Путь к успеху
Эх, молодость, эх пьянящее невежество, когда все кажется легким и простым. Там адские глубины, а тут мы - все из себя такие красивые.
Прямо даже неудобно лезть в эту феерию наивной глупости с фактами. Но придется.
Я не поленился перевести небольшой кусочек из книги Ха-Джун Чанга "Плохие самаритяне". Просто, чтобы патриоты имели хоть какое-то представление о Южной Корее и ее пути к процветанию.
---------------------
В 1961 году, через восемь лет после окончания братоубийственной войны с Северной Кореей, годовой доход жителей Южной Кореи составлял 82 доллара на человека. Средний кореец зарабатывал меньше половины среднего дохода жителя Ганы (179 долларов). Корейская война <...> была одной из самых кровавых в истории человечества, унеся всего за три года (1950-53) четыре миллиона жизней. Во время конфликта были разрушены половина производственной базы Южной Кореи и 75% ее железных дорог. Страна продемонстрировала некоторые организационные способности, сумев поднять уровень грамотности до 71% с ничтожного уровня в 22%, унаследованного в 1945 году от японских колониальных хозяев, правивших Кореей с 1910 года. Но все считали ее ярким примером страны, неспособной к развитию. В 1950 году внутренний отчет USAID - тогда, как и сейчас, главного американского агентства по выделению помощи - назвал Корею “бездонным провалом”. В то время главными статьями корейского экспорта был вольфрам, рыба и прочее сырье.
Сейчас “Самсунг” - один из мировых лидеров по экспорту мобильных телефонов, полупроводников и компьютеров. Но начинала компания в 1938 году, за семь лет до получения Кореей независимости от японских колонизаторов, как экспортер рыбы, овощей и фруктов. До семидесятых годов ее основным бизнесом было производство сахара-рафинада и тканей - этим занялась в середине 50-х. Когда “Самсунг” попытался внедриться в производство полупроводников, купив 50% акций у “Korea Semiconductor”, никто не воспринял это всерьез. “Самсунг” даже цветные телевизоры начал производить только в 1977 году. Когда компания в 1983 году объявила о своих намерениях отобрать рынок полупроводников у больших парней из из США и Японии, начав разработку собственных микросхем, мало кто в это поверил.
Когда я родился 7 октября 1963 года, Корея, одна из беднейших стран мира, была жалким местом. Сегодня я гражданин одной из богатейшей, если не самой богатой, страны на планете. За мою жизнь душевой доход вырос примерно в 14 раз, если мерять по паритету покупательной способности. Чтобы достичь такого же результата, Британии понадобилось более двух столетий (с конца XVIII века до наших дней), а США - полтора столетия (с 1860-х годов до наших дней). Материальный прогресс, который я увидел за свои сорок с небольшим лет, был таким, будто я - британский пенсионер, родившийся, когда на троне сидел Георг III, или американский дедушка, родившийся при президенте Линкольне.
Дом, где я родился и жил до шести лет, находился в районе, бывшем тогда северо-западной частью Сеула, столицы Кореи. Это был один из маленьких (всего две спальни), но современных домов, которые правительство строило с иностранной помощью, по программе обновления обветшавшего жилищного фонда страны. Он был сложен из цементных кирпичей и плохо отапливался, поэтому зимой в нем было довольно холодно - в Корее зимняя температура может опуститься до 15 или 20 градусов ниже нуля. В нем, разумеется, не было смывного туалета - такие были только у очень богатых.
Но моя семья могла позволить себе роскошь, которой были лишены многие другие. Спасибо моему отцу, высокопоставленному государственному служащему из министерства финансов, старательно экономившему свою стипендию, когда он учился год в Гарварде. У нас был черно-белый телевизор, который просто притягивал к себе соседей. Один друг семьи, перспективный молодой стоматолог в одной из самых больших больниц страны, ухитрялся находить время и приходил к нам в гости, когда по телевизору показывали большой спортивный матч - якобы по причинам, совсем с матчем не связанными. В сегодняшней Корее он бы подумывал обновить свой второй телевизор, висящий в спальне, на плазменный экран. Мой двоюродный брат, только что переехавший в Сеул из Кванджу, родного города моего отца, как-то был у нас и стал расспрашивать мою мать о странном белом шкафе, стоящем в зале. Это был холодильник (он не помещался в маленькой кухне). Моя жена, Хи-Чон, родившаяся в 1966 году в Кванджу, рассказывала, что ее соседи постоянно просили взять их драгоценное мясо на хранение в холодильник ее матери, жены преуспевающего доктора, - будто бы она была директором частного швейцарского банка для избранных.
