Церковь 90-х: люди новой эпохи
Лихие девяностые… Как их только не вспоминают: с ностальгией, с ужасом, с сожалением об упущенных возможностях. А еще это было время, когда Церковь в России оправлялась после семидесяти лет репрессий, набиралась сил, расправляла крылья. Своими воспоминаниями об этих годах и об окружающих людях делится с "Правдой.Ру" священник Филипп Парфенов.
Продолжение. Начало: Церковь 90-х: эпоха православной романтики
После прочтения "Сына Человеческого" о. Александра Меня в разгар перестройки в 1989-м я стал всерьез задумываться о вхождении в церковную жизнь, тем более, что вокруг меня уже были близкие люди или знакомые (мой младший брат и его друзья), которые в то время вели активную церковную жизнь и как раз выписывали разные книги из заграницы. К самому о. Александру ехать в Новую Деревню у меня и мыслей не было — далековато, священник известный на всю страну, попадешь ли вообще к нему?
Хотя если бы мне встретился кто-нибудь из его окружения, наверняка поехал бы. Но таких не было, а знакомые были из того церковного потока, который скорее тяготел к монархизму и свят. Игнатию Брянчанинову, которого уже тогда практически сделали "нашим всем", да и канонизировали его как раз на тысячелетие крещения Руси. И я стал ездить вслед за моими знакомыми в Троице-Сергиеву Лавру, где мои первые исповеди были у иеромонаха Ростислава (Девятова).
Это был светлый и умудренный батюшка, несмотря на свои молодые годы (в 1990 году, когда я с ним познакомился, ему было 27 лет). К нему тянулась молодежь, в основном интеллигентная, с филфака МГУ, в частности. Когда он выходил на исповедь, к нему сразу выстраивались очереди, значительно большие, чем к другим лаврским иеромонахам. Он был начитан в святых отцах, часто устно цитировал кого-то из них. Был батюшка книжный, образованный, и не без практической мудрости и здравомыслия. С ним можно было и спорить, возражать ему. Например, он недолюбливал Соловьева с Бердяевым, а кому-то по слухам даже просто читать их запрещал. А я, наоборот, полюбил уже тогда и того и другого, и возражал ему по этому поводу. Но это никак не влияло на наши отношения. Сколько потом уже, в последующие годы, мне приходилось видеть служителей, совершенно нетерпимых к тем, кто выражает малейшее несогласие с ними! Так что это качество в церковных людях пришлось быстро оценить поневоле.
Отец Ростислав подарил мне в одну из встреч брюссельское издание книги "Магизм и единобожие" отца Александра (тогда под псевдонимом Эммануил Светлов). И это несмотря на то, что в лаврской среде отношению к Меню было более чем настороженное (буквально год спустя вышел лаврский "Троицкий благовестник" с анонимной публикацией "Протоиерей Александр Мень как комментатор Библии", где на него навешивался целый букет всевозможных ересей и обвинений. В последующие годы этот текст уже издавался под псевдонимом "протоиерей Сергий Антиминсов"). Очень скоро отца Ростислава призвали на епископское служение — в 30 лет, в ноябре 1993, он был рукоположен во епископа Магаданского и Чукотского, а в 1998 году его перевели в Томск, где он пребывает до сих пор, будем надеяться, благополучно. Я пробовал установить с ним связь в начале 1998 года, уже будучи в сане, но на письмо мое ответа не было.
Вспоминаю также иеромонаха Святослава (Сурского), близкого тогда друга отца Ростислава среди лаврской братии и его ровесника. Тоже был довольно интересный и начитанный священник, сам из обращенных евреев и знавший иврит, но по духу казавшийся еще консервативнее, чем о. Ростислав. С ним однажды у меня возникла продолжительная полемика, едва не превратившаяся в перебранку на час или больше, было это в конце 1990-го года, в одно из моих посещений Лавры. Несмотря на то, что друг друга никто никого не убедил, впоследствии мы неплохо общались до середины 90-х, потом след его простыл. Если не ошибаюсь, то сейчас он вообще не состоит в РПЦ, но ушел в какую-то из альтернативных непризнанных юрисдикций.
Видел в тот год и общался немного с некоторыми семинаристами. Хорошо запомнил из всех прочих Сашу Пискунова, который имел необыкновенно просветленный вид и вдохновенно говорил о вере, рассказывая что-то об иконах, о святых и т. д. Такое было впечатление, что сам Алеша Карамазов воплотился в реального живого человека перед тобой! Он меня тогда особенно тронул. Мне хотелось увидеть его снова и снова, но редко получалось, а потом и совсем нет… Попадались потом его некоторые публикации в "Московском Церковном Вестнике", слышал также, что иподиаконствует где-то. Лет шесть спустя, в 1996 году, неожиданно увидел его в храме в Царицыно, где тогда уже был певчим и отчасти регентом. Он появился на всенощной под Вход Господень в Иерусалим, всвязи с предполагавшимся служением епископа Иннокентия, тогда викарного Дмитровского (бывшего Хабаровского, в дальнейшем Читинского и Забайкальского, еще позднее Корсунского, а сейчас архиепископа Литовского), помимо постоянно сопровождавшего его на службы иподиакона Тимофея Золотуского (с 2004 года о. Тимофей служит в Рейкьявике).
