«Новгородское отделение экологической партии "Зелёные". Его лица». Михаил Остряков рассказал о круговороте мусора в природе
Мы продолжаем знакомить читателей «ВН» с партийным активом регионального отделения «Зеленых». Сегодня мы пообщались с известным в Новгородской области экоактивистом, членом партии «Зеленые» Михаилом Остряковым, который уже на протяжении 10 лет занимается очисткой Волхова. Нет, это не только прибрежный мусор, но и 4 поднятые со дна баржи. И, что примечательно, все это Михаил осуществил только на собственном энтузиазме и за счёт своих финансовых средств: действительно, пример, достойный подражания.
В связи с этим самый простой и закономерный вопрос: а что же подтолкнуло его к этой деятельности? Ведь в наше трудное время — хотя, собственно, когда оно было простым! — люди, чему, разумеется, способствует экономическая обстановка, больше ориентированы на удовлетворение личных потребностей, а тут впору говорить о несвойственной для граждан России ответственности за будущее, за мир, который мы передадим нашим детям.
— Вот уже 26 лет я держу прогулочный катер, на котором вожу туристов. И я вижу эту вопиющую ситуацию по воде, по прибрежной полосе. То, что было перед глазами, это и подтолкнуло. Нельзя проходить мимо. Тем более что это, я имею в виду утопленные баржи, элементарно мешает подходу. Потопленные баржи и понтоны, когда вода сходит, — они все вылезают наружу. Это мешает и судоходству, и отдыхающим. И как-то я решил, что надо попробовать одну вытащить. Пошел по инстанциям, ведь все нужно согласовать, получить кучу разрешений. Согласования и разрешения никто не давал, поскольку для этого нужно заказывать проект, что весьма обременительно в плане финансов. Такой проект стоил 50 тысяч. Только сам проект! А надо еще и с Рыбоохраной согласовать, и с Невско-Ладожским Бассейновым водным управлением Федерального агентства водных ресурсов по Новгородской области, и еще с кем только не надо! Если, к примеру, выезжаешь в район, то надо районную администрацию уведомлять. Читать карты, есть ли там кабеля, нет их. В смысле правительственная связь. Это очень рискованно. Если наткнешься на правительственную связь, рванешь ее — вертолет будет через пять минут с автоматчиками. Это уже случалось у моих соседей. На первый раз я ограничился лишь согласованием с управлением агентства водных ресурсов, это в их компетенции установка буев, бакенов, знаков по берегам, а также мероприятия по углублению фарватеров судоходных путей. Так как та – первая – баржа мешала судоходству, они согласовали. Чтобы обойти все препоны, я договорился с портом, мол, его баржа, и ее просто забирают на другое хранение. Получается, как перемещение. По принципу: я потопил баржу свою, а теперь забираю ее обратно. А если писать проекты, что я очищаю дно Волхова, то там выходишь на все эти инстанции и деньги, которых потребуется немало. Окупаемость же здесь практически нулевая. Мы это вытащенное хозяйство везем на утилизацию. Там нам что-то платят, конечно, но этого хватает только на то, чтобы рассчитаться с грузчиками, с техником, покрыть расходы на топливо, да и то не всегда.
— Но на той барже вы, насколько я знаю, не остановились…
— Да, не остановился. После этого я вытащил еще три баржи. Но, знаете, это капля в море: под водой сейчас насчитывается 22 единицы крупных затонувших объектов. Представляете, 22!
— Несколько даже странно, что очищением занимаются энтузиасты, когда, на мой взгляд, это дело местных и федеральных властей. Почему, по вашему мнению, власть бездействует?
— Потому что невыгодно этим заниматься. Я же говорю: окупаемость нулевая. А если делать не так, как я, а проходить все инстанции, то это в такую копеечку влетит, а ни у кого, понятно, денег нет. Тем более — никто по этому поводу не обращается. Поэтому у властей есть прекрасное оправдание: нет жалоб. А если их нет, то, получается, что и делать ничего не надо. Всё очень просто.
