Тюремные университеты: сколько денег стоила незаконная встреча с любимой
Перед отправкой в суд меня обследовал местный врач.
Бывает, сойдутся какие-то мелкие события в одном месте и времени, и ты понимаешь, что это не случайность и не совпадение — это знак. Что-то должно произойти.
Сегодня я собрался быстро. Из всей еды: яблоко, конфета и пачка галет из сухпайка. В суде не до еды.
Перед отправкой меня обследовал местный врач. Когда конвоиры автозаков видят мой фингал, они требуют документы, подтверждающие, что таким меня и взяли. Эдакий акт приема-передачи бракованного товара.
Автозак на этот раз попался старинный, смахивал на автобус Жеглова и Шарапова. Из соседей был какой-то бородач. В Мосгорсуде нас с ним скрепили одними наручниками и отвели в подвалы камер ожидания. Плотно сбитый сорокалетний мужчина с аккуратной бородкой держал под мышкой черную кожаную папку и для этих мест выглядел очень респектабельно Рассадили нас по разным каморкам.
Как обычно, я принялся читать исписанные дверь и стены. На них пишут что-то типа «Вася Обломов, 6 лет строгого, ст. 222, ст. 161» или «Судья Мокрухина — сука продажная!». Читаешь чужие сроки, примеряешь к себе, ежишься. Однако сегодня на стене я увидел две огромные молнии. Это был первый знак.
Через «Мосгорштамп» проходит немало скинов, и к свастикам, коловратам или молниям я привык. И все же сейчас я был уверен, что этот символ был здесь неспроста. Вдруг на скамье я увидел надпись «Леха Карташов — стукач!».
С этим толстяком, что целыми днями мечтал о доме и мерседесе, я сидел почти три месяца. В свободное от еды и фантазий время он старательно подталкивал сокамерников к откровенным разговорам. Уже после того как нас раскидали, я не раз слышал от соседей жалобы на подозрительного толстяка. Но увидеть его фамилию здесь и сейчас?! Вот так совпадение!
Я стал оглядываться в поисках других интересных надписей. И уже не удивился, когда увидел на двери название маленького, затерянного в Белоруссии городка из своего детства. Калинковичи! Первый класс, малина в огороде, дедушкина «Волга»… Какая-то фантастика! Мелкий населенный пункт Гомельской области, и вот он здесь.
В полуметре над Калинковичами шариковой ручкой было выведено: «Вася. Железнодорожный». Именно в Железнодорожном прямо сейчас меня ждут мои любимые, оттуда меня и привезли в наручниках в «Лефортово». Пятница тринадцатое, что ты мне готовишь? Я замер.
Дверь открылась, и нас с бородачом повели в ожидающий автозак. Когда познакомились, я обалдел. Сосед оказался бывшим сотрудником. Странно, по правилам перевозки «бесов» такого быть не должно.
Разговорившись с соседом, я узнал, что еду аж с полковником ФСБ! Четверть века отдал службе Родине, а теперь сидит внутри автозака.
Разговор быстро перешел на тему политики. Конечно, «фэйс» был обижен на Систему. Он рассказывал, что в Конторе идут чистки, что тех, кто не желает писать рапорт добровольно, вынуждают и даже подставляют. Якобы убирают последних профессионалов, заменяя их молодыми, тупыми, но послушными и преданными. Я вспоминал розовощекого следователя, что так криво состряпал мое дело, и верил своему попутчику.
— Послушайте, но ведь без профессиональных спецслужб нынешний режим обречен! — воскликнул я. — Кто будет бороться с террором на Кавказе?
— Так уже почти никого и не осталось, — с сожалением ответил бывший сотрудник. — На Кавказе реально работают единицы профи. Только то, что Чечню деньгами заливают, пока и сдерживает ее. На тот же Дагестан денег уже не хватает, а потому там сейчас идет настоящая партизанская война. По телику- то далеко не всё показывают. А режим, как ты говоришь, продержится на лояльных дуболомах. Террористов по лесам будут ловить другие террористы, перекупленные и, пока есть деньги, тоже лояльные. Других же, кто с режимом не согласен, будут сажать и держать в страхе. Эти методы отработаны, уж поверь мне. Но как бы ни было, мы-то с тобой по разные стороны баррикады.
Я посмотрел ему в глаза и усмехнулся:
— Вообще-то мы сейчас едем в одном автозаке.
— И то правда, — задумчиво ответил он.
День стал просто чудесен, когда возле судебного зала я увидел свою любимую красотку. Она не растерялась, подбежала и, не обращая внимания на протесты конвоиров, прижалась ко мне губами. Мое сердце чуть не проломило грудь. Аромат и вкус Любимой помутили разум, и это перед важным заседанием! Милая, ты сводишь меня с ума, аккуратнее!
На раскаяние очередного лжесвидетеля я уже не надеялся. Мы с адвокатом приложили максимум усилий, но работница бухгалтерии заладила одно и то же: «Не помню». И все тот же страх посмотреть в мою сторону. После сотого «не помню», я громко спросил бухгалтера:
— Елена Юрьевна, вы православная?
Она удивленно посмотрела на меня. Ответить не успела, судья сняла вопрос.
— Вы помните библейскую заповедь о лжесвидетельстве?
Она помрачнела, но снова промолчала. Ее правда спасла бы меня. Но в ней жил страх, а теперь еще и грех лжесвидетельства. Судья снова отклонила мой вопрос.
— Я ничего не знаю, — выдавил свидетель.
Я махнул рукой и сел.
В зал зашел грустный старик. Он долго рассказывал о своем сыне — ВИЧ-инфицированном наркомане, недавно убитом собственной женой. В конце речи дед выдал:
— Я очень жалею, что у меня был такой сын-неудачник. Он никогда и ничем меня не радовал. И будь он хотя бы вот этим жуликом, — с этими словами дед кивнул в мою сторону, — я был бы счастлив.
Так я стал жуликом. Судья поторопилась отправить деда домой.
После судебного заседания меня отконвоировали обратно в подвал. Там-то я и понял, к чему сегодня было так много знаков.
Я не раз слышал, что с конвойными можно договориться о свидании в камере ожидания, но не верил в эту фантастическую возможность. В автозаках попутчики рассказывали о нелегальных встречах с подельниками, подругами и даже проститутками. Я им не верил. Обитатели «Лефортово» о подобном и не мечтают.
Когда я стал ездить в суд, то заводить разговор с конвойными о незаконных свиданиях не рисковал. И вдруг один из конвоиров, что видел, как я целуюсь с женой, сам предложил мне с ней увидеться. Камера ожидания — маленький провонявший горем бетонный мешок — не самое романтичное место, но за пять минут общения с Любимой я бы отдал многое. Конвоир много не хотел, озвучил пятнадцать тысяч за десять минут. И пообещал, что если жена еще не ушла, то он найдет ее и предложит встречу.
Так вот ради чего был сегодняшний день!
Обратно я ехал в до предела набитом автозаке, но от пережитого не замечал ни тесноты, ни курева, ни орущих кавказцев.
Знаки сработали. Я был счастлив!