Трагедия Мценского пути. Как несчастный случай под Орлом вошел в литературу

Кто связал Орловщину с литературным произведением, рассказал Леонид Паноянов, краевед.

Больше 130 лет назад на железной дороге, возле Мценского уезда Орловской области, произошла страшная авария. Трагедия настолько впечатлила известного писателя, гостившего в те времена в имении Спасское–Лутовиново, что нашла отражение в его рассказе.

В одном из произведений писателя Всеволода Гаршина железнодорожный сторож Семён Иванов обнаружил развороченные рельсы, а между тем с минуты на минуту по этому участку должен пройти пассажирский поезд.

От предстоящей катастрофы у Семёна перехватило дыхание, и тогда он, чтобы предупредить машиниста о смертельной опасности, полоснул ножом левую руку повыше локтя, обагрил кровью белый платок, навязал его на палку и встал с этим флагом на шпалы. Машинист сумел вовремя остановить состав, и трагедия была предотвращена.

Такой концовки пожелал писатель в художественном вымысле, но, к сожалению, не так всё сложилось в реальной действительности.

Да, было сильное повреждение железнодорожного пути у деревни Кукуевка Мценского уезда, что в километре от станции Бастыево. Был мчащийся в ночи пассажирский поезд. И был писатель Всеволод Гаршин, но, увы, не было Семёна Иванова.

В этот год последние дни июля были отмечены беспрестанными дождями. В ночь на 29 число в природе вообще творилось что–то жуткое. На землю обрушился страшной силы ливень со шквальным ураганом.

В районе деревни Кукуевка железная дорога проходила по высокой крутой насыпи, окружённой болотистой трясиной. Место это считалось у машинистов одним из опаснейших на всей Московско–Курской железной дороге. В результате многочисленных дождей железнодорожная насыпь, основательно пропитавшись влагой, стала оседать, положение усугубил небывалый ливень.

В два часа 32 минуты ночи в сторону Москвы проследовал Курский поезд № 4, чудом миновавший опасное место. Но во время движения под его последним вагоном одна из секций полотна осела, выдрав костыли и разорвав на стыках целостность рельсов.

В это время ему навстречу мчался встречный московский почтово–пассажирский поезд № 3. Около Черни составы разминулись. И московский экспресс на приличной скорости устремился вперёд.

Безмятежно спали в удобных вагонах пассажиры первого и второго классов. В битком набитых вагонах третьего класса простой люд сквозь дрёму обменивался ничего не значащими фразами, коротая время. Некоторые пассажиры готовились к выходу во Мценске. И никто не мог предположить, что ожидает их через считанные минуты. А до рокового повреждения оставался километр. Подъехав к опасному участку, паровоз на полном ходу врезался передом в рельсовый обруб, замер и с грохотом перевернулся, сдёргивая с полотна, как спичечные коробки вагоны, переворачивающиеся с лязгом и скрежетом.

Воздух наполнил треск рвущихся соединений, звон битого стекла, глухие удары внутри состава. Летели сорванные двери, куски обшивки, из смятых вагонов ручьями лилась кровь. У почтового вагона, по счёту четвёртого от конца, оборвалась сцепка, и благодаря этому некоторые сдёрнутые с рельсов накренившиеся вагоны всё–таки остались стоять на путях.

Из них, с зажжёнными фонарями, начали выпрыгивать люди, от увиденного некоторые падали в обморок. Страшное зрелище являла открывшаяся взору панорама катастрофы: бесформенные останки смятых, покорёженных десяти вагонов, склоны холма усеяны телами, копошатся, стараясь подняться с переломами рук и ног, стонущие люди.

По первоначальным подсчётам, насчитывалось более пятидесяти убитых, до восьмидесяти тяжелораненых, изувеченных до такой степени, что выживание их виделось весьма проблематичным.

Весть о катастрофе до Мценска и Черни дошла только спустя несколько часов. Лишь к утру прибыли тульские и орловские врачи. К рассвету о страшном происшествии узнали в соседних деревнях и сёлах. К месту трагедии стали собираться люди: одни – искренне желающие помочь, другие – просто любопытствующие зеваки.

Писатель Всеволод Михайлович Гаршин, гостивший летом 1882 года в тургеневской усадьбе Спасское–Лутовиново, плохо провёл ночь. Бушевавшая гроза с оглушительными громовыми раскатами возбуждала, лишая сна. С первыми лучами солнца он решил освежиться, пройдясь по парку и искупавшись в пруду. Выйдя на крыльцо, к удивлению своему, Всеволод увидел странное оживление. Несмотря на раннюю пору, суетились дворовые и по приказу управляющего запрягали лошадей.

– У Кукуевки поезд перевернулся, едем на кручину, – пояснили они писателю.

Всеволод Михайлович решил отправиться вместе со всеми, и через полчаса они уже приехали к разъезду. К этому времени все подходы были запружены толпами народа. Орудовали ломами и подъёмниками рабочие, разбирая груды металла. Санитары вытаскивали из–под обломков трупы. Рыдали прибывшие родственники погибших. Гаршин смотрел на происходящее остановившимся взглядом. Мертвенная бледность покрыла его лицо. Вдруг он одной рукой закрыл глаза, будто отгородившись от кошмарного видения, а другой замахал в воздухе «Нет, нет. Назад!» – бессвязно забормотал он. Тело забилось в конвульсиях. Оказавшийся рядом крестьянин позвал на помощь

– Барин помирает!

Всеволоду дали бром. Дрожащего, продолжающего что–то невнятно бормотать, его усадили в телегу и в сопровождении дворовых людей спешно отправили в Спасско–Лутовиновскую усадьбу. Нервный срыв длился несколько недель. Мало–мальски окрепнув, Всеволод Михайлович вернулся к писательству. Разложив перед собой листы, обмакнув перо в чернильницу, он убористым почерком вывел первую фразу: «Семён Иванов служил сторожем на железной дороге...» Строка за строкой ложилась на бумагу. Так зарождался рассказ «Сигнал».