Разговор с художником. Александр Олигеров: «Мне интересен процесс путешествия, когда я не знаю, что будет за следующим углом»

Александр Олигеров, известный новгородский художник, как-то совсем случайно и точно помимо собственной воли стал неформальным героем двух последних выставочных волн в Центре современного искусства. Но если с юбилейно-отчетной выставкой Новгородского отделения «Союза художников» все понятно, то с предыдущей — проектом «Нонактуальный ландшафт», подготовленным питерским Музеем нонконформистского искусства, что находится на Пушкинской, 10 — возникают кой-какие вопросы: не так часто новгородские художники участвуют в таких серьезных, не ограничивающихся рамками родного города проектах. Чтобы не заниматься гаданием на кофейной гуще, я решил получить ответ из первых рук — так надежнее. Посему обратился напрямик к художнику.

— Александр, как вышло, что Вы оказались в этом проекте?

— Ничего удивительного в этом нет. Дело в том, что я уже давно сотрудничаю с Музеем нонконформизма, с 2011 года я член их союза художников, который называется Товарищество «Свободная культура». В 2012 году в этом арт-центре прошла моя большая персональная выставка. Кроме этого, я участвовал в нескольких коллективных проектах, в том числе и в этом, который проходил в Новгороде. Но стартовал он в Петрозаводске. После Новгорода — Санкт-Петербург, где он будет представляться в арт-центре «Пушкинская, 10», а затем, по словам куратора, Москва.

Пруд в саду камней

— С чего вообще началось Ваше сотрудничество с арт-центром «Пушкинская, 10»?

— Во многом благодаря Центру современного искусства, которым руководит Сергей Пухачев. У нас в городе стали появляться интересные проекты, интересные люди. И я попал в поле их зрения, в частности, директора Музея нонконформистского искусства. Он побывал у меня в мастерской, после посещения которой он и предложил мне поучаствовать в двух их проектах, а после — сделать персональную выставку.

Но, как оказалось, участие в проектах «Пушки» — это капля в море, если брать выставочную деятельность Александра Олигерова в целом. Художник активно выставляется по всему миру. Допустим, Олигеров является членом парижского союза художников «Лесежанс», там прошли его три персональных выставки.

— С ними я начал общаться благодаря свободному конкурсу «Встречи художников четырех континентов». Подал работы, прошел несколько туров. Была огромная выставка, где были отобраны 100 художников. Я представлял Европу. И союз художников предложил быть его членом. Для союза это выгодно: если показывать одно и тоже, то очень быстро станет скучно и люди перестанут ходить, а если постоянно обновлять, то это будет интересно и зрителям, и коллекционерам, — рассказал живописец.

Кроме того, он является членом союза художников Померании. Выставлялся в США в рамках проекта «Наведение мостов», который шел около двух лет по музеям современного искусства Калифорнийского побережья. Проект стартовал в Мексике, а финишировал в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. В нем принимали участие 14 художников из 14 стран, Олигеров, соответственно, представлял Россию. Отдельно стоит остановиться на художественном конкурсе, ежегодно проходящем в Тайбэе на Тайване в рамках большого международного форума. Традиционно там всего два приза — гран-при и Приз председателя жюри — которые всегда достаются разным художникам. Но в 2016 году случилось беспрецедентное событие: оба приза достались одному художнику. Да, им оказался Александр Олигеров.

В Тайбэе

— Когда я приехал туда, то увидел, что около моей работы — Приз Председателя жюри. Меня все поздравляли, говорили, что это — большой успех. И когда я спросил, а когда же будет решаться вопрос о гран-при, мне ответили, что я уже могу не беспокоится, поскольку поощрить нужно хотя бы двух человек. Однако через пару дней я узнал, что и гран-при отдали тоже мне. В апреле 2017 года на правах победителя мне устроили там большую персональную выставку в рамках арт-ярмарки. Я продолжаю с ними сотрудничать. Выставляюсь и в этом году, — поведал Олигеров.

Также авангардист выставлялся в Китае (Пекин), Франции (помимо Парижа, это еще Страсбург), Швейцарии (Женева), Финляндии (Хельсинки), Италии (Милан, опять был строгий конкурс и жесточайший отбор, но главный приз остался за Олигеровым). И это — не считая выставок в России.

— В общем, я стараюсь вести активную выставочную деятельность, не ограничиваться Новгородом, — подвел итог по этому поводу Александр Олигеров.

