Олег Кашин: Похудевший Сурков, Боня в гимнастерке и сын Рогозина
Победобесие. Виктория Боня, Анна Семенович, Ирена Понарошку — звезды шоу-бизнеса второго или третьего ряда, то есть по Первому каналу их не показывают или показывают совсем чуть-чуть, и в статусных глянцевых журналах не бывает их фотосессий — они откуда-то из журналов типа «Тайны звезд», «Телесемь» или как там еще. И вообще не вполне понятно, кто они такие и чем занимаются, но при этом все их знают, у них есть фанаты, их узнают на улицах и так далее. Поэтому трудно пройти мимо фотографий и видеозаписей в их аккаунтах в Instagram — они там позируют в гимнастерках времен войны (а рэпер, который выступает с Тимати, наоборот, в немецкой военной форме), кричат «Ай эм э солджер» и «Русская сила», и в сочетании с их макияжем и прическами и вообще с внешностью (грубо говоря, в СССР в 40-е годы не было принято накачивать губы) все это выглядит довольно дико. Понятно, что «Спасибо деду за победу» не миновало и эту общественную страту, но всему же есть предел. В журнале «Космополитен» написано, что эти костюмы — со съемок клипа певицы Юли Паршуты «Месяц май», посвященной ее воевавшей бабушке, и Юлины подруги, переодеваясь в старую военную форму, отдают таким образом дань своим воевавшим бабушкам и прабабушкам.
И вот ты смотришь на этих девушек, и такое уже привычное движение души требует поворчать по их поводу — все опошлили, все дискредитировали, победобесие как оно есть. Но если ворчать, то ворчание будет фальшивым и лицемерным — на самом деле этим девушкам уже нечего опошлять и дискредитировать. Канон отмечания 9 мая уже создан и укоренен, и он да, вот такой — когда силиконовая грудь и бутафорская гимнастерка шагают рядом, а георгиевская ленточка повязана на собачий поводок. Нет повода ругаться или возмущаться, пространства для спора по этому поводу давно нет — да, этот канон грубо навязали обществу, но навязали успешно, и общество его приняло, и теперь надо, видимо, как-то с этим жить, никуда от этого не деться, и пора смириться.
Одесса. В майском календаре между первым и девятым с некоторых пор — новая, но при этом уже вполне устоявшаяся памятная дата, второе число, годовщина пожара в одесском Доме профсоюзов. И хотя это событие заграничное, его можно считать значительным для российской истории. Об этой дате охотно вспоминают российские официальные лица, пишет российская пресса, российское телевидение снимает сюжеты и фильмы — можно предположить, что в российском календаре она надолго или даже навсегда.
Лояльные украинскому государству люди по обе стороны границы, конечно, будут с этим спорить — у них есть своя версия случившегося и стыдный, но кажущийся убедительным вывод, что в тот день малой (по меркам войны на востоке Украины) кровью Одесса избежала попадания в орбиту «русского мира», превращения во второй Донецк или Луганск и сопутствующих этому представлению несчастий. Впрямую об этом говорится редко, а в этом году текст с таким посылом написал Гарри Каспаров — сошлемся на него. Но в России аргумент «их сожгли, зато в город не пришли российские танки» не работает, а сам одесский сюжет (так же как и присоединение Крыма) в контекст донецкой войны не помещается, стоит от него отдельно. Факт массового политического убийства именно в таком, лишенном всяких «зато», виде хоть и пришелся очень кстати российской пропаганде, но при этом всерьез и, если можно так выразиться, вполне честно потряс российское общество. Такой штамп из интервью российских добровольцев, ехавших воевать в Донецк или Луганск: ничего не думал об Украине, но увидел Одессу и понял, что дома сидеть не могу. Понятно, что российская и украинская пропаганда друг друга стоят, но, выбирая между формулой «погибли люди, зато не появилась народная республика» и формулой «погибли люди, какой кошмар», разумнее и человечнее выбрать вариант без этого людоедского «зато».
Сурков. Странная внешность Владислава Суркова на фотографиях со встречи Владимира Путина и Ангелы Меркель в Сочи на многих произвела гораздо более сильное впечатление, чем сама встреча российского и германского лидеров. Украинская пресса рубит сплеча: «Сурков умирает», российские умудренные блогеры шутят про кокаин. Такое новое издание карикатурной кремленологии советских времен с разглядыванием членов политбюро на трибуне Мавзолея — кто где стоит, у кого что с лицом и так далее.
Суркову, конечно, стоит пожелать здоровья, а по поводу чего действительно стоит позлорадствовать — вот сидят люди на самом верху, с трудом карабкались, с еще большим трудом удерживались, чтобы не сорваться, а сорвавшись, карабкались вновь. Старались, в общем. А все ради чего? Чтобы мы гадали, глядя на них, рак это или наркотики. То есть буквально: изолированность от общества — это ведь одна из основ философии власти в России, это особый класс, особая жизнь, в которой, наверное, и законы физики действуют иначе, чем у нас. И при этом высшая российская номенклатура состоит пусть и из очень богатых, но при этом очевидно несчастных людей. И неважно, по какой именно причине они худеют — все равно их жизнь состоит из забот о собственности, записанной на кого-то другого, из странных семей, в которых тоже все не по-людски (представьте, каково жить женщине с клеймом «предполагаемая дочь Владимира Путина»? Это же унизительно!), странных ценностей, странных привычек. Мы не будем их жалеть, конечно, но относиться к ним именно как к несчастным людям, очевидно, стоит.
Сын Рогозина. В январе вице-премьер Дмитрий Рогозин предложил Владимиру Путину восстановить производство самолетов Ил-114 и Ил-96, чтобы вытеснить с российского рынка доминирующие на нем сейчас Boeing и Airbus. На возрождение советских «Илов» выделили более 100 млрд рублей, но самая красивая точка в этом странном сюжете поставлена только сейчас, когда авиационный комплекс имени Ильюшина возглавил сын Дмитрия Рогозина Алексей, то есть эти сто миллиардов, пролоббированных его отцом, предстоит осваивать именно ему.
Читатель ждет уж рифмы «коррупция», но даже если без нее — это ведь какой-то такой эталонный эпизод неэтичного поведения власти, когда конфликт интересов оказывается не случайностью, а системным свойством людей на высоких должностях. Понятно, что семье Рогозиных не грозит ни скандальное обсуждение в парламенте, ни возмущение массовой прессы, ни протесты представителей отрасли, а в ситуации, когда ничего не грозит, наверное, даже ангел потеряет и стыд, и совесть. Над карьерными судьбами детей высшей российской номенклатуры у нас принято добродушно посмеиваться: как-то так вышло, что именно сыновья министров и прокуроров почему-то оказываются самыми талантливыми менеджерами и предпринимателями, но даже на понятно каком фоне судьба Рогозина-младшего, сделавшегося флагманом оборонной промышленности именно в годы отцовского вице-премьерства, производит самое сильное впечатление.