивановичу следовал оклад в 600 руб. серебром, пенсия полагалась в 210 руб.

Анна Александровна долго отнекивалась, уверяя всех, что, нет, конечно Женя скоро поправится, но после очередного жестого приступа болезни, смирилась и с трудом, но уговорила еле живого Воскресенского просить о пенсии. Ныне было не то, что в те времена, когда юный Женя Воскресенский жил на два рубля в год – множество людей, включая владыку и губернатора озаботились срочным решением вопроса о его пенсии (опасались, что Воскресенский со дня на день умрёт), учащиеся заказывали молебны о выздровлении, коллеги организовали подписку в поддержку семьи …

Вопрос был решён в месяц – 10-го января Воскресенский подал прошение, 12-го февраля его уволили на пенсию. Парадоксально, но после этого ему стало лучше, по весне он окреп настолько, что начал даже временами выходить из дома посидеть на лавочке и тотчас начал сетовать, что поторопился с отставкой и думать о новом месте. Но это была иллюзия – уехав раньше семьи в Леонтьево (старший сын Володя первый год учился в гимназии), Евгений Иванович простудился и слёг в доме шурина. Приехавшая Анна с детьми застали его практически в бессознательном состоянии. 25 июня 1887 г. Восресенский умер. Младшие сыновья, Слава и Сева, ещё и не могли в полной мере озознать произошедшего, Анна же была в полной прострации и, по свидетельству Колосова, только спрашивала всех, как же так Женя её обманул, ведь он обещал, что никогда её не оставит. На третий день Воскресенского похоронили, по обстоятельствам времени и места, провожали его в последний путь в основном местные крестьяне, пришедшие из любопытства посмотреть на умершего «барина».

Как бы там ни было, нужно было жить дальше. При жизни мужа, Анна, надо полагать, не работала, теперь же с учётом необходимости воспитания и обучения четырёх сыновей вопрос вновь стал актуальным. Конечно, не было речи, что «вдова коллежского советника Воскресенская», мать большого семейства, поступит учительницей в сельскую школу. Для преподавания же в тверских женских учебных заведениях у неё не было соответствующей квалификации. Выручила знаменитая тверская фабрикантка и благотворительница Варвара Алексеевна Морозова – Анне Воскресенской предложили место заведующей библиотекой Товарищества Тверской мануфактуры бумажных изделий с окладом 45 рублей серебром в год.

Библиотека создана была в 1884 году по инициативе и на средства владельцев Товарищества Тверской мануфактуры братьев Морозовых, но прежде всего, жены старшего из братьев – Варвары Алексеевны, фактически единолично руководившей мануфактурой с кон. 70-х гг. 5 мая 1884 года резолюцией Правления Товарищества Тверской мануфактуры разрешено Правлению «открыть в одном из принадлежащих Товариществу фабричных зданий библиотеку для чтения книг, журналов и газет...». Для рабочих Товарищества пользование библиотекой было бесплатным, служащие и посторонние платили за пользование от 3 до 10 рублей, на переплет книг ежемесячно выделялась сумма в 38 руб. Воскресенская заведовала собственно книжным фондом библиотеки, ответственным за библиотеку лицом состоял управляющий хозяйственной частью мануфактуры Дмитрий Николаевич Попов. Книги, «назначенные для чтения рабочих, состояли из духовных и исторических», Морозова лично подбирала книги для библиотеки и вообще активно интересовалась её работой. Правила библиотеки ограничивали выбор книг, газет и журналов для рабочих, разумеется, «политических» изданий в библиотеке не было. В декабре 1899 года библиотека переехала в новое, построенное специально для неё, каменное здание – «аудиторию для чтения с чайной». Находилось оно «во дворе фабрики, 3-й части гор. Твери... на р. Тьмаке на расстоянии в 300 саж. и на расстоянии в 14 саж. от жилого строения и от пруда 8 саж...» и принадлежала по-прежнему Товариществу Тверская мануфактура. К этому времени у библиотекаря Воскресенской возникли серьёзные проблемы с выросшими сыновьями – двое обнаруживали признаки душевного заболевания, двое активно интересовались «политикой».