Но на самом деле, ситуация, близкая к критической. У нас же народ оставляет под водой всё, что ни попадя. Мотоциклы, автомобили. Все это достаем. И не только. И бетонные сваи вытаскиваем. А что касается пластика — вообще туши свет. Именно пластик является наиболее опасным. Его ест рыба — вот в чём самая большая проблема, как я это вижу. Пластик частично сплавляется в моря и океаны. В океанах скопились большие острова пластикового мусора, плавучие. Их ветром гоняет туда-сюда, а рыба ест его. И новгородская тоже им питается в избытке. Так круговорот мусора в природе замыкается. Мы выбрасываем пластик, его ест рыба, потом мы едим эту рыбу. А после удивляемся: откуда онкология? Почему мы не можем победить онкологические заболевания? Ответ же очень прост: люди бросают мусор, не подозревая, что они потом будут его есть. Пищевой мусор — это еще куда ни шло, а вот что касается пластика — он же не растворяется, никуда не удаляется. И это — очень большая проблема.
— Какие вы видите способы решения? Ваш пример на кого-то может и не подействовать…
— Я стараюсь, но с одного человека — это, конечно, мало, мизер. Надо приводить в действие наши законы, чтобы они работали. Самое простое: новая система штрафов, когда сумма штрафа шла бы не в пользу государства, а, допустим, тому человеку, который сообщил об экологическом правонарушении. Потому что наше контрольно-административное управление — оно завалено работой, оно работает, но результата нет. Полиция? Но это не их сфера. Я думаю, если у них поинтересоваться, сколько было составлено штрафов за брошенный мусор, то ответ будет: ни одного.
— Это уже вопрос культуры общества по обращению с отходами, что думаете по этому поводу?
— А что тут думать? Нет ее! Ее нужно создавать. Нужно вкладываться в воспитание детей. И на это надо выделять деньги. Государство поощряет финансово рождаемость, образование, а вот что касается воспитания — об этом никто никогда не заикался. Если не заложено в детстве, что нельзя бросать мусор, то человек пронесет эту установку через всю жизнь. Тогда хоть какие бачки для раздельного мусора ставь — он не понесет туда мусор! Ему даже в голову не придет! Это огромная проблема завтрашнего дня, которую надо решать уже сегодня.
—…хотя сегодня и так проблем хватает. Вот вы упомянули 22 единицы различных потопленных посудин. Что, на ваш взгляд, с ними-то делать?
— Ну, на голом энтузиазме тут не выедешь. Надо разрабатывать государственную программу. Понимаете, у них там даже программы нет, чтобы очистить дно водоемов области, — ни на следующий год, ни на пятилетку, ни на десятилетку! Я занимаюсь теми объектами, которые на поверхности, а ведь есть те, которые очень глубоко, то есть тут надо проводить исследования, нанимать водолазов, закупать аппаратуру. Но нашим властям ничего не надо. Как правило, такие меры проводятся лишь в самых экстренных случаях. А так… никто даже пальцем не шевельнет!
— Но вас это не останавливает?
— Конечно, не останавливает. Я буду продолжать этим заниматься. Нужны, конечно, частные источники финансирования, меценаты, которым не наплевать, что творится с экологией области. Надо каким-то образом подключать Невско-ладожское управление, чтобы они писали программы, составляли проекты. Потому что финансы — они не всегда могут все решить. Вот приезжали к нам датчане, предлагали деньги на очистку воды, их это тоже сильно касается, потому что вода течет в Балтику. Но наши, конечно, отказались.
— Что побудило вас вступить в партию «Зеленые»?
— По идее, я должен был вступить в ряды «Зеленых» еще десять лет назад. Но вышло только совсем недавно. А что побудило? В партии же состоят такие же неравнодушные к экологической ситуации люди, как и я. И вместе мы сделаем гораздо больше полезного, чем по одиночке. Это, конечно, заезженная фраза, но иначе не скажешь: вместе мы — сила. И я верю, что мы сможем изменить экологическую ситуацию в Новгородской области в лучшую сторону.
— Как вы оцениваете политические перспективы партии?
— Как очень большие. Это однозначно. Я бы даже сказал, что это — необходимость. Понятно же: когда люди, радеющие за чистую природу, будут в парламенте, региональном и федеральном, то законы будут приниматься с ориентировкой на экологию. Тогда контролировать текущий экологический процесс и работать над исправлением ошибок прошлого будет куда легче, чем сейчас, когда мы, подчас, связаны по рукам и ногам.