Стимул за стимулом: за счет чего растет американская экономика

Экономика США в I квартале 2024 года выросла достаточно скромно — на 1,6% по сравнению с тем же периодом прошлого года. Тем не менее среди стран G7 американский финсектор занимает уверенное первое место. Однако у этого процесса есть и обратная сторона. Почему нынешний рост является не совсем естественным и чем он грозит США в будущем, разбирались «Известия».

Лучше Европы

В 2023 году ВВП США вырос на 2,5%. Таким образом, американская экономика осталась на хорошей траектории, даже несколько ускорившись по сравнению с 2022 годом (1,9%). В 2021 году и вовсе были зафиксирован впечатляющий результат (5,9%), максимум с далекого 1984 года. Можно констатировать, что США единственные из стран «большой семерки», которые смогли не только в кратчайшие сроки преодолеть все последствия «ковидного» кризиса, но и вернуться к темпам, которые даже несколько превосходят те, что были отмечены в 2010-е годы.

Из данных за 2022–2023 годы видно, что такая картина является крайне нетипичной для крупнейших развитых государств. Например, Германия: после сильнейшего пандемийного провала (3,8%) ее ВВП в 2021 году вырос всего на 3,2%, в 2022-м — на 1,8%, а в прошлом году был и вовсе зафиксирован спад на 0,3%. Во Франции цифры были получше: в 2022 году — 6,5%, в 2022-м — 2,5%, а в 2023-м — 0,9%. При этом стоит понимать, что у французов и просадка в пандемийный период была гораздо глубже (более 7%). Более низкими темпами роста отмечаются также Великобритания, Италия и Канада.

Нужно сразу оговориться, что американская экономика и до 2020 года демонстрировала несколько большую динамичность, чем экономики остальных стран G7. Тому много причин, начиная от масштабной иммиграции, увеличивающей численность населения и ВВП, и заканчивая более «дружелюбным к бизнесу» законодательством. Но сейчас разрыв стал гораздо больше, чтобы объяснять его только традиционными факторами.

Безусловно, в какой-то мере здесь свою роль сыграли и введенные после начала СВО санкции, лишившие Европу (в первую очередь Германию, но и Францию с Италией тоже) дешевого российского топлива, а также части рынка России. Но разрыв оформился еще до того, как эти события по-настоящему ударили по европейской экономике, и его фундаментальные истоки лежат в другой сфере.

Двузначный дефицит — почти норма

США в последние четверть века не стеснялись занимать деньги в больших объемах для поддержки экономики. В 1990-е при президенте Билле Клинтоне они были чуть ли ни единственной развитой страной, сводившей бюджет с первичным профицитом. Но с тех пор всё поменялось.

С середины 2000-х американская казна стала хронически дефицитной, первое время размер этих дефицитов был вполне умеренным — обычно 1–2% ВВП. После кризиса 2008 года расклады изменились. На протяжении трех лет (2009–2011) дефицит американского бюджета составлял 7–8% ВВП, что было невиданным делом со Второй мировой войны (максимум за промежуток с 1945-го по 2009 год был установлен в 1983-м, и он едва превысил 5%). Размеры заимствований выглядели шокирующими, но это оправдывалось действительно беспрецедентными масштабами финансового кризиса.

В течение 2010-х годов дефициты уменьшились, хотя всё равно оставались значительно больше докризисного уровня, а о сбалансированном бюджете мало кто упоминал в принципе.

Наконец, в 2020 году случилась пандемия и власти снова прибегнули к экстренным дефицитам. В этот раз показатели были совсем иного уровня. В 2020-м — 14,7% ВВП, в 2021-м — 11,8%, в 2022-м — 5,3%. Принятые в ЕС и Международном валютном фонде (МВФ) нормы подразумевают, что дефицит в принципе не должен составлять больше 3% ВВП, и даже такая разница между расходами и доходами должна быть хорошо обоснована. Однако в Америке приняли сначала антикризисную программу, затем программу восстановления (Build Back Better), и всё это потребовало около $10 трлн.

