ИНТЕРВЬЮ: Епископ Луцкий и Ровенский ИОВ (Коновалюк), предстоятель УАИПЦ, о примерах попечения святых о животных — в древности и современности. Часть вторая
Первая часть — ЗДЕСЬ…
Портал “Credo.Press”: Рассматриваете ли Вы попечение о животных как часть своего монашеского подвига и, если да, то почему? Могли бы Вы привести такие примеры, когда святые или подвижники исполняли служение, подобное Вашему?
Епископ Иов: Попечение о животных я рассматриваю, прежде всего, как неотъемлемую обязанность всех настоящих христиан. «Всякий христианин обязан освящаться добрыми делами», – учит святитель Иоанн Златоуст. Должны ли эти добрые дела простираться и на животных? Несомненно. Тот же святитель Иоанн Златоуст говорит: «Что удивительного, если мы оказываем милосердие людям? Мы и зверей милуем. В таком избытке вложено в нас милосердие! Оно есть признак Божества».
Тем более монахи обязаны развивать в себе милосердное отношение ко всему живому, ведь, по учению святителя Игнатия Брянчанинова, «цель монашеского жития состоит не только в достижении спасения, но по преимуществу в достижении христианского совершенства». Вот почему заботу о благополучии животных я считаю вполне соответствующей монашескому подвигу.
Святителю Василию Великому приписывают такую замечательную молитву: «О Боже, возрасти в нас чувство товарищества со всеми живыми существами, с нашими меньшими братьями, которым Ты дал эту землю как общий дом с нами! Да уразумеем, что они живут не для нас только, но для себя самих и для Тебя, что они наслаждаются радостью жизни так же, как и мы, и служат Тебе на своем месте лучше, чем мы на своем».
Иноческий подвиг часто называют добровольным мученичеством, имея в виду, что монах призван «распинать» свою плоть, волю и желания, претерпевая при этом страдания ради искоренения страстей. Но я уверен, что добровольное мученичество состоит не только в этом. «Если ты Христов, то воплоти себя в страдание всякого страдальца, в мучение каждого животного и птицы», – призывает известный сербский подвижник и богослов архимандрит Иустин Пóпович. «Что такое сердце милующее? Это горение человеческого сердца о всем творении, о людях, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы. От великой и сильной жалости к ним сжимается сердце его, и не может он вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных животных ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были помилованы, а также о естестве пресмыкающихся молится с великою жалостью, безмерно возбуждаемой в сердце его, уподобляясь в этом Богу», – свидетельствует великий авва Исаак Сирин.
Некоторые думают, что дéлание монаха должно состоять лишь в молитве и размышлении о Боге, что монаху достаточно молиться за всех страждущих, но не обязательно на деле как-то помогать им. Однако святитель Иоанн Златоуст объясняет: «Молитву делают успешнее не голые слова, но добрые дела». Преподобный Никодим Святогорец говорит, что «нельзя преуспеть в молитве без преуспевания вообще в христианской жизни». Святитель Григорий Нисский учит: «Приступая к Благодетелю, будь сам благодетелен; приступая к Доброму, будь сам добрым; приступая к Добросердному, к Благосклонному, к Милующему всякого, уподобляйся Ему во всем этом, приобретая таким образом дерзновение в молитве». В Библии читаем: «Доброе дело – молитва с постом, и милостынею, и справедливостью» (Тов. 12:8). А если «вера без дел мертва» (Иак. 2:26), то молитва и подавно.
Преподобный Герасим Иорданский (+ 475) не ограничился лишь молитвой и сочувствием, когда однажды в Иорданской пустыне встретил раненного льва, но взял своими руками опухшую от гноя лапу зверя и вынул из нее занозу, хорошо очистил рану и обвязал лапу своим платком. После этого лев стал ходить со старцем как его преданный ученик, удивляя святого Герасима своим разумом и кротостью, питаясь хлебом и кашей, живя при монастыре и даже исполняя в нем разные послушания (например, он сопровождал осла-водовоза к реке Иордан или сам вместо него доставлял воду в монастырь). Похожие истории описаны в житиях блаженного Иеронима Стридонского (+ 420), преподобного Саввы Освященного (+ 532), преподобного Анина Чудотворца и некоторых других святых.
Приведу еще примеры того, как преподобные отцы и матери, а также иные духовные лица, заботились, каждый по-своему, о разных представителях животного мира.
В известной книге святителя Палладия Эленопольского (+ 430) «Лавсáик» повествуется о великом александрийском подвижнике, чудотворце и пророке Феóне, который по ночам выходил из келии, чтобы напоить водой из своего колодца собиравшихся к нему во множестве диких зверей: буйволов, антилоп и диких ослов.
Преподобный Симеон Столпник (+ 459) исцелил раненный глаз большой змеи, жившей невдалеке от места его подвига.
