Причастие — это врачевство бессмертия
Каждому из нас дано почувствовать райскую катастрофу. Дано ощутить, как разрушается хрупкий рай невинности и жизнь навсегда меняется не в лучшую сторону. Первое маленькое воровство. Первая ложь.
Первый «взрослый» журнал и томительный ужас от его рассматривания. Первый вкус смерти, сладкий омут греховного умирания. И ещё ничего не произошло в мире, но всё уже произошло внутри. И воздух уже стал другим. И небо нахмурилось. И уже отчаяние заявило свои права на душу, а душа спрашивает себя саму: «Что теперь будет? Как теперь жить?»
Если мы понимаем это, то, возможно, мы приближаемся к пониманию Библии изнутри. Библию именно нужно понять изнутри, а не снаружи. Снаружи она ведь бывает опасна и для некоторых вредна, как любое голое знание.
Нужда в Спасителе, нужда в Небесном Враче — главная предпосылка духовной жизни. «Я болен и сам себя исцелить не могу».
Эту интуицию не вычитаешь из книжек. Она должна быть дана как аксиома, как дыхание и прямохождение. И трудно сказать, почему одни люди остро переживают свою болезнь, а другие ненавидят всякие разговоры об этом.
Но без ощущения своей глубокой внутренней порчи религиозность превращается в способ питания и увеличения собственной гордыни, духовного самодовольства. Религиозность без покаяния есть лучший способ превращения себя самого в чудовище, самодовольное, самоуверенное, «знающее Истину», презирающее всех, на меня не похожих.
Я болен не частями, а весь. И грешен не в чём-то, а во всём. И если я не схвачусь за ноги Христа, как блудница, то сойду с ума от этого знания.
Наши молитвы приготовления ко Причастию полны сравнений человека, желающего причаститься, с кровоточивой женщиной, с блудницей, с разбойником и блудным сыном.
После прочтения этих молитв считать себя достойным Причащения можно только по крайнему недоразумению.
Они, скорее, даны нам для того, чтобы читающий в глубине своего существа ощутил себя одним из этих людей, балансирующих на тонкой грани между спасением и отчаянием.
Вот одна. Из её тела годами течёт кровь, и к чувству постоянной слабости в обескровленном организме примешано чувство мистической нечистоты, законной скверны.
Вот вторая. Каждый сантиметр её тела кажется ей самой липким от пропитавшего его разврата. Приблизиться ко Христу она может только сзади, опустив глаза и приклонившись к земле. Иначе, лицо в лицо, можно умереть со стыда.
Вот третий. Он агонизирует на кресте, и сейчас ему переломают голени, но он смотрит с надеждой на Распятого рядом.
На одного из этих людей, а может, и на всех сразу, похож и я. Эта истина очевидна. Все молитвы вычитаны, и сердце порвано в клочья, но язык не поворачивается назвать себя достойным Причастия.
Причастие — это врачевство бессмертия. Пусть придуманные боги Олимпа пьют нектар и амброзию.
Нам, реальным, а не выдуманным людям, людям, отравленным смертью, нужна пища, дающая жизнь.
К Адаму ветхому я причастен по рождению.
К Адаму Новому становлюсь причастным по вере и благодати, через таинства.
Ветхий Адам живёт во мне со всем багажом своего трагического опыта. Всю историю мира я способен понять изнутри, как участник, а не как наблюдатель. Но мне тесно в этой тюрьме, и я не хочу умирать. Я хочу жить вечно.
Вечная жизнь возможна. Она подарена в Новом Адаме, пришедшем не подправлять обветшавшее или подкрашивать гробы, полные мёртвых костей.
Он пришёл изменять, перерождать, окрылять, «исцелять всего человека».