Ночной полет

— Думаю, Вам позавидовали бы многие новгородские художники…

— Вы знаете, я считаю, что в Новгороде, на самом деле, довольно-таки много талантливых художников. Просто, возможно, нужно немного активнее вести себя на выставочном пространстве, подавать свои работы на конкурсы. И я думаю, у них у всех прекрасные шансы. Но, — Олигеров немного помолчал, задумавшись, — здесь другая проблема. Раньше государство поощряло приезд молодых художников из Санкт-Петербурга, из Москвы, которые заканчивали довольно серьезные вузы. Они приезжали по направлениям, им здесь давали квартиры. И таким образом Новгород пополнялся «свежей кровью». Очень хорошими, высокого уровня молодыми художниками. Сейчас этого нет. Наоборот, как только появляется молодежь более-менее интересная, она тут же уезжает в столицы. И не потому даже, что здесь нет художественной жизни, а потому что здесь нет зарплат. Зарплаты в Новгороде смешные. В столице им сразу платят в три-четыре раза больше за тут же работу. И я понимаю, что если не заниматься молодежью, а я заведую в «Союзе художников» молодежной секцией, то элементарно не будет следующего поколения. Не будет серьезного изобразительного искусства в Новгороде.

Древняя тайна

Можно подумать, что Олигеров как человек искусства «слегка» преувеличивает, однако — нет:

— Это не голословное утверждение. Совсем недавно, в прошлом году, если быть точным, прошла первая зональная выставка «Союза художников» по Северо-Западу для молодых художников, в которой участвовали отделения таких областей, как Мурманская, Архангельская, Псковская, Кировская, Калининградская, республика Карелия и другие. Также были художники из Санкт-Петербурга, территориально он входит, но на федеральном уровне позиционирует себя как отдельная организация. Так вот, когда объявили об этой выставке, объявили отбор, то выяснилось, что многим регионам просто некого послать. Либо вообще некого, либо, как Псков, одна-две работы. И все говорят: нет молодежи. Когда мне звонила секретарь-референт из Москвы по Северо-Западу, я ей сказал, что мы проведем жесточайший выставком и отберем только самые лучшие работы. На это она чуть ли не в ужасе ответила, что ничего такого делать не надо. Присылайте побольше, регионы не показывают никого, сказала она. И если Новгород никого не пришлет, то вообще будет некого показывать — ее заключение. Вот такая ситуация.

— Как Вы справляетесь с таким положением дел?

— Мы стараемся уделять молодежи самое пристальное внимание. Я, допустим, организую две выставки в год. Одна называется «Оттепель», она пройдет в мае, в НЦСИ, и другая, она называется «Листопад», она проходит осенью. И таким образом мы поощряем и стимулируем творческую молодежь, чтоб они знали, что им есть кому и где показать свои работы. Кроме того, мы вручаем дипломы, что дает им возможность, если они являются студентами, претендовать на различные гранты, стипендии, а если они преподают — повышать свои рейтинги, зарплаты. И вообще, в своем кругу молодому художнику выставиться крайне полезно: он видит себя более объективно, видит свои ошибки, видит свои плюсы, видит, в каком направлении ему лучше развиваться. И уже через полгода он может показать свои работы снова и посмотреть, насколько он вырос. Также у нас много тематических выставок, на которых наряду с членами «Союза» участвуют и молодые. Иногда, правда, доходит до смешного: «старые» художники начинают возмущаться, что молодежь их теснит. Но мне кажется, что это хорошо, когда молодежь теснит, это бодрит, не дает застаиваться, тонизирует.

Красный кентавр

Теперь настало время перейти к живописи, тем более меня очень интересовали истоки «олигеровского» стиля — я не мог отыскать среди предшествующих художников ничего похожего.

— У Вас очень своеобразная манера, расскажите, кто оказал на Вас влияние как на художника?

— На именитых художников я в большей степени ориентировался в плане их отношения к искусству и вообще жизни. Мне было это интересно и сейчас интересно. В плане приемов… в конце 80-х мне нравился Сергей Сангалов, малоизвестный художник, но мне очень импонировала его склонность к мистике, а также его работа с цветом. В Петербурге мне нравился Вячеслав Михайлов. Несколько моих работ перекликались с его. А больше я не припомню, чтобы в формальном плане с кем-то были параллели.

Такой ответ меня удовлетворить, понятное дело, не мог, поэтому я попробовал зайти с другой стороны:

— Как сформировалась Ваша манера?

