«Мужик, нам деньги дороже русских». Где нас не любят в бывшей Югославии?
Словения — первая республика, объявившая в 1991 году о выходе из СФРЮ. После боев здесь гражданская война вскоре распространилась и на другие земли бывшего славянского государства. Как живут словенцы через 30 лет после распада страны?
«Вы помните такие кухонные плиты — "Горенье?”» — спрашивает меня бизнесмен Вильем Зупанчиц. «Конечно! В СССР они были дефицитом, да и в России популярны». «Так вот, это фактически больше не наше владение. 85% акций купила китайская компания. Продукты мы покупаем во французском супермаркете "Леклерк” и в австрийском "Спаре”, а также в дешевых немецких сетях, типа вашей "Пятерочки” — "Лидль” и "Хофер”. Пивоварню "Лашко” югославскую забрал "Хайнекен”. Вино словенское отличное, тут в Мариборе плодоносит старейшая в мире виноградная лоза, ей 400 лет. Но Евросоюз ограничил нам выпуск вина — им нужно, чтобы покупали испанское и итальянское, поэтому нашу продукцию в Европе никто не знает».
Я такому мнению удивляюсь. «Ваша республика живет богато, — отвечаю я. — Лучшая экономика среди славянских и бывших коммунистических стран. Минимальная зарплата "чистыми” 749 евро — это ж 47 000 рублей! Тихо-спокойно, войны нет. Чем вы недовольны?» Зупанчиц вздыхает. «Да понимаете, я думал, будет реальная независимость. Всерьез в это верил. А получается, у нас при социализме от Белграда было больше свободы, чем сейчас от Брюсселя. И пикнуть против не смеем, и мнения нашего совсем никто не спрашивает».
Отделались малой кровью
Учитывая резню в бывших югославских республиках, Словении очень сильно повезло. 25 июня 1991 года она первой провозгласила независимость от Югославии. На удивление, отряды словенского ополчения быстро разгромили армию СФРЮ — в десятидневных боях с обеих сторон погибло 67 человек, 5 000 «союзных» солдат попали в плен. По сравнению с Хорватией (там были убиты 23 000 военнослужащих и мирных жителей) или Боснией, где насчитывается аж 200 тысяч жертв войны, это, конечно, малая кровь. С тех пор Словения первая из экс-югославских государств сделала валютой евро, вошла в Шенгенскую зону, и ее экономика откровенно процветает.
«Не совсем, — возражает мне пенсионер Марко Стефанович, этнический серб и бывший функционер Союза коммунистов Югославии. — Мы набрали кредитов, и в 2008 году, после кризиса, наше благополучие сильно просело, банки треснули — спасли только деньги Евросоюза. В 2011-м тоже закрылся ряд предприятий, люди потеряли работу — только недавно стало что-то исправляться».
Тем не менее Марибор (второй по величине город Словении) производит впечатление Западной, а не Восточной Европы. Все убрано, все отремонтировано, в кафе почти австрийские цены, нет проблем с преступностью, старинные площади и красота.
«Мы не примем беженцев»
На улицах полно семейных пар, гуляющих с детьми — в Словении треть народа не уехала мыть посуду на Запад, как в экс-советской Прибалтике, Румынии или Болгарии. До распада Югославии здесь жили 2 миллиона человек, сейчас — столько же. Да, население не увеличилось, но и не уменьшилось, уже прогресс.
Хватает гастарбайтеров из государств экс-Югославии, и это тоже показатель небедной жизни — на такси меня вез македонец, в отеле регистрировал серб из Боснии. Местное население на «черную работу» не идет, а гастарбайтеров фильтрует тщательно, не всех пускает, и чувствуется недостаток рабочих рук: владелец винодельни Матей жалуется мне, что вечером не смог вызвать такси из-за отсутствия машин — пять километров до дома шел из города пешком.
