Без паспортов и почти в неволе. Как жили колхозники до и после войны
Сегодня очень многие с ностальгией вспоминают прошлый век, Советский Союз. «АиФ-Юг» даже объявил читательский конкурс «Рождённые в СССР». Однако, как выяснилось, есть и другой взгляд на ту эпоху. Об этом свидетельствует письмо Николая Паршнева из Апшеронского района Краснодарского края, которое он прислал в редакцию.
Платили дань
«Я родился в 1935 году в селе «КИМ» Апшеронского района в семье колхозников, - пишет Николай Паршнев. - Некоторые люди сожалеют об исчезнувшем Советском Союзе, а я вот нисколько. Да, СССР была сильной державой в военном отношении, но страна Советов была и довольно жестокой, несправедливой к собственному народу.
Я хорошо помню ту жизнь с 1940 года. Отец работал в колхозе кузнецом, а мама сидела дома с четырьмя маленькими детьми. Жили в турлучной хате с земляным полом очень бедно. Тогда так жили все колхозники. Они были почти крепостными, работали весь световой день без выходных и отпусков, а главное, почти бесплатно.
Им не выдавали паспорта, и поэтому нельзя было куда-нибудь уехать. Выживали мы за счёт огорода и коровы. При этом селян облагали налогами, а именно - надо было сдать в колхоз определённое количество молока и яиц. За каждую яблоню в саду также надо было платить налог. Всех колхозников обязывали подписываться на облигации государственного займа. Это было издевательство большевиков над нами. При этом возмущаться и ругать правительство было очень опасно - сразу же могли арестовать».
Могли арестовать и выслать
«У меня не было детства, - продолжает Николай Паршнев. - В пять лет я уже помогал в огороде. А в 1941 году началась война, и через месяц мы проводили отца на фронт. Воевал он недолго, погиб в том же 1941 году. Жить нам стало ещё труднее. Мама оставляла нас дома, а сама весь день работала в колхозе. Труд женщин-полеводов был адским. Весь день на солнцепеке пропалывали кукурузу, табак и картофель. А всё, что выращивали, сдавали государству. Не работать было нельзя - могли арестовать и выслать на Север.
Пришла война и в наше село. Фашисты заняли Кубань и стали грабить население, отбирали свиней, коров, кур. Начался голод. Выручали дикие яблоки и груши, которые мы собирали в лесу и сушили. Варили крапиву и лебеду. Очень радовались весне, когда вырастала черемша, которую мы ели без хлеба. У нас его попросту не было.
В 1943 году прогнали фашистов, но жизнь наша не улучшилась. Если кто брал в карман зерно, его могли лишить свободы на 10-15 лет. После уборки пшеницы нельзя было собирать колосья. Специально ездил человек верхом на лошади и прогонял с поля людей».
Членов комиссии прогнали тяпкой
«Как-то в нашем посёлке открыли небольшое предприятие по распилке брёвен, - пишет Николай Паршнев. - Мама устроилась туда работать сторожем. Труд оплачивали, когда деньгами, когда продуктами. Однажды выдали маме зарплату конфетами с фундуком и грецкими орехами. Представляете, целое ведро конфет!
Мы плясали и радовались, так как до этого никогда конфет не ели. Потом мама поручила моему брату, ему было 14, пойти к магазину и продать часть сладостей, чтобы на эти деньги купить нам хоть что-то из одежды. Что выдумаете? Все правление колхоза ополчилось на маму за то, что она перестала бесплатно работать в колхозе. В отместку у нас отняли половину огорода. А ведь мой отец погиб на войне, защищая свою землю. Тем не менее, большевики отняли у его вдовы и четырёх детей землю-кормилицу. Но мама была боевой и, несмотря на запрет, мы всё равно засаживали огород. Один раз приходила комиссия, чтобы запретить использовать землю, так мама прогнала их тяпкой. Больше они не приходили.
Мёрзли и голодали
Но недолго наша новая жизнь длилась. Предприятие перевели в другое место, и мама опять отправилась в колхоз. На работу уходила до восхода солнца, и мы сами себе варили крапиву с лебедой. Но это было весной. А зимой добавлялись проблемы с обогревом хаты. Наше село окружал лес, но топить печь нам было нечем. Мама просила председателя колхоза, чтобы нам привезли на телеге дров, но нам часто отказывали.
