Какой урок получил Путин в форте Брегансон

Почти все перечисленные «блюда» с кровью были, по традиции, приготовлены в Москве, но президент Франции на этот раз решил пережевывать их не только с привычным выражением «глубокой озабоченности», но и широкой открытости. Конечно, накануне встречи Макрон не мог снова не сказать о том, что его разговор с Путиным будет сочетанием «диалога и требовательности», но на этот раз доза «требовательности» сильно уменьшилась.

Макрон заявил о желании «разморозить» отношения Франции (и шире — Европы) с Москвой — и это, надо признать, первая столь откровенная попытка с печально памятного 2014 года.

На первый вопрос французской журналистки — о том, как же можно сближаться с путинской Россией, в то время как война в Украине все так же не завершена, а в Сирии все так же продолжаются бомбардировки, Путин стал рассказывать о давних и глубоких связях России с Францией и благодарить Макрона за возвращение российской делегации в ПАСЕ, выразив (в другое время) надежду на то, что такие же усилия будут предприняты и на уровне Евросоюза.

Ну, а Макрон заверил скептиков в том, что «есть темы, в которых наблюдаются подвижки — в частности, в Сирии». «Подвижкой» он назвал то, что Франция вернулась на арену в качестве активного участника разрешения сирийского кризиса. «Где была (в сирийском вопросе) Франция еще два года назад?» — задал сам себе вопрос Макрон, не углубляясь в дебри «где Франция оказалась сейчас».

«Мы сформировали small group», «и в гуманитарном плане мы стали решать гораздо больше», — только лишь уточнил Макрон, не став развивать тему, по которой сказать больше нечего: вопрос мирного урегулирования в Сирии не продвинулся ни на шаг с того момента, когда Макрон поучаствовал в т.н. «саммите четырех» (с Эрдоганом, Путиным и Меркель) осенью 2018 года в Стамбуле.

Вторую «подвижку» Макрон увидел в том, что в Украине к власти пришел президент, желающий мира.

Какая заслуга Владимира Путина в этих «подвижках», и почему под этим предлогом с ним нужно сейчас немедленно сближаться, с гуманитарной точки зрения объяснить трудно. Есть другие объяснения.

«В экономическом плане президент Путин напомнил о наших долгих отношениях, и абсолютно ясно, что здесь есть прогресс, что есть большие проекты, — сказал Макрон. — Нужно вернуть Россию в Европу… Это наш европейский интерес».

«Если бы мы позволили ситуации ухудшиться в рамках Совета Европы, какими были бы последствия?» — спросил президент Франции и снова стал повторять то, что говорил ранее: российские граждане остались бы без защиты ЕСПЧ.

А защита ЕСПЧ им нужна от судебной системы, которая была построена за 20 лет правления кого? Макрон и эту тему развивать не стал, а Владимир Путин ему не помог, просто сидел с непроницаемым лицом и смотрел в сторону.

«Все те, кто говорят, что это (сближение) не даст ничего, не оценивают тот факт, что если мы позволим всему идти в этом направлении, мы подтолкнем такую великую державу как Россия либо к изоляции, либо к привилегированному диалогу с Китаем, либо к новой геополитике, которая будет не в наших интересах, -- сказал президент Франции, но быстро поправился: «которая будет еще меньше в наших интересах». Потому что трудно ведь признать, что политика Кремля с 2014 года принесла Европе хоть что-то хорошее.

Потом французский президент пустился в объяснения, что в России есть либерализм, только особый. Это было своеобразное продолжение июльского разговора с Владимиром Путиным на саммите «Большой двадцатки» в Осаке. Макрон тогда решил ответить на критику, которой Путин подверг «либерализм» в статье для Financial Times. «Либеральные демократии еще могут многое сделать и принести», — говорил Макрон и слова его сопровождались широчайшей улыбкой российского суверена.

Таким довольным Владимира Путина на международной арене после 2014 года лично я видел только один раз: когда он на саммите G-20 в ноябре 2018-го «давал краба» (попавшему в «неприятную историю» после чудовищного убийства журналиста Хашогги) саудовскому принцу бен Салману.

«Это не единственная модель, но это также модель, которая живет и имеет свою силу, и я думаю, что в диалоге между либеральными демократиями, и теми, которые могут в меньшей степени претендовать на это звание, можно многое построить», — закончил тогда свою мысль Макрон под не сходившую с лица Путина улыбку.

И вот строительство, судя по всему, началось в форте Брегансон.

После пресс-конференции обсудить вместе с президентами вопросы строительства остались по шесть человек с каждой стороны, включая министров иностранных дел Сергея Лаврова и Жан-Ива Ле Дриана, а также послов Алексея Мешкова и Сильви Бергманн.