Преподобный Шио Мгвимский (живший в VI веке) назначил пастухом стада монастырских ослов… волка! Около своей пещеры святой выкопал для волка берлогу, и тот на протяжении шести лет усердно исполнял свое послушание, не трогая ни одного осла и вообще не вкушая никакого мяса, но утром и вечером довольствуясь той же пищей, которую обычно принимали сами монахи: куском хлеба, намоченном в воде.
Преподобный Давид Гареджийский (+ 604) спасал от охотников оленей, ястребов и куропаток.
Преподобный Феодор Сикеот (+ 613) кормил из своих рук медведей и волков.
Преподобный Колумбан Люксейский и Боббийский (+ 615), уходя в лес поститься и молиться, звал к себе диких птиц и зверей, которые резвились вокруг него, а святой гладил и ласкал их.
Авва Иоанн Синайский (живший в VI-VII веках) в своей знаменитой книге «Лествица божественного восхождения» вспоминает о некоем пустынножителе Стефане, который в строгом аскетическом подвиге просиял различными добродетелями, в том числе кормил из своих рук леопарда.
В замечательной книге блаженного Иоанна Мóсха (+ 619 или 634) и святителя Софрония Иерусалимского (+ 638) «Луг духовный» рассказывается об одном старце, прожившем в александрийском монастыре аввы Иоанна-евнуха около восьмидесяти лет: «Он был так милосерд не только к людям, но и к бессловесным животным, что нам еще не приходилось встречать другого, подобного ему. Что делал старец? У него не было другого дела, кроме следующего: вставши рано, он отправлялся кормить собак, живших в Лавре. Потом насыпал муки малым муравьям и пшеницы большим, размачивал сухари и бросал их на кровли зданий для птиц».
Преподобный Галл Швейцарский (+ ок. 630-640) однажды помог раненному медведю, который стал его неразлучным спутником. Рассказывают о дружбе святого с выдрой, помогавшей ему и другим отшельникам ловить рыбу. Он также кормил хлебом приходивших в монастырь диких животных.
Древнеирландский святитель Айдан Фернский (+ 632), учивший своих монахов отдавать бедным и голодным даже последние крохи, очень любил животных и всегда защищал их, порицая охотников.
Преподобная Мелангелла Пеннантская (+ 641) особенно дружила с зайцами и называла их «агнцами». Множество их населяло ее монастырь и окрестные леса, во всем слушаясь святую аббатису.
Преподобный Иоанникий Великий (+ 846) однажды спас пустынного козла, которого другие монахи задумали убить, чтобы из его шкуры сделать мехи для вина. Святой стал гладить животное, которое ласкалось к нему, а монахов поучать, чтобы были милостивы к Божьей твари и не поддавались недобрым пожеланиям. Потом с миром он отпустил козла в пустыню.
Преподобный Симеон Новый Богослов (+ 1022) строго наказал своего ученика монаха Арсения, который убил ворóн, клевавших монастырскую пшеницу: тот с убитыми воронами на шее должен был стоять во дворе и просить прощение.
Преподобный Сергий Радонежский (+ 1392) кормил около своей отшельнической келии приходившего к нему из лесу медведя, часто делясь с ним последним куском хлеба.
Преподобный Павел Обнорский (+ 1429) проявлял деятельную любовь ко всему живому. Стаи птиц щебетали возле кельи пустынника, некоторые из них сидели на его голове и на плечах, а он кормил их из своих рук. К нему приходил медведь, прибегали лисицы и зайцы, для каждой Божией твари находилось у святого лакомство и доброе слово.
Преподобный Макарий Римлянин, Новгородский чудотворец (+ 1550), ласкал и кормил медведей.
Преподобный Неофит Кавсокаливит (+ 1784) велел сделать отдельную кормушку для дикого кабана и кормить его рисом и травой. Он сказал кабану: «Как проголодаешься, приходи сюда, монахи тебя накормят, а наши огороды не трогай». Так кабан был принят на довольствие и стал приходить обедать к монашеской келье.
За игуменией Успенского Старо-Ладожского монастыря Евпраксией (+ 1823) прирученные волки бегали как собаки.
Преподобный Герман Аляскинский (+ 1836) кормил из своих рук горностаев и медведей.
Блаженный Феофил Киевский (+ 1853), имевший любовь и сострадание к животным и птицам, заплатил одному крестьянину, чтобы тот от ограды Китаевой пустыни до самого берега монастырского пруда распахал землю и посеял на ней коноплю. «Нащо вам коноплі, батюшка?», – спросил его крестьянин. «Птицы небесные будут там питаться», – ответил святой. Действительно, когда конопля выросла, птицы целыми стаями прилетали туда кормиться и плодиться.
Блаженная Евфросиния Колюпановская (+ 1855) в своей хижине держала кошек, собак, кур, индеек, сама спала на голом полу вместе с собаками, когда же выходила на улицу, на ее голову и плечи тотчас садились голуби, а стая ворон и галок неотступно следовала за ней.
