Новости за 14.11.2017

Уже 5 дней продолжается перестрелка в Москве. Пальба из орудий и ружейная днем и ночью… Все это — очень близко от нас… Вчера получил хлеба на человека ⅛ фунта. 3-й день — ¼. Сегодня вовсе не получил хлеба: дворник отказался идти в Комиссариат и возобновить карточки… Вдоль Никитской все время шальная пальба ружейная… Вчера горел громадный дом № 6 на Тверском бульваре… И никто не тушил.

Никого я по-настоящему не люблю. Только мамочку люблю, и только думая о ней, я понимаю, что такое любовь. Я могу всем завидовать (и завидую), кроме мамочки. Неудачи других (даже друзей) большею частью мне доставляют удовлетворение. Радость других (даже друзей) большею частью (хотя не всегда) меня огорчает (и не потому, чтобы я хотел зла другим, а просто потому, что свет «других» для меня — тень). И только радость мамочки меня радует, и неудачи мамочки меня огорчают. И только мамочкина тень для меня тоже тень... Читать дальше...

Сегодня рано утром мы еще ничего не знали о папа и безумно беспокоились, беспокоились так, что едва держались на ногах. Предметы вываливались у нас буквально из рук. Около десяти приехал обратно Зверев и привез наконец письмо от Бебе. Новости неважные, но лучше, чем можно было ожидать: после долгих мытарств папа был отвезен в Смольный, где порешили его засадить в крепость. Каким-то образом удалось упросить их оставить папа в Смольном, где ему отвели комнату и где он находится под охраной трех матросов... Читать дальше...

Керенский — политически выжатый лимон и его роль кончена — этому можно только радоваться. Но победившие его большевики вовсе не являются хозяевами положения, и, очень удачно захватившие в руки власть, они встретили такое принципиальное осуждение своему поступку и такое единодушное пассивное сопротивление в городе и отсутствие поддержки по всей России, в подавляющем числе случаев не пошедших за большевиками, что им оказывается не под силу удержать эту власть и ею начать пользоваться. Силой вещей... Читать дальше...

На встречу с послом приходил Верховский. Я переводил. Среди всего прочего он заявил, что Керенский не хотел позволить ка­закам подавить восстание «собственными силами», так как, по его мнению, это был бы «конец революции». Я внес ремарку, что «зато, возможно, это спасло бы Россию». Верховский не согласился со мной и заявил, что было бы ошибкой считать, что казаки могут отвоевать Россию. А я все равно верил, что они могли бы, если бы им не препятствовали люди типа Керенского. Сегодня они представляют единствен­ную силу... Читать дальше...

Сегодня ко мне заходил Верховский. Он сказал, что Керенский не захотел, чтобы казаки сами подавили восстание, так как это означало бы конец революции. Он заявил, что умеренным социалистам еще, может быть, удастся образовать правительство, и сказал, что если бы ему позволили заявить войскам, что союзники обсудят и объявят свои условия мира для представления германцам, то ему удалось бы отбить много солдат от большевиков.

Керенский бежал, предав своих товарищей по кабинету, армию и Россию.

Я старался убедить близких мне людей спасаться бегством. Моего личного помощника Виннера уговаривать не приходилось: мы с ним были полны решимости живыми не сдаваться. Мы намеревались, как только казаки и матросы станут искать нас в передних комнатах, застрелиться в дальних помещениях. Такое наше решение казалось логичным и единственно возможным. Мы стали прощаться, и тут вдруг отворилась дверь, и на пороге появились два человека — один гражданский, которого я хорошо знал, и матрос, которого никогда прежде не видел. Читать дальше...

Москва разгромлена. Керенский отступил. С юга движется Каледин. Большевики победили, потому что они не интеллигенты, и прямо взялись за казарму и фабрику, не сидели, как эсеры, в кабинетах.

Засыпая вчера, слышал много всяких выстрелов. Проснулся в шесть с половиною утра — то же. Заснул, проснулся в девять — опять то же. Весь день не переставая орудия, град по крышам где-то близко и щелканье. Такого дня еще не было. Серый день. Все жду чего-то, истомился. Щелканье кажется чьей-то забавой. Нынче в третьем часу, когда вышел в вестибюль, снова ужасающий удар где-то над нами. Пробегают не то юнкера, не то солдаты под окнами у нас — идет охота друг на друга. В Неаполе в монастыре Camaldoli... Читать дальше...