Маленький цементный дом с черно-белым телевизором и холодильником - звучит не слишком грандиозно, но это была сбывшаяся мечта для поколения моих родителей, которые жили в самые бурные и бедные годы. Японское колониальное владычество (1910-45), вторая мировая война, разделение Кореи на Северную и Южную (1948) и Корейская война. Когда мы с сестрой Йонхи и братом Хасоком жаловались на еду, мать говорила нам, что мы слишком избалованы. Она рассказывала нам, что во времена ее детства, люди считали за счастье съесть яйцо. Многие семьи даже яиц не могли себе позволить - или оставляли их только главе семьи и работающим старшим братьям. Она вспомнила, как расплакалась, когда ее младший брат, в возрасте пяти лет переживший голод во время Корейской войны, сказал ей, что чувствует себя лучше, когда держит в руках чашку для риса, даже пустую. А мой отец, человек со здоровым аппетитом, обожавший бифштексы, школьником во время Корейской войны, выживал практически на одном рисе, маргарине с черного рынка, где его продавали американские солдаты, соевом соусе и пасте чили. В десять лет он беспомощно смотрел, как его семилетний брат умирает от дизентерии, смертельной болезни, которая сейчас в стране вообще неизвестна.
Многие годы спустя, уже в 2003 году, когда я из Кембриджа приехал домой в Корею, я повел своего друга и учителя Джозефа Стиглица, экономиста и лауреата Нобелевской премии, в Национальный музей в Сеуле. Мы набрели на выставку прекрасных черно-белых фотографий конца 50-х - начала 60-х годов. Именно так я и помнил свое детство. За мной и Джо стояли две двадцатилетние девушки, и одна из них не сдержалась: “Как это может быть Кореей? Выглядит точно как Вьетнам!”. Между нами не было и двадцати лет разницы, но хорошо знакомые мне сцены выглядели для нее совершенно чужими. Я повернулся к Джо и сказал, что мне, как экономисту, изучающему развитие, “повезло” жить во время таких быстрых перемен. Я ощущал себя историком средневековой Англии, воочию видевшем битву при Гастингсе, или астрономом, который путешествовал во времени до самого Большого взрыва.
Следующий дом нашей семьи, где я жил с 1969 по 1981 год, в самый разгар корейского экономического чуда, мог уже похвастаться не только смывным туалетом, но даже централизованным отоплением. К сожалению, вскоре после нашего переезда бойлер загорелся и чуть не спалил весь дом. Я не жалуюсь - для нас даже это была удача. Большинство домов тогда отапливались угольными брикетами, каждую зиму насмерть отравлявшими угарным газом тысячи людей. Но из этой истории можно понять уровень корейских технологий в те уже далекие и такие недавние годы.
В 1970 году я пошел в начальную школу. Это была второразрядная частная школа с 65 учениками в каждом классе. Мы очень ею гордились, потому что в государственной школе по соседству классы были по 90 человек. Уже позже, на семинаре в Кембридже, я как-то услышал, что в 1980-е годы из-за урезания бюджета под давлением МВФ в нескольких африканских странах среднее количество учеников в классе возросло с 30 до 40 человек. И только тогда я понял, насколько плохо дела обстояли в корейских школах моего детства. Когда я учился в начальной школе, самая шикарная школа страны имела 40 человек в классе и все удивлялись: как они так смогли? Государственные школы в некоторых быстро растущих урбанизированных районах были набиты до предела, вплоть до 100 учеников в классе и учителей, работающих по две, а то и три смены. Учитывая обстоятельства, не удивительно, что образование тогда состояло из приличной дозы порки и механического заучивания. У такого метода есть заметные недостатки, но по крайней мере Корея с 60-х годов смогла хотя бы обеспечить каждому ребенку шестиклассное образование.