Любовь и сострадание блаженного инока Иоанна Нило-Сорского (+ 1863) проявлялись не только по отношению к людям, но и ко всяким животным и насекомым. Так, проходя послушание на кухне, где особенно много водилось тараканов, он каждый день кормил их размоченным и мелко накрошенным хлебом, который раскладывал во все углы. «Ведь они тоже создания Божьи, как не пожалеть, не покормить их!» – говорил подвижник.
Блаженная Домна Томская (+ 1872) особенно заботилась о бездомных кошках и собаках, отдавая им бóльшую часть собранной ею пищи. Она очень жалела несчастных цепных собак, которых, когда удавалось, по ночам освобождала от цепей и отпускала на волю. Она также строго требовала от хозяев, чтобы у их собак всегда была свежая вода для питья, а если кто этим пренебрегал, то подвижница могла вразумить и своим костылем.
Основательница Свято-Троицкого Творожковского монастыря игумения Ангелина (Шлакова, + 1880) была милостива не только к людям, но и к животным. В ее обители всегда кормили сбегавшихся со всей округи голодных собак, зимой обязательно насыпали зерно для птиц. Больных животных матушка помазывала елеем от иконы Божией Матери и давала им принимать его внутрь.
Святитель и чудотворец Нектарий Эгинский (+ 1920) с любовью и лаской относился ко всему живому. Вспоминают, как он, словно ребенок, радовался курице, которая спокойно сидела у его ног, гладил ее и улыбался.
У старца Нила, пустынножителя Крючского (+ 1924), был кот Матрос, очень его любивший и питавшийся той же незатейливой постной пищей (щами, картофелем, хлебом), что и сам старец. Также из соседней деревни к обеду регулярно прибегал большой пес по кличке Буян, клал лапы на окошко келии и ждал, когда старец даст ему что-либо поесть. Покушав и благодарно полизав руку старца, пес убегал обратно. После смерти старца кот, жалобно мяукая, никак не мог успокоиться, а на третий день, когда гроб с телом старца еще стоял в келии, он подошел к гробу, лег, вытянул лапы и умер. Также и пес всюду искал батюшку и очень скучал по нему.
Святейший Тихон (Белавин), последний законный Патриарх Московский и Всероссийский (+ 1925), очень любил кошек. А также хорошую шутку. Его юмор иногда раздражал консервативное монашество. Так, архиепископ Волоколамский Феодор (Поздеевский, + 1937), побывав на аудиенции у Патриарха Тихона, остался недоволен его поведением: «Все хи-хи, ха-ха, и гладит кота». Однако другой посетитель, протоиерей Николай Князев, воспринял «котолюбие» святителя Тихона совсем по-другому: «Вот из внутренних архиерейских покоев выходит большой серый кот, ложится на ковер и, мурлыча, принимает самые беззаботные позы. Отлегло у нас от сердца, ибо невольно думалось, что если даже домашние животные чувствуют себя в покоях владыки спокойно, то тем более окружающие его и встречающиеся ему люди должны были чувствовать себя так же. Значит, со всеми ласков владыка, и нам нечего попусту страшиться его. И действительно, владыка, вышедший к нам вслед за упомянутым животным, обошелся со всеми нами кротко, приветливо, просто и добродушно, внимательно и участливо выслушивая просьбы».
Последний старец Оптиной пустыни преподобный Нектарий (Тихонов, + 1928) рассказывал духовным чадам такую историю из своей жизни. Однажды его мать сидела и что-то шила. А он, тогда еще мальчик Коля, играл на полу возле ее ног с котенком. Большие зеленые глаза котенка в полумраке светились, что сильно поразило Колю, который схватил из маминой иголочной подушечки иголку и хотел проколоть котенку глаз, чтобы посмотреть, что там такое светится. Но мать заметила это и быстро перехватила его руку: «Ах, ты! – воскликнула она. – Вот как выколешь глаз котенку, сам потом без глаза останешься. Боже тебя сохрани!»
Прошло много лет, Николай решил стать монахом и поступил в Оптину Пустынь. Когда он был уже иеромонахом Нектарием, то подошел однажды к колодцу, когда другой монах набирал себе воды. Над колодцем подвешен был черпак с длинной заостренной ручкой, которой этот монах нечаянно едва не выколол глаз о. Нектарию. Еще секунда – и остался бы старец с одним глазом. «Если бы я тогда в детстве выколол котенку глаз, – говорил он, – то был бы сейчас без глаза. Видно, этому надо было случиться, чтобы напомнить моему недостоинству, как все в жизни от колыбели до могилы находится у Бога на самом строгом учете».
