«Наша профессия сродни врачевателям»

Реставратор Екатерина Расторгуева приглашает нас к себе в мастерскую и делится секретами

Накануне 110-летия Рыбинского музея-заповедника мы продолжаем рассказывать о музейных профессиях. Реставратор Екатерина Расторгуева приглашает нас к себе в мастерскую, делится секретами,  как вернуть молодость барышням из XVIII столетия и приготовить клей из лососевых рыб, а также приоткрывает завесу тайны о портрете опального маршала Блюхера, который прятался за букетом осенних листьев. У Екатерины Расторгуевой одна запись в трудовой книжке. Вот уже тридцать лет, по ее же выражению, она служит Музе реставрации в Рыбинском музее-заповеднике.

Всего реставраторов двое. Екатерина — художник-реставратор станковой темперной и масляной живописи. Графикой занимается другой специалист — Елена Скворцова. Для провинциального музея это большое подспорье. Реставраторы в родных стенах готовят предметы к выставкам, возвращают реликвиям первоначальный вид, помогают продлить жизнь памятникам. И только «сложных пациентов» отправляют на восстановление в московские реставрационные центры.

Медицинское сравнение неслучайно. О своей работе Екатерина Растогруева говорит как о врачевании. К ней, в светлую просторную мастерскую, попадают «болеющие старички» — картины и иконы с утратами, поврежденные от влаги, плесени, огня и времени. И задача реставратора —  вернуть им изначальный юный и здоровый вид.

Каждый раз перед началом работы Екатерина задается вопросом: можно ли повернуть время вспять?  И зачастую отвечает: да.

Процесс восстановления художественной реликвии скрупулезный и долгий, может длиться не один год. Он требует разносторонних знаний, твердой, как у хирурга, руки. Но в отличие от докторов, у реставратора всегда есть возможность сделать шаг назад. Обратимость всех процессов — основной принцип реставрации.

Первая помощь для картин заключается в их укреплении. Обветшавший  холст дублируют на новое основание с помощью рыбьего клея. Субстанция это, по словам Екатерины, суперэффективная, эластичная и долговечная, но при этом и жутко дорогая. Вываривается такой клей из плавательных пузырей рыб лососевых пород. Содержание его в растворе рассчитывается вплоть до процента — настолько он сильный.

После того, как основа усилена, реставратор приступает к укреплению грунта и красочного слоя. Самый сложный процесс — утоньшение слоя лака. Потемневшая от времени пленка меняет колорит картины. Они становятся мрачными, словно увиденными через прокопченное стекло. А ведь когда художник или иконописец создавал свое творение, они вряд ли задумывались, что через двести лет белое Евангелие в руках святого станет коричневым, а зефирные щечки барышень приобретут тропический «загар».

— Моя задача — вернуть им первоначальный облик. Сейчас у меня в работе миниатюра XVIII века «Кающаяся Мария Магдалина». Ватным тампоном я аккуратно, послойно удаляю старый лак с помощью мягких органических растворителей. Освободившись, краски становятся более звонкими и чистыми, — делится мастер историей врачевания. Сложность этой реставрации — в миниатюрности картины. Все работы приходится выполнять под лупой и микроскопом.

Еще одним верным помощником при исследовании предметов является ультрафиолетовый фонарик. Он позволяет выявить дефекты, понять, проводилась ли реставрация ранее, разглядеть «спрятанные» авторские подписи.

— Самое захватывающее в моей работе, — признается Екатерина, — это распутывать клубок загадок, узнавать, что хотел сказать автор, кто он, в какое время жил и творил.

Иногда процесс реставрации превращается в почти детективную историю. Под видимым красочным слоем может скрываться совсем другая картина.

— У нас в фондах был натюрморт с желтыми листьями, написанный в советское время. К удивлению всех, под этим изображением оказался нижний слой — портрет Блюхера, — рассказывает реставратор. — Было принято непростое коллегиальное решение: пожертвовать натюрмортом, снять верхний слой ради портрета маршала.

Своих живописных «пациентов» Екатерина Расторгуева помнит в лицо, они для нее как живые люди, со своей судьбой и историей.

— Помните портрет купца Трапезникова? Приземистый, пальцы колбасками. Форму губ на нем я восстанавливала по другому его портрету из нашего музея, когда он был моложе на  тридцать лет, — улыбается реставратор. — Или портрет купчихи, увешенной ожерельями — по нитке жемчуга за каждый год брака. Они далеки от тех воздушных, эфемерных созданий, которые «парят» по дворянским усадьбам. Это простые люди, торговцы. И ты понимаешь: вот она — эпоха в лицах. Именно такие люди ходили по Рыбинску столетия назад.