В это время Елисейский дворец сообщал: «Расширенные переговоры с министрами и советниками продлятся минут двадцать, а затем два президента прогуляются по форту, сделают небольшую паузу в бельведере, чтобы затем перейти к разговору тет-а-тет. После этого в саду перед домиком гостей состоится ужин. Повар Елисейского дворца Гийом Гомез уже на месте».

Остается верить в то, что президент Макрон действительно знает, какую кашу заваривает. Пару дней назад на праздновании 75-летия высадки в Провансе он в очередной раз пообщался с экс-президентом Саркози (по совместительству — «большим другом» В. Путина), с которым в последнее время тоже поддерживает демонстративно теплые отношения. Так уж совпало, что теперь и некоторые франко-российские начинания, прекращенные после того, как Саркози потерял власть, будут возобновлены.

Уже в сентябре в Москве намечена встреча в т.н. «формате «2+2» с участием министров иностранных дел и обороны России и Франции. Говорят и о возможной поездке Макрона в Сочи. Кроме того, президент Франции принял приглашение приехать в Москву 9 мая 2020-го на юбилей Победы.

Владимир Путин, безусловно, должен был в полной мере оценить твердость и последовательность «западных партнеров».

Макрон принял Путина за несколько дней до саммита «Большой семерки», который пройдет в Биаррице с 24 по 26 августа. Дата приема российского президента, конечно, была выбрана не случайно.

Во-первых, для сближения используется два удобных предлога: Франция председательствует и в Совете Европы, и в «Большой семерке».

«Мы не застрахованы от новых кризисов, но саммит в Брегансоне может стать поворотным», -- выразил надежду источник журнала Les Echos во французском посольстве в Москве.

В любом случае Макрону прямо перед саммитом G7 достанется роль эксклюзивного переговорщика с одним из главных возмутителей мирового спокойствия (который, к тому же, имеет особый «выход» на других возмутителей спокойствия — из Ирана; и даже если Макрон не верит в способность Москвы влиять на Тегеран, для французского президента обсуждение иранской проблемы с Путиным – еще один способ показать «фигу» Дональду Трампу, возмущавшемуся активностью французской дипломатии в этом вопросе).

Во-вторых, принимая Путина накануне саммита G7, Макрон совсем уж четко заявляет о готовности содействовать возвращению России в «Большую восьмерку» — в обмен на одно-единственное условие.

Макрон озвучил его еще в июне прошлого года перед саммитом G7 в Квебеке: «Россия — великая европейская держава. Мы должны работать вместе.

С тех пор «зеленые человечки» и прочие ополченцы продолжали махать мечом в Украине. И всего несколько дней назад, 7 августа 2019-го, Елисейский дворец отчитывался о телефонных переговорах Эмманюэля Макрона с Владимиром Зеленским, в ходе которых французский президент «выразил соболезнования и солидарность с украинским народом и семьями четырех погибших» на Донбассе украинских солдат.

Президент Франции «приветствовал дух конструктивности и согласия, с которым действует украинский президент», чтобы добиться мира на Донбассе и пообещал, что вопрос саммита в нормандском формате (о скорейшем созыве которого просил Зеленский) «будет на повестке дня во время переговоров» с Путиным 19 августа в форте Брегансон.

В составе российской делегации, помимо перечисленных выше господ прибыли пресс-секретарь Дмитрий Песков, директор первого европейского департамента МИД РФ Парамонов, замруководителя управления по внешней политике администрации президента Агафонов, помощник президента РФ Юрий Ушаков.

Путин приехал не с пустыми руками – 15 августа из российской тюрьмы под домашний арест отпустили французского бизнесмена Филиппа Дельпаля, сидевшего с февраля.

«Вот непосредственно перед визитом такое решение суда [было принято]», — сказал помощник президента РФ.

То есть, выходит, прямо перед визитом мы получили еще одно подтверждение избитой истины о «независимости правосудия в России».

К слову, о встрече с Путиным в форте Брегансон Эмманюэль Макрон объявил вечером 27 июля – когда все французские СМИ уже рассказали о массовых репрессиях против мирных демонстрантов в Москве. Потом, правда, МИД Франции «выразил глубокую озабоченность», призвал российские власти освободить всех задержанных и не забывать про обязательства, взятые Россией в качестве члена ОБСЕ и Совета Европы.

Полноправное членство в Парламентской ассамблее Совета Европы было возвращено России при активном участии французской дипломатии и лично Макрона, и Путин теперь прилюдно и лично поблагодарил его за помощь.

Тем не менее, именно ответы на вопрос о репрессиях против протестующих в Москве и стали самыми острыми на этой встрече. Вопрос (в паре с другим – о взрыве на полигоне в Нёноксе) задала журналистка BFMTV Элиза Бертоломе.