В житии о. Нектария говорится, что у него в келии жил пушистый серый кот. Выйдет старец Нектарий – и кот за ним, войдет – и он здесь. Скажет ему что-нибудь батюшка – кот исполнит: пойдет и сядет, где скажут, сходит в приемную или на крылечко. Чаще же сидит у теплой печной стены и дремлет. Или, склонив голову, слушает молитвы старца. Иной раз погладит его о. Нектарий и скажет: «Преподобный Герасим Иорданский был великий старец, и потому у него был лев. А мы малы, и у нас – кот».
Выдающийся пастырь ИПЦ архимандрит Спиридон (Кисляков, + 1930) свидетельствовал о себе: «Я доходил до такого духовного состояния, что каждая былинка, каждый цветочек, каждый лесной кустик, всякое насекомое, весь животный мир, поля, леса, горы, земля, реки, облака, солнце, луна и все звезды говорили мне: «Смотри, в каждом из нас есть Христос», и я действительно во всем этом находил и ощущал своего возлюбленнейшего Господа. Всякий человек, всякое животное, букашки, кузнечики, цветы, всякая травка стали так мне близки и родны, что я даже целовал их как своих родных братьев и сестер».
Когда другой известный деятель ИПЦ священномученик Стефан (Бех), епископ Ижевский (+ 1933), был заключенным в Соловецком лагере и работал на лесоповале, то к нему из чащи стал приходить громадный медведь и ложиться у его ног. Все, в том числе охранники, в ужасе разбегались в стороны, а святитель Стефан, излучая улыбку, потчевал зверя своей лагерной «пайкой».
Игумен Филимон (Никитин, + 1953), изгнанный из Валаамского монастыря вместе с другими монахами-старостильниками и подвизавшийся потом в карпатском монастыре преп. Иова Почаевского в Ладомирово, а позже в знаменитом Свято-Троицком монастыре РПЦЗ в Джорданвилле (США), был очень любим животными, о которых заботился. Монастырский кот Серко так привязался к о. Филимону, что после поспешного (из-за наступления советских войск) отъезда братии из Ладомирово, не перенося разлуки с любимым хозяином, он в гóре стал влезать на дерево и бросаться оземь, пока наконец не разбился насмерть.
Благочестивый афонский игумен Афанасий Григориатский (+ 1954) радел не только о людях, но и о животных: он спас от охотников косулю, дружил с кладбищенской змеей, запретил одному монаху ставить капканы на лис.
Другой афонский игумен Филарет Костамонитский (+ 1963) тоже распространял свою любовь не только на людей, но и на животных. Например, он выходил израненную ласточку, которая подружилась с ним и стала его всюду сопровождать.
Всемирно почитаемый ныне святой чудотворец архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский РПЦЗ Иоанн (Максимóвич, + 1966) с детства любил животных, особенно собак.
Ученик последних Оптинских старцев схиархимандрит Севастиан (Фомин, + 1966), ныне прославленный Московским патриархатом под именем преподобного Севастиана Карагандинского, очень любил природу и жалел животных. Он не раз со скорбью вспоминал, как еще в детстве тяжело пережил такой трагический случай: жестокосердные сверстники, зная его сострадательное отношение к животным, при нем схватили кошку и стали бросать ее на стаю собак, пока те ее не растерзали… А вот пример того, как о. Севастиан, будучи уже почитаемым старцем-духовником, ревновал о спасении животных: «Однажды жившая на кухне кошка принесла пять или шесть котят. Повариха завела разговор о том, что котят надо утопить. Батюшка, случайно проходя мимо, услышал этот разговор. Он весь затрепетал, затрясся и почти закричал: «Не смейте топить! Всех вырастим!» Котята были оставлены, и когда подросли, их всех, чуть ли не с дракой, разобрали «на благословение от батюшки» прихожане».
Об отсидевшем двадцать лет в сталинских тюрьмах и концлагерях митрополите Алма-Атинском и Казахстанском РПЦ МП Иосифе (Чернóве, + 1975) рассказывают следующее: «Владыка Иосиф отдавал все, что у него было. Не только людям. Он всем животным соседским – кошечкам, собачкам и даже птичкам – готовил вечерами подарочки и всех прикармливал. Любил животных. В доме у него были котята, которые впоследствии выросли, Ромка и Джулька, – это Ромео и Джульетта. Он кушает, а коты (они тоже его любили) кто на колени к нему залезает, кто на плечо, и он с ложечки их прикармливает. Собаку свою любил – Джерри. Иногда он выносил ей рюмочку вина, а потом давал шоколадку. Такая собака была у него – московский водолаз, черная, огромных размеров, тогда еще единственная в Алма-Ате. Джерри привезли из Москвы и подарили владыке. Каждое утро владыка гулял с ним у штакетника своего дома или, что реже бывало, выходил на Ботанический бульвар. Тогда сбегались к нему все соседские дети. Владыка говорил о Джерри: «Это моя валерьянка». Митрополит Иосиф убеждал родителей с младенчества приучать детей не убивать живых существ, начиная с таракашки, букашки, птички, кошки, собачки. Потом и до человека дойдет, и даже самих родителей не пощадят от жестокости. «Приучайте любить и жалеть всякую тварь Божию, и не обижать ее. В том числе и растения». Но нашлись ретивые мамаши, которые посмеялись над проповедью владыки Иосифа: «Что это за таракашки-букашки?» Они даже смысла не хотели понять, не то что детей полезному учить. Может, какая из них впоследствии и поняла, когда в ожесточении выросший сын или внук задал ей урок по ее воспитанию».