В 1972 году, когда я был в третьем классе, наша школьная спортплощадка внезапно превратилась в военный лагерь. Солдат прислали сюда, чтобы подавить студенческие демонстрации против смертной казни, введенной тогдашним президентом генералом Пак Чон Хи. Слава богу, их прислали не за мной или моими друзьями. Среди нас, корейских детей, было немало вундеркиндов, но конституционной политикой, мы, девятилетние, честно говоря, не особенно интересовались. Моя школа просто находилась рядом с университетом, и для солдат были целью его бунтующие студенты. Все мрачные годы военной диктатуры университетские студенты служили совестью нации, и они же сыграли главную роль в ее ниспровержении в 1987 году.
Генерал Пак, захватив власть после военного переворота 1961 года, после этого стал “штатским” и выигрывал выборы три раза подряд. Его победам способствовал успех экономического “чуда”, запущенного его Пятилетними планами экономического развития. Но не только - были еще и подделки голосов, и грязные политические фокусы. Его третий и предположительно последний срок президентства должен был закончиться в 1974 году, но Пак уходить не собирался. В середине своего третьего срока он устроил то, что латиноамериканцы называют “самопереворотом”. Он включал роспуск парламента и создание системы фальсификации выборов для гарантии пожизненного президентства. Генерал оправдывался, что страна не может позволить себе демократический хаос. Мы должны защищаться от северокорейского коммунизма, - говорил он народу - и ускорять наше экономическое развитие. Провозглашенная Паком цель поднять к 1981 году душевой доход до 1000 американских долларов расценивалась как слишком амбициозная, почти бредовая.
Президент Пак запустил в 1973 году амбициозную программу Тяжелой и химической индустриализации. Заработали первый металлургический завод и первая современная верфь, с конвейеров сошли первые разработанные в стране автомобили (сделанные в основном из иностранных частей). Появились новые фирмы в электронике, машиностроении, химической промышленности и других передовых отраслях. В этот период, с 1972 по 1979 годы, среднедушевой доход феноменально вырос - более чем в пять раз. Казавшаяся нереальной цель Пака в 1981 году достичь тысячи долларов была достигнута на четыре года раньше срока. Экспорт рос еще быстрее, увеличившись за это время в девять раз.
Одержимость страны экономическим ростом отражалась в образовании. Нас учили, что наш патриотический долг - доносить о каждом, кто курит иностранные сигареты. Страна нуждалась в каждом центе, полученном от внешней торговли, чтобы импортировать машины и оборудование для развития своей промышленности. Ценная иностранная валюта действительно была потом и кровью наших “солдат промышленности”, сражавшихся на фабриках Кореи в 1981 году. Те, кто разбазаривал ее на легкомысленные нужды вроде нелегальных иностранных сигарет, расценивались как “предатели”. Я не думаю, что кто-то из моих друзей реально на кого-то донес. Но если у какого-то ученика дома видели иностранные сигареты, об этом тут же разносились слухи. О взрослых из этого дома - обычно о курящих мужчинах - всегда мрачно отзывались как о непатриотичных и следовательно аморальных особах, чуть ли не преступниках.
Трата доходов от внешней торговли на что-то, не нужное для промышленного развития, запрещалась или строго ограничивалась путем прямых запретов, высоких тарифов и акцизов (которые назывались налогами на роскошное потребление). К “роскоши” относились даже довольно простые вещи - малолитражные автомобили, виски и печенье. Я помню небольшую национальную эйфорию, когда в конце 70-х по специальному правительственному разрешению в страну привезли партию датского печенья. Из тех же соображений были запрещены поездки за границу без особого правительственного разрешения на деловые командировки или учебу. В результате, хотя у меня в США было несколько родственников, я никогда не был за пределами Кореи, пока в возрасте 23 лет не поступил в Кембридж. Было это в 1986 году.
