Точка повтора. Две десятилетние войны: как это было

20.06.2023 02:50

D3.ru

Могу путать детали, но твердо помню суть.

Конфликт на Кавказе, на территории Чечни и соседних территорий начался задолго до того, как вся страна услышала о нем. Конфликт этот длился годы. Там бодались две силы — сепаратистская и промосковская. Русские уже на территории Чечни работали в качестве «ихтамнетов»: сейчас об этом мало кто помнит. «Северяне» даже помогали брать Грозный прорусским чеченским отрядам, но не вышло.

Это все было еще до большой войны.

Потом Ельцин объявил большую войну, потому что промосковскую чеченскую партию добивали.

Я помню, что война была в целом чуждой нашей стране.

Страна совсем недавно так много территорий раздала за так, что и понять не могла: а эти еще нам зачем? Какие еще ичкерийцы? Забор! Надо забор там поставить и все!

Вскоре, как обычно у нас бывает, война накрутила вокруг себя муть: начались нескончаемые малые перемирия, закрутились кругами над нашими военными делами «березовские» и «кохи»; и пошло–поехало.

Фразу: «У нас отняли победу», — слышал я в чеченские свои командировки от генералов–федералов не раз и не два. Такой был постоянный припев в разговорах.

На Западе тогда понемногу разгоралось примерно то же самое, что и сегодня: прогрессивный мир желал победы борцам против русского империализма. Но по–настоящему горячему накалу страстей мешала сама фигура президента Бориса Ельцина. Ну как выставлять империалистическим монстром и тираном комическую мумию, развалившую Союз? Он сдал все, что только возможно — из него никак не лепилось нужное Западу зло.

Страна же, подавляющая ее часть, по–прежнему воспринимала происходящее, как очередную ельцинскую дурость и не болела ни за кого. Война была «непопулярна». Какая, Боже мой, нелепость — словно война это очередная Олимпиада.

…потом был Хасавюрт; и был получивший на этом предательстве электоральную популярность генерал Александр Лебедь, заключивший бессмысленный и глупый мир, не стоящий ни рубля.

Это случилось в августе 1996–го.

Хотя, казалось бы, какое перемирие после теракта 1995 года в Буденновске? Того самого, под руководством Шамиля Басаева — когда в заложники взяли детей! Когда 129 человек погибли —и дети из них большинство!

Какой? К чертям? Мир?

С кем мир?!

И теперь этот Басаев становился легитимным военным управленцем высшего звена на территории, которую мы сдали!

Нами просто вытерли стол переговоров. И пол под столом — тоже вытерли нами.

Время катастрофического цинизма.

Мы съедали тогда все это. Большинство принимало все это, как ни в чем не бывало.

Интеллигенция, как обычно, была вяло «за мир». Мира вкрадчиво желал все тот же Борис Гребенщиков. Бард Окуджава даже говорил, что Басаеву памятник поставят. Так сильно Булату Окуджаве нравилось басаевское свободолюбие. Что теперь Окуджава делает в наших школьных учебниках — вопрос открытый.

Однако и миротворчество интеллигенции смирял все тот же фактор: фигура Ельцина. Интеллигенция боготворила его и во весь рост восстать против него не смела: он же дал ей все — театры, стадионы, эфиры, каналы.

Интеллигенция решила: надо просто подождать, и он образумится. Вон Борис Немцов уже привез Ельцину миллион голосов нижегородцев за «остановку войны».

К тому же, медийно–эстрадный спрут к тому времени еще не обожрался баблом до степеней гомерических, и элементарно не имел такого количества недвижимости за рубежом. Им нечего было терять из–за этих войн и перемирий. Запад на них никак не давил, потому что не было на что давить.

Они были не слишком рады войне, петь туда в основном не поехали; не слишком голосили против; а перемирия в основном не заметили. Ну, что–то там подписали, и ладно.

И весь народ туда же: люди только перекрестились — слава Богу, все кончилось, спасибо Лебедю.

Чего «спасибо», за что?!

За любое легкомыслие — в том числе общенародное — приходит расплата, и она пришла.

Свободная Ичкерия все годы подаренной ей независимости вооружалась, вела успешные международные переговоры со всеми подряд, была изнежена и обожаема Европой, и еще особым классом российских людей, именовавшихся «правозащитниками», которых, как мы помним, интересовали права только нерусских граждан.

Нападения на российские посты и пленения наших военных и гражданских с целью обмена или продажи в рабство не прекращались со стороны Ичкерии ни на месяц.

Эта соседняя территория раздула свое самомнение несказанно, искренне веря, что будет «давить русню» всюду, куда ни двинется; при первом их появлении вспыхнет мусульманский Татарстан — и Эрефия вовсе осыплется.

Этот вариант тогда всерьез рассматривали политологи на Западе.

Сепаратисты тем временем повышали ставки.

Во Владикавказе 19 марта 1999 года произошел теракт — взрыв на рынке, в результате которого погибло 52 человека. Делали они это из перезревшей борзости: чтоб русские помнили, кто тут хозяин.