Путин сначала ответил, что в Нёноксе не случилось ничего страшного (если говорить о радиационной угрозе), а погибшие при взрыве люди — это трудившиеся на благо Родины герои, которые будут награждены государственными наградами.

На второй вопрос многократный президент РФ ответил так: непонятно, против чего эти люди протестуют, ведь на прошлые московские выборы не допустили сто с лишним человек, а на эти всего – пятьдесят с лишним, да и сделано это было только потому, что избирательная комиссия нашла фальсификации в подписях; да и вообще, если эти граждане были чем-то недовольны, то пусть бы шли в суд (а потом, наверное, и в ЕСПЧ, ведь Макрон сохранил им такую возможность  – прим. Ю.С.), а не устраивали «беспорядки» на улицах.

Затем Путин тактично напомнил, что во Франции за время протестов «желтых жилетов» «погибло 11 человек», «ранения получили две с половиной тысячи, в том числе две тысячи сотрудников правопорядка», и сказал, что не хочет такого в России.

Но Макрон подробно возразил дорогому гостю:

-- …Что важно. Когда мы по собственной суверенной воле подписываемся под соглашениями, мы их соблюдаем. И у нас, у России, как и у Франции, есть международные соглашения, которые мы вместе приняли, и в которых обговаривается, что свобода слова, свобода выражения мнений, свобода манифестаций, свобода выставить свою кандидатуру на выборах должны соблюдаться в наших демократиях (либеральных или в тех, которые «могут в меньшей степени претендовать на это звание»? — прим. Ю.С.)…

Президент (Путин) напомнил о том, что во Франции были манифестации, которые приводили к насилию. Некоторые манифестанты порой получали тяжелые ранения. Полицейские получали тяжелые ранения. (…) В то же время (…) во Франции свобода протестов всегда была под защитой. (…) И во Франции (…) те, кто участвовали в манифестациях, свободно участвовали и в выборах. Те, кто называют себя «желтыми жилетами», были представлены на выборах в Европарламент. Они пойдут и на муниципальные выборы, и очень хорошо. Я хочу, чтобы они свободно выражали свое мнение на выборах, потому что это снижает конфликтность. Мы находимся в стране, где люди могут высказываться свободно, протестовать свободно (…), нельзя только мириться с тем, чтобы они громили и нарушали общественный порядок, так как это мешает свободе других…

В завершение Макрон снова косвенно напомнил о том, что ведь не просто так помогал России по вопросу ПАСЕ.

— Как (граждане страны) члена Совета Европы (…), могут ли люди, уважая общественный порядок, протестовать, выражать свое мнение и участвовать в выборах?» — спросил президент Франции понятно у кого.

—  Я хотел бы добавить, — тихо сказал после этого Путин. — Мы именно так и делаем. У нас дважды – и в июне и в августе -- были проведены массовые мероприятия, (…) они были заявлены и санкционированы властями….

И вот эта фраза «массовые мероприятия, санкционированные властями» прекрасно говорит о разнице между Францией, где для проведения митинга нужно только уведомить местного префекта полиции (а даже если не уведомишь, отделаешься, в худшем случае штрафом), и путинской Россией, где за участие в мирном митинге отправляют в тюрьму на годы.

Причина, вероятно, и во всеядном макроновском «прагматизме», и в том, что молодой президент Франции фактически объявил, что хочет построить — ни много ни мало — новый «голлизм», с независимой (от США, с их-то Дональдом Трампом) французской политикой, опирающейся не только на Атлантику, но и на Россию. Сам упомянул на этой встрече произнесенную де Голлем фразу про Европу «от Атлантики до Урала» (вариант: от «Лиссабона до Владивостока»).

И эта формулировка про Европу, и пугалки про то, что «Россия уйдет к Китаю» повторялись российскими пропагандистами, приезжавшими во Францию (а также их коллегами с французскими паспортами) — с 2014 года.

Это были коронные номера их программы. И вот теперь их повестку переняли на самом высоком французском уровне.

Понятно, что вдалеке от Атлантики и вблизи от Урала сажают невиновных людей и незаконно удерживают власть, но что уж тут поделать, если в этой стране такие порядки. Надо сотрудничать, надо посредничать, цитируя при этом Достоевского и других русских классиков и вспоминая о «загадочной русской душе».

Вскоре после «посредничества» Саркози (по «грузинскому вопросу») началась война на Донбассе, дай-то бог, чтобы посредничество Макрона завершилось как-то более мирно.

Президент Франции сказал, что надеется на встречу в нормандском формате в ближайшие недели. Тоже — дай-то бог, хотя я на всякий случай напомню, что он говорил такие же слова еще летом-2017, как только пришел к власти. И его предшественник Олланд делал то же самое.

Дождемся осени-2019. А пока в форте Брегансон – праздник потепления. А над фортом – абсолютно ясное, мирное небо.