Поступивший на медфак Московского университета Владимир Воскресенский был арестован 19 ноября 1896 г. за участие в студенческой демонстрации и волнениях в связи с полугодовщиной Ходынки. Последовало дело «О Высылке в Олонецкую губернию студента Московского университета сына КС Евгения Воскресенского. 23.12.1896-09.09.1897» (НАРК Ф1. Оп.10. д. 88/30) по коему предписано было <Воскресенского>…обвиняемого в участии в студенческих беспорядках, имеющих место в Москве в Ноябре 1896 года и в политической неблагонадежности, подчинить гласному надзору полиции в Олонецкую губернии на два года. (Л5) <Московский обер-полицмейстер при сих обстоятельствах писал> Секретно. Будучи снабжен мною проходным свидетельством от 18 12 № выбыл из Москвы 19.12 в город Петрозаводск Олонецкой губернии. (Л9) <Далее последовало от поднадзорного Воскресенского пудожскому исправнику>: Не имея в данное время средств на дорогу, еще не пришедших мне из дому, я покорнейше просил Господина Полицмейстера повременить высылкою до получения денег….Бывший студент Московского университета Владимир Евгеньевич Воскресенский. Петрозаводск Январь 1897г.

(Л15) Ведомость О состоящем под гласным надзором полиции в г.Петрозаводске бывшего студента Московского Университета Владимира Евгеньева Воскресенского от 29.01.1897: Воскресенский Владимир Евгеньевич, сын КС, уроженец г.Твери…В Петрозаводске занятий не имееет, пособия от казны не получает. Имеет семейство: Мать-вдову Анну Александровну 42 лет и братьев Бориса 16 лет, Вячеслава 13 лет и Всеволда 11 лет, проживающих в г.Твери…. (Л19) ... <следует> что если высланный под гласный надзор полициии бывший студент ….не имеет собственных средств к существованию в месте водворения, то к назначению ему установленного пособия от казны препятствий со стороны Департамента не встречается. (Л27) с 15.02.1897 денежное от казны пособие на содержаник 15 коп в сутки и наем квартиры 1р50 копеек. в месяц.

(Л30) Запрос о состоянии здоровья от матери <на который отвечено, что оный> (Л32) …студент….находился на излечении в Петрозаводской Губернской земской больнице с 03.03 по 03.04. сего года. И как видно из представления при сем ..старшего врача .. Воскресенский был одержим воспалением мочеиспускательного канала. Что же касается того не предрасположен-ли он к чахотке, то он не жаловался на заболевание грудных органов. И в виду общего хорошего состояния не был исследован в том отношении. <Тем не менее, в силу «болезненного состояния» Воскесенского 25 июня 1897 г. было постановлено> (Л35) ..разрешить студенту… перейти на жительство в город Тверь. (Л37) Рапорт…в виду разрешения ему Господином Министром Внутренних Делперейти на жительство в г.Тверь, выбыл туда 07.09.1897 года и вместе с тем, мною сообщено о том Г.Тверскому Полицмейстеру с препровождением документов Воскресенского.

В 1898 г. срок надзора был сокращен на полгода и уже осенью Владимир поступил в Казанский университет, поскольку проживание в Москве и Петербурге было ему запрещено. Он пробыл в Казани до 1901 г., когда бросил университет «по болезни» и вернулся в Тверь.
Помимо этого, по сообщению Л. Меньщикова (1928), «В феврале того же 1900 года Зубатов сообщил д-ту п. дополнительные сведения … : <<В Твери на фабрике Морозова кружок передовых рабочих думает устроить забастовку; с.-д. пропаганду ведет киевский политехник А. Гусев, универсант Г. Александровский и сын учительницы Воскресенский ; в сношениях с ними находится петербургский технолог Самойлов, снабжающий строгальщика Михаила Иванова нелегальной литературой; последний бывает у Гусева, хорошо знаком с А. Воскресенской, давал «Речь Алексеева» слесарю Илье и рабочему, живущему в д. Иванова, по Волынской ул.; свидания с рабочими происходят в квартирах М. Крапоткина, М. Лаговского и Е. Рагузиной. Интеллигенты-пропагандисты через Гусева корреспондируют заграницу; от них было послано сообщение об арестах в Твери, «когда жандармы хотели изловить социалистов, а поймали гимназиста»; на фабрике Морозовой работает Захаров, имевший сношения с арестованными впоследствии Новодворским и Зиновьевым … Для разработки этих сведений московское о. о. командировало в Тверь своих филеров, розыски которых, впрочем, никаких особых результатов не дали.» {Поскольку Зубатов указывает точную принадлежность каждого из фигурантов своей записки, "сын учительницы Воскресенский", видимо, не казанский студент Владимир, а его брат Вячеслав 17-ти лет, скорее всего, ещё не ставший студентом. Как вариант, это 20-тилетний Борис, если его психическое расстройство ещё не проявилось в полной мере.}