Сподвижница о. Севастиана Карагандинского схимонахиня Агния (Стародубцева, + 1976) никогда не держала в доме никаких животных, но в последние годы жизни у нее появилось около двадцати кошек. Когда она их завела, многие стали считать, что матушка по старости выжила из ума. Матушка не благословляла, чтобы кого-то из них выпроваживали или кому-нибудь отдавали. Она кормила их из своей чашки, ласкала их, а кошки были ее верными и разумными послушницами, помогавшими старице мудро обличать разные человеческие грехи и недостатки.
О другой замечательной и самоотверженной монахине-исповеднице советского времени Евфросинии (Савельевой, + 1979), или Душеньке, как ее все называли, сохранились такие воспоминания: «Душенька любила всех людей, она всегда находила несчастных старушек и, не жалея времени, ухаживала за ними. Она с удивительным трепетом относилась ко всему живому: ни разу зря не сорвала цветочка, не сломала веточки, любила животных, птиц. Иногда доходило до курьезных случаев. Завели кур, и Душенька стала за ними ухаживать: когда куры днем укладывались в сарае спать, она просила не ходить туда, чтобы не разбудить их. Кончилось тем, что кур продали. А рядом, через несколько домов, у соседки было много кошек и собак, ей их подкидывали, и, конечно, прокормить животных она не могла. Душенька же после ужина, это было почти всегда в одно и то же время, выходила с кастрюлькой за ворота, где ее уже поджидали вороны, которые, завидев ее, оглашали окрестность криком. Кошки поджидали Душеньку, сидя на заборе. Заслышав вороньи крики, они спрыгивали на землю к собакам, которые ждали с поднятыми мордочками, и тут начиналась возня кошек и собак, заливающихся от восторга. Вороны подлетали и садились на забор, ожидая, пока Душенька разложит еду по мискам, зная, что и они не будут обижены. Под окном у Душеньки была кормушка для птиц, которые каждое утро будили ее, требуя своей порции еды. Видя, как страдает все живое, Душенька часто говорила, что не верит в ад, считая, что ад уже здесь, на земле…».
Знаменитый американский пустынножитель, духовный писатель и богослов РПЦЗ иеромонах Серафим (Роуз, + 1982), почитаемый ныне многими как преподобный отец, писал о своем Свято-Германовском ските в калифорнийских горах: «Мы здесь живем в истинном раю, где твари бессловесные – наши ближайшие соседи – постоянно прославляют Творца самим своим существованием. Недели три тому назад мы нашли при дороге полуживого олененка, принесли домой, напоили молоком. А поутру отнесли на холм, откуда он, видимо, и упал. (Мы бы оставили его погостить подольше, но суровый здешний закон этого не позволяет.) Два дня спустя навестила нас мать-олениха (она каждый день приходила подкормиться) и привела показать нам своего детеныша, несомненно, того самого. Трогательная картина, словами не описать. Олениха нас уже совсем не боялась, даже кормила малыша шагах в десяти… А недавно впервые на нашей горе мы увидели медведя, он торопливо взбирался по склону. Куда уж такому «деловому» топтыгину совать сахар, как советовал владыка Нектарий! Прославляет Господа даже наш заклятый враг – гремучая змея, красивейшее создание с золотистой в ромб кожей, по-царски величавое, хотя и зловещее. На прошлой неделе пришлось четверть часа сражаться с одной из них, наконец выманили ее из беличьего дупла и обезглавили. Тем самым спасли беличью семью. Они как раз меняли «жилье», и самец помогал самке перетаскивать детенышей. Разумеется, у нас есть заботы и поважнее, чем праздно созерцать всю эту красоту, но как мы благодарны, что в нашем укромном уголке воочию можно наблюдать Божие устроение природы».