Увенчалось все происходящее тем, что 2 августа 1999 года войска Басаева и Хаттаба (был такой известный международный деятель, мечтавший о ваххабитском царстве) ворвались в Дагестан. И 26 августа неизбежно началась ответная российская операция, получившая затем название «вторая чеченская».

В ответ по стране пошел вал терактов.

Взрыв на Манежной в Москве 31 августа — 40 человек получили ранения, 1 женщина погибла.

Теракт на Каширском шоссе 13 сентября, когда обрушился дом и 124 жильца погибли.

Дальше мы даже не станем перечислять: непрестанно взрывались дома, рынки, магазины, захватывались театры посреди Москвы, чего только не происходило в течение нескольких лет подряд.

Но вот чудо!

Вернувшись со второй «чеченской» я с некоторым даже восторгом обнаружил, что московские медийные, мажорные мальчики и девочки… все равно болеют против русских и ненавидит молодого тирана.

Выехав на Запад, я с не меньшим горестным восторгом обнаружил, что там не запомнили вообще никаких терактов, но озабочены лишь одним: как бы еще наказать Россию, чтоб она оставила в покое непокорных, но таких прекрасных борцов за свободу. Они напрочь забыли, что именно это в 1996 году Россия и сделала. И благодарности не получила!

…Мнение Запада и московских медийных мажоров, впрочем, не волновало такую общность как народ — которая тогда уже, странным образом, сложилась.

Народ и, это важно, оценил лучших его художников — в лице, например, режиссера Алексея Балабанова, который в 1997 году снял культовый «Брат» (где народный герой Данила Багров пришел, напомню, с чеченской), в 2000 — продолжение с тем же героем, и уже с явным имперским и милитаристским пафосом, а в 2002 году еще и совершенно прорусскую и антитеррористическую «Войну», где снова снялся не только главный герой «Брата» Сергей Бодров (в роли русского офицера), но и, что характерно, Ингеборга Дапкунайте.

Действия фильма разворачивались на территории Чечни, по которой бродили туда–сюда банды, торговавшие пленными любых народов и стран.

Даже весомой вменяемой части прогрессивной интеллигенции после непрестанной серии чудовищных терактов стало в целом все ясно. В страну пришла беда! Ее надо выжигать.

Общественный консенсус по этому поводу сложился более чем полноценный. Все были за то, что надо давить до самого финала. Ну, за исключением упомянутых юношей из дюжины глянцевых журналов, Савика Шустера и Евгения Киселева, обитавших тогда в России, основного состава «Новой газеты» и радио «Эхо Москвы».

Окуджава к тому времени уже умер, а Гребенщиков благоразумно помалкивал.

Не сговариваясь большинство российских СМИ сами перестроились на «рельсы войны» — топили за армию и победу над террористами.

Победа стала делом общенародным, ибо несколько лет террора достали всех.

Я помню это чувство, я не забыл его.

Я помню, что в почти любой компании, где бы я не оказывался, едва я объявлял, что я — «оттуда» — мне тут же жали руки, сажали за стол.

Я помню, что, когда с бэкграундом «двух чеченских» пришел в литературу — литературный истеблишмент, хоть и с приглядкой, принял меня, ничего не предъявляя — но, скорей, явив сдержанное уважение: «Да, действия нашего варварского государства мы, может, и не разделяем, но парень интересный и тоже, в конце концов, делом занимался; так что, пусть в книгах расскажет, как там все было».

…И вот теперь, 20 лет спустя, озираясь вокруг, я вижу, знаете, что?

Я вижу, что мы, российское общество и его институции, из ощущения первой «чеченской», из 1995–го, из 1996–го, никак окончательно не переползем во «вторую» — в 2001–й, в 2002–й, в 2003–й годы.

Балабанова не видно ни одного, а «окуджав» навылезало — не счесть. Три четверти российских федеральных и региональных СМИ живут в основном вне СВО, считая, что это дело Владимира Соловьева и Ольги Скабеевой, а у них — своя повестка.

Березовского, Коха и Лебедя нет, но все равно чувствуется их запах, как в 1996 году.

Между прочим, в 2001 году этот запах исчез как фактор.

Ощущение нынче болезненное: кажется, если хоть немного приоткроют форточку, хор «пораженцев» в мильен голосов перекричит все путинское большинство, все 75%, или сколько там реального актива. И этот хор «пораженцев» сделает, как им надо.

А мы знаем, как им надо. Как у знатного генерала Лебедя — вот так.

Все, что мы можем в этой ситуации — попросить мироздание, чтоб мы учились сами на своих ошибках.

Чтоб нас не учили как в прошлый раз самыми зверскими методами простой истине: если бьют твоих — это означает ровно то, что означает: бьют твоих.

И если ты за них не вступился — завтра прилетит тебе.

Тебе прилетит.

Тебе.

Прямо в окно.