Таким образом, сообщение Меньщикова свидетельствует о том, что на рубеже столетий семья Воскресенских оказалась вовлечена в орбиту кружка молодых социал-демократов «Лаврушки» Гусева и «Галки» Александровского, выросшего потом в Тверской комитет РСДРП. Степень вовлечённости Воскресенских в эту деятельность, впрочем, остаётся неясной, особенно на момент образования (1902) и разгрома (август 1903) комитета эсдеков. Гораздо больше определённости, например, в отношении кузины братьев Воскресенских и племянницы Анны Александровны – Александры Евгеньевны Поведской, служившей учительницей в частной школе А.А. Римской-Корсаковой – в июле-августе 1903 г. ее адрес служил для переписки Организационного комитета по созыву II съезда с Тверским комитетом РСДРП, т.е. Гусевым, Книпович, Стопани, Пановым. Для Александры Поведской эта услуга никаких последствий не имела – пять лет спустя она так же служила в школе Римской-Корсаковой.

Что касается братьев Воскресенских – Владимира и Вячеслава, то в августе 1906 г. они вновь оказались в поле зрения жандармского управления – у них была обнаружена брошюра «Чего хотят мятежники». Однако, уже в сентябре дело прекратили, констатировав, что Воскресенские не имели в виду распространять брошюру и держали её для личного ознакомления.

Тем не менее, сама Воскресенская, в упомянутой в начале статье, писала, что из-за сыновей, «за которыми следили жандармы», была уволена по настоянию полиции с работы (вероятно, что исключить для братьев Воскресенских поводы посещать территорию мануфактуры). В. А. Морозова, впрочем, чтобы не лишать Воскресенскую заработка, перевела ее в Москву и предоставила работу в Тургеневской библиотеке-читальне. Действительно, в 1903 г. «вдова коллежского советника» А.А. Воскресенская числилась «помощницей библиотекаря» Тургеневской читальни, но уже в 1904 г. она вновь служила на мануфактуре, где стала свидетелем февральской стачки.

Воскресенская, видимо, с симпатией относившаяся к Варваре Алексеевне, описывает её личные безуспешные попытки договориться с рабочими о прекращении забастовки, стремление недопустить силового подавления выступления. События, однако, развивались в известном направлении, в 1905 г. театр и библиотека стали местом собраний Совета рабочих депутатов и стачечного комитета, в результате чего и театр, и библиотека были в 1907 г. закрыты Иваном Морозовым по требованию полиции. Воскресенская, видимо, справедливо относит на счёт Ивана все жёсткие действия в отношении своих рабочих и констатирует, что «его деятельность не меньше послужила к определению классового самосознания рабочих, чем просветительские усилия его матери» {Это очевидное упрощение – практически вся инфраструктура «Морозовского городка» (включая известный театр) создана по инициативе И.А. Морозова, им же тратились на её поддержание значительные суммы. Но в 1905-1907 гг. руководил мануфактурой, несомненно, Иван и ему приходилось принимать все непопулярные решения на свою ответственность}.

Близкие Анны Александровны содействовали не только эсдекам. Куда более яркое впечатление произвёл сочувствующий эсерам молодой священик села Сменкова Александр Поведский, старший сын её брата, леонтьевского батюшки Александра же Поведского, у которого Вознесенские по обыкновению проводили лето. По свидетельству полиции, сменковский батюшка «В октябре и ноябре 1905 ездил по деревням Овсищенской волости и агитировал среди крестьян, чтобы они не повиновались начальству, "а также подговаривал устранить волостного старшину и вынести из волостного правления на рогоже". Высочайший манифест от 8 мая 1906 читал скороговоркой так, что никто из прихожан не мог понять его содержания, и называл его черносотенным, а подходящим к кресту говорил, что те, кто не понял, могут приходить к нему на на квартиру за разъяснениями. 22 мая 1906 во время поучительной речи на тему "Праздник Святого Духа" разъяснял народу, что "кто не примкнёт к освободительному движению и не попадёт в тюрьму ради освобождения, тот не удостоится благодати Святого Духа и на том Святой Дух не почиет". По этим фактам прокурором Тверского окружного суда было возбуждено предварительное следствие. Как отмечала полиция, "народ слышанное поучение не подтверждает из боязни и во избежание неприятностей, могущих произойти от лиц, сочувствующих движению", поэтому полиция располагала лишь анонимным доносом, подтверждённым урядником, церковным старостой и церковным сторожем. 28.06.1906 архиепископом Тверским и Кашинским было возбуждено следствие по делу, и 18.09.1906 уездным благочинным было воспрещено церковное служение А.А. Поведскому впредь до решения дела о нём судом.» Через год Поведскому разрешили служить, переведя в другой, менее статусный приход, занять же место перебравшегося на Бежецкое подворье в столицу овдовевшего отца, в Леонтьево, не позволили.