В книге «Не от мира сего. Жизнь и учение иеромонаха Серафима (Роуза) Платинского» рассказывается: «Постоянной спутницей о. Серафима сделалась Тира. Пестрая мелкая кошечка стала воистину матриархом кошачьего клана, никто не смел ей перечить. Даже в келье о. Серафима она вела себя по-царски. Удобно устраивалась у него на коленях, когда он, к примеру, печатал какую-нибудь статью, и он боялся пошевелиться или встать, чтобы не потревожить гостью. Однажды, зайдя в одну из рабочих комнат, он увидел, что Тира принесла котят прямо среди бумаг на его редакторском столе! Но собак о. Серафим любил куда больше. Конечно, ни одна из них не могла заменить ему любимого четвероногого друга детских лет Дитто, но в один прекрасный день на монастырский двор забежал большой рыжий, с черным воротником пес, похожий на немецкую овчарку. Он быстро подружился с отцами. «А что, может, оставим его?» – с сомнением спросил о. Серафим. Но у собаки был ошейник, значит, и хозяин, поэтому отцы повесили объявление в магазине в Платине. Вскоре хозяин и впрямь объявился. Приехал на грузовике, чтобы забрать своего Мерфи. Пес виновато припал к земле, с ужасом глядя на хозяина, – видно, не сладко ему жилось, не видел он ничего, кроме брани и побоев. Отцу Серафиму было жаль расставаться с псом. Но несколько дней спустя Мерфи снова объявился! И снова приехал грозный хозяин. «Живо в машину!» – скомандовал он и ударил пса. «Если опять к вам прибежит, оставляйте у себя!» – сказал он напоследок. Ждать долго не пришлось. Через пятнадцать минут Мерфи вернулся. Отец Серафим втайне ликовал. «Мирское» собачье имя поменяли, отныне пса звали Свир, ибо впервые он появился на праздник преподобного Александра Свирского. Более благодарного существа отцы, по собственному признанию, не знавали. Может, таким пес стал настрадавшись. Он был необыкновенно умен, в глазах у него светились доброта и смирение. Всем-то он хорош: и проводит, и поиграет, и приласкается, и защитит. Он отвадил от монастыря медведей и пум, хотя лаял очень редко и никогда – без причины. Известны случаи, когда он помогал заблудившимся братьям найти дорогу к монастырю. Отец Серафим редко ласкал Свира. Пес прекрасно понимал хозяина и без слов. Тому достаточно было пристально взглянуть в преданные собачьи глаза – так он некогда смотрел в глаза Дитто.
Жили в монастыре и павлины, они разгуливали по двору, отыскивая корм. По весне у них отрастали на хвостах дивные переливающиеся перья – творение Божественной десницы, образ красоты, искусства Создателя.
Окрестные олени сделались почти ручными. В монастыре они чувствовали себя в безопасности: охотники там не угрожали. В одном из писем о. Серафим заметил: «В разгаре лето, охотничий сезон, и олени держатся поближе к нам. Сейчас я сижу во дворе, а подле меня – пятеро оленей, вот трое пьют из нашего родника». На глазах у отцов из крошечной малютки выросла красивая лань. В июне 1972 года о. Серафим писал: «Два дня тому назад наша недавняя малютка родила двух оленят – и прямо против церкви! Не прошло и полдня, как мать их нам показала, причем они уже, хотя и не твердо, держались на ногах. Любопытно: ‘малютка’ не устроила им никакого гнезда. Поводила их по двору, потом они заснули – кто где, сама же она легла поодаль. Три дня не уходили они со двора – значит, доверяют нам. Случайно раз увидели олененка под деревом святого Герасима, где висит его икона, – очень трогательное зрелище».
Из всех оленей о. Серафим выделял одного – светлого (отчего и получил прозвище Белан) крупного самца, отличавшегося величественной красотой. Грудь у него поросла пушистой белой шерстью. Горделиво, по-царски шествовал он по лесу, признавая в монахах друзей. Подходил совсем близко, позволял себя гладить, ел с рук. Однажды, когда охотничий сезон был в разгаре, на дороге к монастырю показался джип. Белан разгуливал по монастырскому подворью и, ничего не подозревая, пошел на шум. Один из братьев бросился вдогонку, крича на ходу: «Стой, Белан! Назад!» Джип остановился. Сидевшие в нем, конечно, увидели оленя и, конечно же, услышали крики. Белан, однако не остановился, миновал церковь и не успел отойти трех метров, как грянул выстрел. Красавец-олень упал замертво. Подоспел о. Герман. «Что вы делаете?! – закричал он, указывая на знак «Охота запрещена», – здесь частные владения!» Но охотников, которые были явно навеселе, это не вразумило. Один из них нацелил еще дымящееся ружье на о. Германа. «Что-что ты сказал?» – угрожающе вопросил он. Отец Герман не стал вступать в бессмысленные препирательства и ушел. Вскоре охотники убрались восвояси. Отец Серафим был потрясен нелепым и жестоким убийством Белана. Войдя в церковь, он горько зарыдал. Также горько плакал он над своим любимым псом в детстве, не изменилась за годы его детская душа.