Вид Саши, внешне как будто мало изменившегося, был уже вполне деловой, без былого карамазовского налета; меня он вспомнил, но показал всем своим видом, что особого желания общаться со мной и поддерживать связи у него нет (то ли в тот момент он был слишком озабочен предстоявшей архиерейской службой, то ли от усталости, то ли еще от чего, судить не берусь). Потом он вскоре стал священником по линии ОВЦС и начал служить в Стокгольме и Гетеборге. Сейчас вроде там же где-то в Швеции живет, но, по доносившимся в последние годы сведениям, не служит регулярно, болеет и за штатом.
Вспоминается тогда явно усилившееся влияние РПЦЗ, тогда еще непримиримую по отношении к Патриархии, на верующую молодежь и часть российского духовенства. Отдельные приходы РПЦЗ начали открываться по России, в Суздале возник целый раскольчик. Помню, семинаристы и духовенство Лавры критически отзывались об экуменизме вслед за "зарубежниками", но с обвинениями в "сергианстве" не соглашались категорически, считая, что митр. Сергий просто-напросто продолжил курс патриарха Тихона, взятый после 1923 года. Вспоминаю бесконечные обличения этого курса в зарубежной церковной прессе. Из Америки, помню, нам с братом прислали книгу Зои Крахмальниковой "Горькие плоды сладкого плена" с предисловием первоиерарха "Зарубежки" митрополита Виталия, написанную в 1988 году. Потом из Австралии прислали её же "Еще раз о горьких плодах сладкого плена"…
Аргументация производила некоторое впечатление, но до конца не убеждала, быть может, из-за излишней непримиримости и категоричности этих публикаций с духом радикального отрицания. Впоследствии я пришел к тому выводу, что явление, с легкой руки названное "сергианством", существовало на Руси задолго до всяких революций и идет, пожалуй, с раннего византийского средневековья. В конце концов, я не вижу принципиальной качественной разницы между теми, кто открыто гнал и преследовал Церковь в ХХ веке и кто гнал ее завуалировано, как обер-прокуроры Синода, вольтерьянцы типа Мелиссино и Чебышева в XVIII веке, или кто еще раньше расправился с митр. Филиппом, или теми византийскими императорами, кто насаждал Церкви свою волю на соборах. Разница была лишь количественная (в смысле жертв гонений), и гонители ХХ века объявляли открыто, что они таковые и есть, и не собирались приспосабливать Церковь под нужды политические и государственные, в отличие от своих предшественников. Так что в позднесоветский период, скажем, 80-х годов, русская Церковь, выходит дело, в чем-то даже была более свободна, чем в Синодальную эпоху.
Тогда же, в 90-м году, до нас начали доходить экземпляры журнала "Русский паломник", печатавшегося в Калифорнии, США. В отличие от другой периодики из РПЦЗ, журнал был подчеркнуто аполитичным и не собирался вступать ни в какие подобные дискуссии, чем сильно выигрывал в своей позиции. Там были, конечно, отдельные спорные, на мой взгляд, публикации, а также немало внимания уделялось иеромонаху Серафиму (Роузу) в первых номерах, поскольку издавал журнал игумен Герман (Подмошенский), его многолетний друг. Я не поклонник отца Серафима, что касается его "Православия и религии будущего" и некоторых других рассуждений. Тем не менее, резкую оценку, которую дал ему о. Александр Мень, я все же не разделю, и это, пожалуй, единственное, в чем я готов не согласиться с о. Александром. Ненависти в о. Серафиме не было, а была, пожалуй, излишняя категоричность с радикализмом, воспринятая как от той среды РПЦЗ, куда он попал при обращении в православие, так и от свят. Игнатия Брянчанинова, которого он очень почитал. Похоже, именно отсюда корни растут. В той же среде РПЦЗ были куда более радикальные и "правые" верующие, нежели о. Серафим.
А сам он тогда производил впечатление, особенно некоторыми своими фотографиями, уже святого человека. Думаю, что вне этого мира о. Серафим и о. Александр давно уже поняли друг друга так, как это не могло быть при их земной жизни. Отца Германа я встретил вживую в 1993 году на Погодинской, как-то узнав о том, что он там будет, и приехав туда. Он произвел впечатление живого и теплого человека, с прекрасным чувством юмора. И благословил меня, расцеловав так, что весь оставшийся день я чувствовал в себе какой-то удивительный заряд энергии.
Читайте также:
Демократия и брак раскололи православный мир?
Откуда взялся миф о крещении Руси "огнем и мечом"?
Церковь против опричнины: История митрополита...