США сносят собственный фундамент
В официозной литовской газете «Республика» вышла серия статей о том, что Калининградская область, в сущности, принадлежит Литве. Что там жили родственники литовцев пруссы, которые затем слились с немцами и понастроили много культурных жемчужин. Что эти жемчужины варварски разрушили русские в 1945-м, изничтожив и изгнав пруссаков. И что теперь «вызовом для Литвы и всей Европы» является изгнание из области агрессивной российской армии и переформатирование нынешних ее жителей в литовцев.
Одновременно на другой половине глобуса — в городе Лос-Анджелесе — произошло эпохальное событие. Решением городских властей со своего места в Гранд-парке был снят и увезен с глаз долой символ геноцида и угнетения коренных американцев — статуя Христофора Колумба. Снос был проведен при стечении народа, активистов в индейских нарядах и участии членов городского совета. Ранее День Колумба был заменен в американском мегаполисе на День Исконных Жителей.
Внимание, вопрос. Почему призывы к восстановлению исторической справедливости в России и Америке сегодня имеют столь различный эффект?
Тут вот в чем вся штука. В нашей стране сегодня жанр «платить и каяться» — почти не имеет аудитории. Это лет тридцать назад, перед самым крахом СССР, он действовал убойно — в первую очередь на неокрепшую психику интеллигенции. Данная прослойка позднесоветского общества, выросшая под гнетом и одновременно на содержании у государства, сочетала в себе необъятную наивность с необъятной же властью над умами. И поэтому истории об угнетаемых веками прибалтах, кавказцах и среднеазиатах принимались ею безоговорочно, а затем с надрывом пересказывались обычным гражданам через СМИ. Призывы каяться перед порабощенными народами были повсеместны, а чувство вины перед носителями уникальных культур, подвергнутых русификации, индустриализации и центральному отоплению, — было просто приличным.
Время многое исправило. Во-первых, многие интеллигенты, провалившись из искусственного мира советских учреждений в угарный реализм 90-х, стали смотреть на мир иначе. Во-вторых, из освободившихся союзных республик начали прибывать русские: лишенные прав, жилья, имущества, — а иногда покалеченные и потерявшие родных. Этих никем не воспетых беженцев были миллионы, и они тоже кое-что подправили в российской картине мира.
Заметим, кстати, что «обработка империи комплексом вины» вполне в открытую поддерживалась из-за рубежа. И участвовали в ней не только заграничные диаспоры, но и серьезные институты — по самое USAID. И как только их отстранили от управления российским информационным пространством, — напор покаяний резко ослабел.
Как ни парадоксально прозвучит, но именно резкость и катастрофичность советского краха в известном смысле спасли Россию. Наиболее толерантные к «вирусному маркетингу» покаяния группы общества или просто не пережили катастрофы, или растеряли все свое влияние, или избавились от иллюзий. Уничтожение российской мощи было слишком открытым и поспешным, слишком радостным и безжалостным. И поэтому вместо того, чтобы постепенно перевоспитаться в «нацию вечных виновных», Россия быстро эволюционировала в нацию униженную и восставшую.
А вот собирательному Западу — и Америке в частности — повезло меньше. Прочищающей мозги катастрофы с ней не случилось. Общественные тенденции и инструменты, обрушившие СССР, продолжали мирно эволюционировать в университетских кампусах. Оттуда они растекались по СМИ, по корпорациям, по общественным и государственным структурам.
Тут важно помнить, что титаны холодной войны, внесшие неоценимый вклад в идеологическую победу над «коммунистическим блоком», были одновременно и звездами американских университетов. Джин Шарп, консультировавший прибалтийских национал-демократов перед развалом Советского Союза, не самоуничтожился вместе с ним, а продолжил воспитывать профессионалов разрушения и пропаганды.
А дальше случился переломный момент. Против выкованного в холодной войне нового миропорядка внезапно восстала половина Америки, избравшая себе президентом «националиста» Трампа. И в этот момент США сами стали законной добычей собственных профессиональных революционеров и собственных мастеров обрушения империй.
И поэтому мы десятками читаем в передовых СМИ Америки инструкции о том, как именно нужно применять чудовищное оружие — того же Шарпа — против собственных соотечественников.
И поэтому мы видим у них парад их собственных угнетенных «прибалтов» — черных, красных и, разумеется, радужных, — засыпающих американских интеллектуалов бомбами с вирусным чувством вины. И американские интеллектуалы — по-своему почти такие же эльфы, как советские интеллигенты, — как видим, массово инфицируются. И сами охотно присоединяются к торжественным сносам памятников, не понимая, что сносят, по большому счету, собственный фундамент.
Виктор Мараховский