Уже живя в скиту, братия узнали о некоторых опытах, проводимых в Советском Союзе. Касались они влияния животных на людей. Большевики полагали, что кошки, собаки и прочая домашняя живность (кроме скота) – «буржуазные пережитки», и в некоторых районах их вообще истребили. Много лет спустя психологи сравнили поведение людей из этих областей с другими, теми, которым дозволялось держать живность. Так вот: люди, лишенные общества братьев меньших, были подавлены, нервозны, более склонны к самоубийствам. Вывод напрашивался сам собой: животные своим присутствием оказывают целительное влияние на человека.
Отцы убедились в этом на собственном опыте. При напряженной работе в скиту они получали от животных отдохновение и облегчение от трудов. Порой к отцам в типографию забредала кошка, самостоятельно открыв дверь, или вдруг семья малиновок вила гнездо прямо под окном, – и разом спадали оковы мирских забот перед неоспоримым чудом Божьего творения, напоминая, что и человек – частичка этого творения. Какое зверью дело до сломанных грузовиков, печатных прессов, наборных машин, их не волнуют заботы церковные или денежные, столь обременявшие отцов!
Отец Герман говорит: «Жизнь у нас простая, близкая к природе, и у животных в ней свое место. В современной обмирщенной обстановке, напротив, они лишены естественной среды, живой силы, им неуютно в рукотворном людском мире. Вглядитесь в глаза зверушек: они не просто милые пушистые игрушки, а существа, которых надобно принимать всерьез, у них свое мироощущение. Они, кажется, вот-вот обратятся к нам: «Войдите же в мир Божий! Вы принадлежите вечности!»»
В минуту покоя, вспоминает о. Герман, у их с о. Серафимом ног собирались «братья меньшие»: Свир приветливо помахивал хвостом и преданно смотрел в глаза, рядом тихо пристраивалась Киса, кошка с красивыми белыми лапками.
– Как ты думаешь, – спросил о. Серафима в одну из таких минут о. Герман, – в чем смысл всех этих животных?
– Чтобы напомнить нам о Рае, – ответил о. Серафим».
Известный греческий старец Порфирий Кавсокаливит (+ 1991), ныне канонизированный Вселенским патриархатом, очень любил животных. У него жил попугай, от которого хозяева избавились из-за его злого нрава. У отца Порфирия он стал весьма добродетельной птицей, даже научился произносить Иисусову молитву. «Он более духовный, чем я, – говорил старец, – я устаю и засыпаю, но он бодрствует и молится». Старец также пытался приручить орла.
Другой популярный греческий старец и духовный наставник Паисий Святогорец (+ 1994), тоже канонизированный Вселенским патриархатом, говорил: «Любовь все меняет! Змея. Казалось бы, холодное создание, чего от нее ждать? Всю зиму лежит, свернувшись калачиком, под камнем, чуть выглянет солнце, вылезает она на поверхность, чтобы немножко согреться, а ей тут же готовы размозжить голову. Тебе бы понравилось такое обращение? Я проявил к одной змее любовь, и она стала со мной дружить. Да-да, правда. Сам не ожидал». В жаркий день змеи просили у старца воды, и он без опаски поил их.
Старец Паисий свидетельствовал о своих трогательных отношениях с всеми Божьими тварями: «Шакалы меня прямо умиляют, потому что, когда хотят есть, они плачут, словно маленькие дети. А с котятами у меня сейчас в келье просто беда. Они поняли, что каждый раз, когда звонит колокольчик, я выхожу во двор и выношу им кое-какую еду. Так они теперь, когда хотят есть, дергают за веревку, и колокольчик звонит. Я выхожу, вижу, что они дергают за веревку, и кормлю их. Как же Бог все устроил! Ко мне приходят шакалы, кабаны. Когда кошки уходят, прибегает лисичка. Прилетают птицы стаями: большие, маленькие. Я даю им размоченные сухари, и они едят».
Когда старец Паисий недомогал, птицы залетали в окна кельи и пели ему. Он писал своему другу: «У меня в келье не только птицы, но и все животные, приходящие туда – шакалы, зайцы, ласки, черепахи, ящерицы, змеи, – насыщаются от преизлияния моей любви. Насыщаюсь и я, когда насыщаются они, и мы все вместе, «звéрие и вси скóти, гáди и птицы пернáты» (Пс. 148:10), хвалим, благословим, поклоняемся Господеви».
О почитаемом в Московском и Грузинском патриархатах схиархимандрите Виталии (Сидоренко, + 1992) рассказывают, что он очень любил природу и негодовал, если кто-то срывал без всякой нужды травинку или цветок и тут же выбрасывал их. Он кормил и ласкал множество домашних и окрестных животных, по большей части кошек, старался подружить между собой котов и собак. Животные чувствовали его любовь и отвечали ему своей необыкновенной привязанностью. «Он имел сострадание ко всей твари, причем это относилось и к самым «неуважаемым» насекомым – тараканам, мухам, клопам, которых он полушутливо называл «братиками» и жалел, когда их убивали. Раз одна женщина расправилась при нем с мухой, и о. Виталий серьезно сказал: «А если тебя бы так!» Для него не было ничего незначительного или незначащего в общей картине Божьего мира, он чувствовал связь всего со всем».