После первой революции Воскресенские несколько лет жили в Москве. Возможно, это было связано с обучением в Московском университете младшего из братьев – Всеволода, который страдал психическим расстройством и, скорее всего, нуждался в постоянном уходе, а позднее и лечении. «Вечный студент» Московского университета Владимир Воскресенский служил тогда в корректорской типографии И.Д.Сытина на Валовой в Замоскворечье. «Что представляла из себя тогда сытинская корректорская? … это был сброд самых разнообразных типов, большею частью полузнаек, которых забросила туда жизнь в поисках интеллигентного, чистого труда. Но, во всяком случае, значительная часть этого состава — были так или иначе пострадавшие от жизни люди: «огарки», …, богема — по общепринятой терминологии. … И обстановка, и самая работа были трудные, тяжелые». В эту среду в 1913 г. попал в роли «счетчика» юный Сережа Есенин с которым «вечный студент», сам уже не юный, близко подружился.

Они вместе с другими корректорами выезжали на «маевки», отдыхали на берегу Москва-реки, где между алкоголем и обсуждением «тоски по родине», декламировались стихи, читались новинки литературы и т.п. Дружба с Есениным продолжалась и после ухода Воскресенского из корректорской на репетиторскую работу. Именно Воскресенскому Есенин представил свои первые поэтические опыты и именно Воскресенский познакомил Сергея с поэтом и переводчиком И.А.Белоусовым, фактически положив начало его поэтической карьере, чем, безусловно, себя обессмертил. Впрочем, с началом известности Есенина пути их разошлись.

В годы Революции единственным лицом из Воскресенских-Поведских, сыгравшим заметную роль, был племянник Анны Воскресенской священник Александр Поведский, позднее охарактеризованный большевистской пропагандой как «урод и гнойник Советский власти» «горбатый» «поп Поведский». После Февраля Александр Александрович на два с половиной года «окунулся в политику». Заявив себя эсером, он активно участвовал в собраниях и съездах Советов разных уровней, был избран сначала в уездный совет, затем в губернский, был членом Исполкома и даже месяц, весной 1918 г., возглавлял его. Был комиссаром здравоохранения, зампредом ревтрибунала, управделами железнодорожной ЧК. После мятежа левых эсеров заявил себя сочувствующим коммунистам и примкнул к их фракции, но карьера его уже шла по нисходящей, доверием он не пользовался, хотя и заявлял, что «моё сочувствие, моя искренняя братская любовь на той стороне, где бескорыстная правда и справедливость, то есть на стороне Xристианизованных Коммунистов во во главе с вождём их товарищем Лениным, к которому я питаю глубокое уважение и любовь». В 1919 служил конторщиком в комитете работников водного транспорта, а после того, как его исключили из фракции коммунистов за непосещения, принял вновь сельский приход и «ушёл по сёлам, агитируя против Гражданской войны».

В основе взглядов «попа Поведского», насколько можно судить по известным его высказываниям, лежал, видимо, наивный христианский коммунизм, помноженный на потребность в самореализации. Вероятно, он не слишком подходил для занимаемых им должностей, хотя это можно сказать и про множество других, более классово чистых, его коллег. Несмотря на большую семью – 11 человек – дальнейшая судьба «попа Поведского» не ясна, в отличии от судьбы его младшего брата Владимира, священника, а в конце жизни счетовода, отца известного таллинского протоиерея Валерия Поведского {По мнению Андрея Кураева, прототипа одного из основных героев хотиненковского «Попа»}.