Нельзя сказать, что вообще никто не курил иностранных сигарет и не ел запрещенного печенья. В продаже было немалое количество запрещенных или полулегальных иностранных товаров. Что-то ввозилось контрабандой, особенно из Японии, но большинство этих товаров получали - нелегально или полулегально - с многочисленных американских военных баз, размещенных в стране.
Американские солдаты, воевавшие в Корейской войне, до сих пор еще могут помнить истощенных корейских детей, бегущих за ними и выпрашивающих жвачку или шоколадку. Даже в Корее 70-х годов американские армейские товары считались роскошью. Богатеющие семьи из среднего класса могли себе позволить купить шоколад M&M или сухие соки Тан в магазине или у странствующих торговцев. Те, кто победнее, могли пойти в ресторан, где подавали буде тиге, дословно “похлебку с армейской базы”. Это была более дешевая версия классической корейской похлебки “кимчи тиге”, в которой тоже использовалась кимчи (капуста, квашенная с чесноком и перцем чили), но вместо другого главного ингредиента, свиной грудинки, туда клали более дешевое мясо - бекон, сосиски и консервированную ветчину, тайком вывезенную с американских военных баз.
Я ждал каждого случая попробовать ветчину, солонину, шоколад, бисквитное печенье и несчитанное количество других вещей,названия которых даже не знал, из ящиков американского военного “Рациона С” (высушенные и консервированные продукты для поля боя). Дядя по матери, генерал корейской армии, собирал продукты во время совместных учений с американскими коллегами и привозил их мне в качестве особого гостинца. Американские солдаты проклинали убогое качество своих полевых рационов. Для меня же они были праздничной едой. Но ведь я жил в стране, где в ванильном мороженом было настолько мало ванили, что я долгое время считал, что слово “vanilla” обозначает “без запаха” - пока не выучил английский в средней школе. И это я был еще хорошо питавшийся ребенок из верхнего среднего класса, так что можете представить, как жили остальные.
Когда я пошел в среднюю школу, мой отец подарил мне электронный калькулятор “Кассио”. Я о таком и мечтать не мог. Тогда он стоил примерно половину месячной зарплаты рабочего на фабрике одежды. Даже для моего отца это было очень дорого, но он не жалел ничего для нашего образования. И всего лишь двадцать лет спустя, из-за быстрого развития электроники и повышения стандартов жизни страны, электронные калькуляторы стали настолько распространенными, что их бесплатно дарят в универмагах. Многие из них в результате становятся игрушками для малышей (нет, я не думаю, что это причина успехов корейских детей в математике!).
Корейское экономическое “чудо” имело, разумеется, и темные стороны. Многие девочки из бедных семей в сельской местности были вынуждены искать работу сразу после окончания начальной школы в возрасте 12 лет - чтобы “избавиться от лишнего рта” и заработать денег, чтобы хотя бы один их брат мог получить высшее образование. Многие оказывались служанками в семьях городского среднего класса, работая за кров и еду, и, если повезет, небольшую сумму карманных денег. Других девочек, как и менее удачливых мальчиков, эксплуатировали на фабриках, где условия напоминали “черные мельницы Сатаны” или сегодняшние китайские потогонки. В текстильной и швейной промышленности, которые были основными поставщиками товаров на экспорт, рабочие часто трудились по 12 и более часов, за маленькую плату, в опасных и нездоровых условиях. Некоторые фабрики не разрешали подавать в столовых суп, чтобы рабочие не бегали лишний раз в туалет, уменьшая и без того тощую рентабельность производства. В только появляющейся тяжелой промышленности - автомобилестроении, металлургии, на химических заводах, в машиностроении - условия были получше, но в целом корейские рабочие с 53-54 часовой рабочей неделей работали в то время больше, чем почти весь остальной мир.