О юродивом архимандрите Гаврииле (Ургебадзе, + 1995), ныне канонизированном Грузинским патриархатом, вспоминают следующее: «Как-то после Литургии, выйдя из церкви, несколько верующих стали бросать камни в бродячую собаку. Отец Гавриил увидел это и с горечью сказал: «Ну и верующие! Лучше было бы им вовсе не приходить в церковь и не выстаивать службу, притворяясь, что они молятся. Если за молитвой не следуют добрые дела, то молитва мертва».
Достоин всяческого уважения и подражания пример бывшего насельника Киево-Печерской лавры архимандрита Пимена, в великой схиме Серафима (Соболева, + 2000): «Этого человека называли «кошачьим» батюшкой, потому что брошенные кошки и собаки со всей округи находили приют возле небольшой церквушки сел Выгýровщина и Троéщина на окраине Киева. Он носил изношенную обувь и ходил в старом заплатанном подряснике; юродствуя, чтобы вызвать на себя нарекания, красил волосы и бороду в какой-то невообразимый темно-каштановый цвет с красноватым оттенком. За долговременное служение о. Пимена наградили двумя крестами с украшениями, и он в последние годы жизни часто говорил встречавшимся священникам: «Братия, купите мои кресты, нужно храм строить!» Блаженного батюшку всегда окружали потертые, порой изрядно искалеченные кошки и видавшие виды собаки. «Опять котенка подбросили… Куда его деть? А Господь и скоты милует, по слову псалмопевца. Вот и мы их милуем!» – не раз говорил о. Пимен. Когда ему стали подбрасывать кошек и собак, он начал сооружать для них незатейливые укрытия и покупать еду. «Вот, Господь о них беспокоится, они сыты и присмотрены. Так неужели Он нас оставит, Его любимых детей, рабов и слуг?» Спустя некоторое время кошек и собак стало очень много. Они постоянно залезали к батюшке на колени, путались в его рясе. Некоторые спали у него в келии, бегали по пятам, не слезали с рук… Когда схиархимандрит Серафим упокоился, осиротевшие животные, а их осталось около семидесяти кошек и примерно столько же собак, сидели возле его свежевырытой могилы и жалобно заглядывали в глаза окружающих, как бы силясь понять, куда же девался их благодетель. Довольно быстро в память о батюшке их разобрали по домам, помня его слова: «Все живое на свете — порождение Божие. Всякая тварь хочет и имеет право жить. Кто приютит бездомное животное, воцарится в доме того благодать Божья»».
Большýю любовь к животным имел известный сербский богослов и церковный историк епископ Будимский Данило (Крстич, + 2002), который в начале своего монашеского пути некоторое время жил и служил в дорогом моему сердцу Свято-Преображенском монастыре в Бостоне, а потом, хоть и присоединился к «официальному» Сербскому патриархату, однако вплоть до своей кончины с благодарностью вспоминал бостонских отцов и сохранял с ними дружеское общение. Вот что вспоминают о владыке Даниле сёстры женского монастыря Грабовац:
«Собаки бегали вокруг него, и он их с удовольствием ласкал и гладил, особенно Бубицу, нашу самую старую сучку. Когда бил колокол к богослужению, все собаки приходили к церковным дверям и лежали возле них до конца службы. Только Бубица иногда входила в притвор и пряталась под изваянием Пресвятой Богородицы, как будто точно знала, у Кого нужно было просить защиты, когда бомбы или гроза гремели вокруг нас, или когда она чувствовала большое недомогание из-за своей болезни (она умерла от рака в животе). Когда сестры в конце Вечерни начинали петь «Упование мое Отец…», Бубица знала, что подходит конец богослужения, вставала с порога, ждала сестер и шла с ними в келейный корпус. Сестры поэтому дали ей кличку «Упованка». Владыка всегда охотно и от души смеялся над этой кличкой, и сам иногда называя Бубицу «Упованкой».
Два песика Гага и Йело быстро поняли, что означают слова «Благословите, матушка» или «Благословите, владыка». Они поднимались на задние лапки и лизали руку, к которой до того прикладывались сестры. Владыку забавляло повторять собакам по два-три раза слова «благословите» и со смехом протягивать руку, а потом он шел в ванную как следует помыть руки. Однажды, мы были тогда одни, в коридоре раздался крик матушки Антонины. Мы все выбежали, и вот что мы увидели: рука на только что написанной иконе святого Георгия Победоносца была слизана! Мы и не заметили, как два песика, беря у святого «благословение», слизали руку святого. Вообще эти две собаки обл