В 20-е гг. Воскресенские проживали в Вышнем Волочке. Об общении семьи Соколовых с ними свидетельствует бывший тогда ребёнком академик Борис Соколов (интервью 2003 г.): «большим другом семьи был Владимир Евгеньевич Воскресенский. Он из семьи народовольцев. Его мать была народоволка такая... матёрая, классическая. Он был из студентов, у него было три брата, два брата сошли с ума, все они учились в Петербургском университете. Владимир Евгеньевич тоже был с некоторыми завихрениями, человек, тоже любивший природу, и вообще был по всем своим повадкам вечным студентом. Любил простую музыку на мандолине, на балалайке и вечно с этим путешествовал. Частенько был нашим гостем. Подарил мне как-то ботанизирку, а потом "Спутник натуралиста"». Тот же Соколов в другом своём выступлении указывает, что третий из братьев – Вячеслав Евгеньевич – был в 1932 г. одним из организаторов Вышневолоцкого краеведческого музея. Интересно замечание Соколова про семью и мать Воскресенских. Конечно, Соколов мог быть просто знаком с тем, что писал про Воскресенских друг его детства Антонин Раменский (это, на мой взгляд, наиболее вероятный вариант), но если это всё-таки аутентичное впечатление (очевидно ложное), то оно может объяснять и причину, по которой Раменский выбрал Воскресенскую на отведённую ей роль.

Конкретное содержание роли обусловлено влиянием образа Елизаветы «Дмитриевой» Томановской, о которой Раменский узнал, полагаю, из работ И.С. Книжника-Ветрова и А.Я. Лурье. Повторяется ряд ключевых событий из биографии Томановской – выезд за границу в юном возрасте с целью обучения при посредстве фиктивного брака, знакомство с Марксом и участие в Парижской коммуне, поездка вслед за мужем в сибирскую ссылку + общая невнятность «революционного» поведения после возвращения в Россию. Попытки самостоятельно сконструировать отличия от «гражданки Элизы» приводят к совершенной анахронистичности и нелепости окончательной версии, которые отлично резюмирует вынесенная в эпиграф фраза (Ж.-П. Беранже скончался в 1857 г.).

Реальной ранней биографии Анны Воскресенской Раменский, скорее всего, не знал совершенно, тем не менее, изменение фамилии требует какого-то объяснения. Дело в том, что Раменский использовал в своей мифологии и сыновей Анны Александровны – рассказывая о «мологинско-ржевской» организации РСДРП он упоминает «двух братьев Воскресенских», а затем сам В.Е. Воскресенский пишет комиссии по изучению наследия Раменских письмо, в коем, с одной стороны, подтверждает активнейшую деятельность эсдеков в Мологино, а с другой, рассуждает о судьбе рукописей Радищева. Его переименованная мать парой страниц далее пишет о «пачке писем» Беранже, переписке её деда с декабристами и родстве Раменских с А.Н. Луцким (происхождение видного русского военного разведчика, так нелепо окончившего свою жизнь, действительно было тогда предметом дискуссии, его самого пытались связать с декабристами). Скорее всего, в первоначальном варианте «Акта» упоминалась и связь «братьев Воскресенских» с «Анной Воскресенской», исключённая из публикации либо Маковеевым, либо самим Раменским.

Несоответствие биографий Анны Воскресенской и «Анны Воскресенской», конечно, вопиющее, но Антонин Аркадьевич в этом отношении никогда не скромничал, почему он сменил фамилию своей героини, очевидно, несколько изменив и сюжет – её дети стали сами по себе Воскресенские – мне пока не вполне ясно. Складывается впечатление, что он сделал это отказавшись от идеи обнародовать артефакт – ведь по словам Козлова, на книге указана именно фамилия Воскресенской. Возможно, как и в случае с отчеством его прадеда Пахома, которого он долгое время представлял, как «Алексеевича», роль сыграли тверские энтузиасты дела Раменского – кто-то из лучших побуждений залез в делопроизводство Морозовской мануфактуры в ГАТО и сообщил Антонину Аркадьевичу, что библиотекарь Воскресенская записана там как вдова преподавателя Тверской духовной семинарии и коллежского советника …

При записи о рождении Анны Поведской в метрической книге имеется карандашная приписка, из которой следует, что по содержанию этой записи была выдана архивная справка №694 от 2-го апреля 1930 г. Полагаю, что справка была запрошена сыновьями Анны Александровны Воскресенской в связи с её смертью.