Казалось бы, решение временное, и после того, как экономика придет в себя, можно будет вернуться к фискальной умеренности. Однако в 2023 финансовом году (закончился 30 сентября) дефицит вновь подрос и составил 6,2% ВВП. Предварительный прогноз на 2024 год показывает превышение расходов над доходами на $1,5 трлн (5,3% ВВП), но судя по тому, что месячные показатели регулярно оказываются хуже ожиданий, итоговая цифра будет пересмотрена на один-другой процентный пункт. Всё это происходит в ситуации, когда кризис уже несколько лет как остался позади, а страна переживает экономический рост. И это делает нынешнюю фискальную политику США беспрецедентно проциклической (то есть стимулирующей экономику не во время спадов и рецессий, а в период подъема).

При таких масштабах ежегодной поддержки удивляться тому, что ВВП США год за годом растет, не приходится. Скорее поражает тот факт, что 5–7% дефицита дают отдачу всего в 2–3% роста ВВП. Каким бы был показатель роста при сбалансированном или хотя бы умеренно дефицитном бюджете, можно только гадать.

Триллион на проценты

В целом позиция США в мировой экономической системе считается настолько крепкой, что несколько лет даже очень больших дефицитов не должны, по идее, провоцировать какие-то риски. Так оно и было — в прошлом. Сейчас кое-что поменялось. Прежде всего, резко увеличился объем госдолга. В конце 1990-х он составлял 50% ВВП, вполне приемлемый и исторически умеренный показатель. Но с тех пор он подскочил до 120% ВПП, и конца этому процессу наращивания долга нет. Данная цифра весьма близка к показателем стран, считающихся хронически проблемными в плане долгов, например Италии и Греции.

Но даже это — не главное затруднение. Колоссальный бюджетный импульс вкупе с околонулевыми ставками рефинансирования привел к ускорению инфляции, которая быстро достигла 40-летних максимумов, и это в стране, которая уже 15 лет как озабочена опасностью дефляции. Для противодействия инфляционному давлению Федеральная резервная система США была вынуждена повышать ставки, которые перешагнули за 5%. Инфляцию по-прежнему не удается победить: несмотря на падение цен на топливо, она остается в районе 3,5%, что значительно выше таргета в 2%.

Рост ставок привел к увеличению доходности на рынке государственных облигаций США (трежерис). В норме они являются «активом последней надежды», который предполагает железобетонную уверенность, но очень низкую доходность — в районе 1–2%. Сейчас же рыночная доходность по 10-летним бумагам превысила 4,7%. Это совсем недалеко от многолетнего максимума, который состоялся в октябре 2023 года (более 5%).

Соответственно, растет и стоимость заимствований, которая достигает непривычных высот. Как стало известно, процентные выплаты правительства США достигли триллиона долларов в годовом исчислении, или 3,5% ВВП. То есть исключительно проценты по долгу сейчас превышают нормы годового дефицита бюджета. И это, судя по всему, только начало: значительная часть долга приходится на старые выпуски, где заимствования осуществлялись под значительно более низкий процент — сейчас средний показатель составляет 3,5% от объема задолженность. В будущем, по мере того как доля бумаг с более высокими ставками будет расти, процентная нагрузка также будет увеличиваться. Возникает порочный круг, когда нужно больше занимать по более высоким ставкам ради выплаты существующих долгов, что в свою очередь дополнительно повышает доходность облигаций.

В последние пару лет всё больше и больше инвесторов и экономистов озаботились проблемой растущего долга: опасения высказывали, к примеру, глава крупнейшего банка США JP Morgan Джейми Даймон, бывший министр финансов страны Ларри Саммерс и вице-президент ведущей инвестиционной компании BlackRock Филипп Хильдебранд. Недавно обеспокоенность выразили даже в МВФ, называя стремительно растущую задолженность проблемой не только для американской, но и для мировой финансовой стабильности.

Тем не менее непохоже, что власти США собираются что-то делать с дефицитом. Быстро уменьшить его явно не получится: нужно либо резать расходы, либо повышать налоги. Ни то ни другое невозможно в предвыборный год. Да и новая администрация, какие бы партийные цвета она ни носила, вряд ли решится на непопулярные меры с ходу. Стимулирование экономики через долговое финансирование продолжится с непредсказуемыми последствиями в будущем. Вопрос лишь в том, насколько отдаленном.