— Я, если честно, даже не знаю, как это произошло, она сформировалась как-то сама, без моего сознательного участия. Дело в том, что лично для себя я считаю правильной такую творческую позицию, когда художник не должен придумывать свою работу. То есть я не сажусь с какой-то определенной целью: написать что-то конкретное, чтобы оно отражало то-то и то-то, чтобы картина была такого-то цвета, там были такие-то персонажи. Такой подход имеет право на существование, но он мне не свойственен. У меня другой метод: я сажусь перед белым листом, и я не знаю, что буду делать, какие будут персонажи, какого картина будет размера, какого цвета — ничего не знаю. Вот такой, какой я есть на сегодняшний день, сажусь перед белым листом, — и картина появляется сама. Что там появляется — я понятия не имею. Единственное, что я умею, это — чувствовать. Я чувствую, что появляется что-то живое. Тогда я вцепляюсь в него, оно мне интересно, начинаю убирать лишнее, добавлять необходимое, чтобы его наиболее ярко выразить. Так появляется образ. А вот дальше он уже сам начинает мне диктовать, какая должна быть техника, какие следует использовать цвета, какого размера должна быть картина и так далее. Если не следовать этому, то образ теряется, живой образ, я имею в виду. Поэтому я не могу сказать, как. Мне интересен процесс путешествия, когда я не знаю, что будет за следующим углом. И когда я сажусь за новый эскиз, я как бы забываю все, что сделал до этого. Открываю все заново. Поэтому мне даже смешно представить, что я делал бы картину, оглядываясь на какого-то другого художника — я на себя-то даже не могу оглянуться! Как только я начинаю что-то в ней придумывать, она становится мертвой. Головной. И она сразу теряет для меня свою ценность. И эскиз остается просто в папочке.

Весна

Олигеров оставил меня ни с чем. Поэтому я решил сконцентрироваться на одном частном моменте:

— А как на Ваших полотнах появились буквы?

— Тоже сами. Это случилось примерно в 2006 году, в каких-то местах стала появляться некая фактура, и я понял, что она очень напоминает шрифт. И тогда я решил не лукавить и делать буквы. А потом, со временем, я понял, что это не просто фактура, а возможность лично для меня присутствовать в работе. Если образ приходит помимо моей воли и начинает диктовать всю картину, то где же я? Каждый знает, что почерк — это признак идентичности. То есть он свойственен только одному человеку, как отпечаток пальца. И потому шрифтовые куски — это мое личное присутствие в картине. Тем более почерк говорит о человеке больше, чем он сам этого хочет. Есть графологи, которые могут дать характеристику человека по почерку: что это за человек, каковы его особенности, спрогнозировать его прошлое и то, что ждет его в будущем, — настолько почерк много может рассказать о человеке. Мой — обо мне.

— Пытаетесь ли Вы передать этими «шрифтовыми кусками» некое сообщение, или это просто такая графическая форма?

— Я не литератор. Я не пишу тексты. Там нет смысла. В потоке модернизма есть такой ручеек, он называется леттризм, в основе которого лежит использование нечитаемых текстов как графической формы изображения. Меня это увлекает. Мне это интересно. Поскольку это стало частью меня, это перетекает из работы в работу. Но не обязательно. Даже сейчас есть такие картины, которые не имеют никаких тестов. Видимо, в данном случае это мешает образу. Не подпускает мои тексты. А некоторые образы просто требуют текста. Когда сам образ связан с текстом, например, «Ее письма». Или «Афинская школа». Ровно как и наоборот: «Большие надежды», работа конца прошлого года, там нет никакого текста и вставить его туда совершенно невозможно. Почему — не знаю, объяснить не могу.

Точно в центр

И последний вопрос:

— Ваши полотна представляют собой совершенно замкнутый мир, такое чувство, что в них отсутствует некий логический, смысловой посыл для зрителя. Можно сказать, что Вы относитесь к так называемому «чистому искусству»?

— В принципе, да. Но так и должно быть. Гегель писал, что истинное знание — это предмет, содержащийся в самом себе и являющийся собственной природой. Поэтому так и происходит с картинами. Но я делаю это не специально. Это естественное мое состояние. Повторюсь, я ничего не пытаюсь рассказать, заложить на холст, наоборот, сам образ, возникший на картине, мне начинает что-то рассказывать. Причем зритель может интерпретировать этот образ совсем не так, как я. Поэтому названиями своих картин я стараюсь подтолкнуть зрителя к своему пониманию образа. Название работы — это как ключ, он помогает открыть дверь в мое ощущение работы. Знаете, в ХХ веке появилось концептуальное искусство, которое утвердило, что важно не только то, что художник хотел сказать, но и то, что художника подтолкнуло к этому высказыванию. И это действительно интересно. Концептуальное искусство сильно повлияло на очень и очень многое, в частности, на модернизм. И мои названия – они являются концепцией работы. Это тоже в какой-то степени концептуальное искусство. То есть, прочитав название, зритель сможет понять, что меня подтолкнуло к созданию этой работы и что мне показалось самым интересным, — заключил художник.

Все. Александр Олигеров ответил на все мои вопросы и чудесным образом даже немного больше. Нет, конечно, претендовать на то, что одно интервью раскроет полностью художника — глупость полнейшая, тем более, такого масштаба, как Олигеров, тут нужны монографии и скрупулезные исследования его искусства. Но на то, что данный разговор приоткроет дверцу в его сложный художественный мир, обозначит путь понимания, думается, претендовать можно. Следовательно, полагаю, задача выполнена. И ставлю точку.

Фото: страница Олигерова «ВКонтакте»