В отличие от Германии или Австрии не видно африканских и арабских беженцев. «Беженцы? Вот еще! — фыркает домохозяйка Йелена Хорват, гуляющая с детской коляской. — Мы не собираемся их принимать! Словения Ирак и Афганистан не завоевывала, пусть сами американцы разбираются!»
Взяточничество здесь не такое, как в Боснии или Сербии — в 2020 году словенцы находились на 41-м месте в «индексе коррупции» Transparency International (чем выше, тем лучше). «Наши полицейские, врачи или учителя деньги не берут, — объясняет Марко Стефанович. — Это стало просто стыдным и плохим делом».
Ностальгия по покойнику
«Лично я не могу сказать, что в моей жизни произошли сильные перемены к лучшему, — скептически утверждает учитель Томаш Новак. — Говорят — вы хорошо живете. Но вообще-то я и при Югославии жил отлично. Промышленность Словении обеспечивала 20% югославского ВВП и треть экспорта за границу. За границу с югославским паспортом я и тогда запросто ездил, джинсы в магазинах навалом лежали, грабежей и разбоя не было. Говорят, Словения стала чудесной республикой для жизни, сюда из Нидерландов и Британии пенсионеры перебираются. Я согласен, но так здесь было всегда. Мы и раньше были благополучными».
Во время соцопроса в 2010 году 65% словенцев заявили, что независимость не оправдала их ожиданий, а 80% и вовсе сказали — пенсия и прочая «социалка» во времена Югославии были лучше. «Югоностальгия», как иронически именуют бывшие югославы вздохи по покойному государству, Словению тоже не миновала. В гостинице я включаю телевизор — и сразу натыкаюсь на старый югославский фильм «Козара» 1962 года — о сражении между партизанами, вермахтом и хорватскими фашистами-усташами. В центре Марибора стоит памятник борцам с нацистами — там всегда лежат свежие цветы.
«Мы скучаем, поскольку мы никто, — считает Вильем Зупанчич. — Евросоюз к нам не прислушивается, а тогда было чувство причастности к большому и сильному государству, с которым считаются. Отныне мы обычная деревня».
«Не выпрыгиваем из штанов»
Узнав, что я русский, жители Марибора общаются со мной весьма любезно, пожилые люди стараются вспомнить несколько слов на русском — когда-то учили в школе, чаще всего говорят «спасибо», «здравствуйте» и «до свидания». Тем не менее Словения одна из первых примкнула к санкциям против России — ЕС впервые за долгое время пришлось выделять финансовую помощь на 140 миллионов евро для словенских фирм, вставших на грань разорения из-за исчезновения российских покупателей.
«А что мы можем сделать? — пожимает плечами владелец кафе Францишек Кобал. — Запад — наш главный партнер, мы слишком маленькие. Зато мы не выпрыгиваем из штанов, предлагая новые антироссийские санкции — как это делает любимая вами Черногория, где вы так обожаете отдыхать. И я тебе скажу циничную вещь — да, словенцы к русским хорошо относятся. Но уж извини, мужик — деньги нам дороже русских, и своим доходом ради вас рисковать никто не станет. Разве что сербы, да и то им пока мало денег взамен предложили».
На прощание мы выпиваем с бизнесменом Вильемом Зупачицем по стопке ракии на автобусном вокзале Марибора. «По-моему, вам следует радоваться, как все получилось, — сообщаю я ему. — Избежали войны, почти нет безработицы, спокойная сытая жизнь, хорошие зарплаты. Не повод для восторга?» Он отрицательно качает головой. «Заелись вы, ребята, — констатирую я. — Посмотрите хотя бы на Боснию и Герцеговину». — «Дело не в этом, — возражает Вильем. — У нас ожидания были другие». «А чего вы ожидали?» — «В том-то и дело — я не знаю. Возможно, мы могли бы не воевать, не распадаться, а элементарно сыто и богато жить вместе». Да, это очень простое решение. Но ни в Югославии, ни в бывшем СССР до него не додумались.