Летом мы с братом носили из леса дрова, готовились к зиме. Но много ли хилые голодные мальчишки унесут? Нам их не хватало и на половину зимы. Бывало, и в морозы ходили за дровами, увязая по колено в снегу. А в те годы зима была и снежной, и холодной. Мы были настолько бедны, что в школу ходили босыми, даже когда по утрам были заморозки. Обуви не было совсем.
Считается, что медицина и образование в стране были бесплатными! А за чей счёт? За наш, селян. Мы трудились от зари до зари и получали копейки».
Дорога на костях
«Уже взрослым парнем, в 1955 году, немного работал на Севере, в Республике Коми. Меня поразили тысячи репрессированных людей, которые строили дороги, - вспоминает Николай Паршнев. - Однажды мне пришлось ехать на попутной машине из Троицко-Печерского до Ухты по гравийной дороге, которую прокладывали через тайгу в вечной мерзлоте. Расстояние 180 км я ехал долго, и шофёр рассказывал, что на протяжении всей дороги на обочине - могилы погибших людей. Они проложили этот путь своими костьми!
Как-то там же на Севере меня пригласил в гости один из тех бывших осуждённых, но уже отмотавших свой срок. Он рассказал, что они жили в палатках, обогреваемых буржуйками, железными печками. После скудного завтрака охрана выводила их на построение. Некоторые не могли идти, и товарищи под руки выводили их в строй. Охрана всех пересчитывала, после все отправлялись на работу, а немощные на четвереньках уползали в палатку доживать.
Хранить было негде, и зерно выбрасывали
Было у меня и светлое время в 1952 году, когда я поступил в ремесленное училище в Нефтегорске. Вот там меня кормили бесплатно, и я ел те блюда, которых раньше никогда не пробовал. Нас и одевали бесплатно. Стране были очень нужны рабочие руки и профессионалы. После окончания училища я был бурильщиком в Абинском районе Кубани. А в 1956 году женился и уехал искать лучшей доли в Казахстан, осваивать целинные земли.
Но я и не предполагал, что там снежные бураны и сорокоградусные морозы. Там я понял, что есть места, где людям ещё сложнее жить - зима длинная и холодная, а отапливать жилища нечем. Топили печки кизяком. Это навоз. Летом замешивали его и делали кирпичи, затем сушили на солнце. Было немного берёзового леса, но его хорошо охраняли и не разрешали вырубать. Но ведь в Казахстане, в Караганде, добывали уголь. Почему же его не продавали людям? Разве можно после всего этого восхвалять советскую власть?
В 1956 году в Кокчетавской области (там я в то время жил) был очень высокий урожай пшеницы, а зернохранилищ было мало. Железная дорога и небольшой элеватор находились в 200 км от Рузаевки, где я жил. Туда мы урожай и повезли. Правда, имеющиеся помещения быстро заполнили и начали сыпать пшеницу под открытым небом. Укрыть эти горы было нечем, и тысячи тонн зерна стали портиться. К весне пшеница была непригодна, и её вывезли машинами в ближайшие овраги. Признаюсь, участвовал в этом и я. Территорию заготзерна надо было очищать под будущий урожай. Всему руководству было известно, что пшеница придёт в негодность. Но вместо того чтобы раздать её людям или продать по льготной цене, зерно просто выбросили. Между тем, за кражу мешка зерна можно было и в тюрьму сесть на пару лет.
Самое обидное, это был не единичный случай. Так случалось почти каждый год. Я был шофёром и на один рейс из Рузаевки в Кокчетав тратил около 15-20 часов. Я так и не понял, зачем было засевать огромные территории, если хранить зерно негде.
«Я вернулся домой»
Потом пришёл к власти Хрущев, ввёл новые запреты. В общем, примерно в 1958-1959 годах люди стали уезжать с целины массово. Работали много, а ничего не зарабатывали. В поисках лучшей доли уехал и я. В этот раз в Кемерово. Поступил в сельскохозяйственный техникум, потом заочно в университет. Учиться и работать одновременно было тяжело. Зато потом я смог работать на инженерно-технических должностях. Жизнь меня помотала по стране. Но я выстоял, воспитал детей, правнуков. А главное, вернулся домой, в кубанский Апшеронск».