В городах образовались трущобы. Поскольку они возникали обычно на холмах, составляющих приличную часть корейского пейзажа, их прозвали “лунные кварталы” - по названию популярного комедийного телевизионного шоу 70-х. Семьи из пяти-шести человек были втиснуты в крохотную комнатку, и сотни люди пользовались одним туалетом и одним краном. Многие из этих трущоб были в конце концов насильно разогнаны полицией, а их обитатели выброшены в отдаленные районы с еще худшими санитарными нормами и без транспорта, чтобы освободить место для новых микрорайонов, предназначенных для постоянно растущего среднего классу. Если бедные не успевали выбраться из этих трущоб (что было в принципе возможно, учитывая быстрый рост экономики и создание новых рабочих мест), их снова захватывало расползание городов, их опять ловили и изгоняли в еще более удаленные места. Некоторые заканчивали тем, что рылись на главной свалке города на острове Наньжи. Немногие за пределами Кореи знают, что прекрасные общественные парки, окружающие впечатляющий сеульский футбольный стадион, известный по всемирному чемпионату 2002 года, разбиты буквально на месте старой свалки, устроенной на острове (на котором теперь есть суперсовременная экологически дружественная электростанция, работающая на метане и использующая старые залежи органических материалов).
В октябре 1979 года, когда я еще учился в средней школе, президента Пака внезапно убил шеф его собственной разведки. Это произошло на фоне нарастающего всеобщего недовольства диктатурой и экономических неурядиц, вызванных вторым нефтяным шоком. Началась короткая “сеульская весна” с ее надеждами на демократию. Она была резко прервана следующим военным правительством генерала Чон Ду Хвана, захватившим власть после двухнедельного вооруженного народного восстания, подавленного во время бойни в Кванджу.
Несмотря на серьезные политические неудачи, в начале 80-х годов Корея стала страной с солидным средним доходом - наравне с Эквадором, Маврикием и Коста-Рикой. Но ей было еще далеко до преуспевающих стран. Одним из жаргонных выражений, распространенным у нас в старших классах, было “Я приехал из Гонконга”, что означало “я был в другом мире”. Даже сейчас Гонконг гораздо богаче, чем Корея, но выражение отражает тот факт, что в 60-х и 70-х годах душевой доход в Гонконге был в три или четыре раза больше, чем в моей стране.
-------------------------------------
Ну и как? Много в Корее было демократии и свободы слова? А свободного рынка и либерализма? Как насчет открытой внешней торговли и изобилия качественных западных товаров?
Совершенно несложно заметить, что Южная Корея четко шла по пути сталинского СССР - догоняющая модернизация в виде индустриализации. С той только разницей, что она боролась за внешние рынки, а СССР развивал внутренний. В остальном один к одному, вплоть до пятилетних планов и директивного планирования, когда диктатор вызывал главу текстильной корпорации и сообщал: с завтрашнего дня вы строите металлургический завод (этого нет в переведенном отрывке, но есть в книге).
А теперь примерьте это на Украину. Вы хотите работать по 12 часов в сутки за скромные деньги и потреблять только то, что сами произвели? И все это в полицейском государстве? Вы хотите так заплатить за успех страны?
Ответ очевиден: нет. Даже так: Н-Е-Е-Е-Т! Самые продвинутые даже скажут: это же совок, мы все это уже проходили.
И это правда. Проходили, не понравилось, и все, созданное тяжелым трудом предыдущих поколений, пустили на ветер.
Украинцы, в том числе украинские националисты, вовсе не хотят горбатиться на благо Украины и своих детей, и потреблять исключительно то, что сами произвели. Они хотят здесь, сейчас, просто так и все самое лучшее. Для исполнения своих желаний они выбрали фетиш в виде "рыночной экономики" и постоянно воскуривают ему фимиам, как это модно и молодежно - не то, что в соседнем Мордоре. Хотя несложно заметить, что этот идол лишь прикрытия для того самого "все, сразу и бесплатно", а реально Украина экономически деградирует. Достаточно сопоставить сложность ее экономики в 1991 году и в 2021-м. И, собственно, ничего другого не будет, только постепенный спуск все ниже и ниже.
А господин Кучма, пока еще живой, может написать новую книгу "Украина - не Корея".