Стагфляция по-аргентински: экономист Марко дель Понт о необходимости «крепкой руки»
Алехандро Марко дель Понт — аргентинский экономист, противник неолиберализма, автор блога «Экономический слепень», который в своих публикациях не упускает возможности «укусить» нынешнее аргентинское правительство. Алехандро согласился побеседовать со специальным корреспондентом МФАН и объяснил, почему он считает администрацию президента Фернандеса «мягкотелой», куда утекает валюта из казны, и что делать, чтобы поднять аргентинскую экономику с колен.
Алехандро Марко дель Понт — аргентинский экономист, противник неолиберализма, автор блога «Экономический слепень», который в своих публикациях не упускает возможности «укусить» нынешнее аргентинское правительство. Алехандро согласился побеседовать со специальным корреспондентом МФАН и объяснил, почему он считает администрацию президента Фернандеса «мягкотелой», куда утекает валюта из казны, и что делать, чтобы поднять аргентинскую экономику с колен.
ФАН: Что такое «стагфляция»? И действительно ли в последние 4—5 месяцев в Аргентине наблюдается рецессия? Официальные источники говорят о снижении темпов экономического роста с 5,2% до 3,4%. Они считают, что в 2023 году ожидается падение ВВП на 3 с лишним процента.
Алехандро Марко: Я не думаю, что Национальный Институт Статистики и Переписи (INDEC) намеренно искажает факты, но эти цифры несколько отличаются от тех, что публикует Центробанк Аргентины. Там всё менее драматично… хотя наша экономика, несомненно, сейчас переживает не лучшие времена. Экономический рост действительно демонстрирует некую тенденцию к замедлению, а инфляция уже перевалила за 100%. Собственно, «стагфляция» именно это и означает – инфляционные процессы на фоне снижения экономической активности. Но необходимо понимать, что именно к этому привело, а не просто нагнетать панику.
Те, кто нынче управляет в моей стране экономикой, попытались использовать тот же самый инструмент, который сработал в Европе во время пандемии и сразу после: сначала резко поднять спрос и потребление в целом, потом резко их «опрокинуть». Потому что с точки зрения монетаризма, как макроэкономической теории, развитие определяется деньгами и тем, как они циркулируют. Проблема в том, что эта схема не учитывает нашу специфику. Монетаризм – это не про нас.
— Почему?
— Ну, смотрите. В 2020 году потребление получило в развитых странах Запада мощный стимул. От недостатка других активностей в пандемию люди развлекались виртуальным шопингом, что позволило усилить как производство, так и сферу услуг… не во всех отраслях, конечно, но в большинстве. Потом спрос превысил предложение, но это было уже неважно. Сейчас его «сбили», повысив процентную ставку. Инвестиций стало меньше, однако мощности остались. Они работают, и это позволяет правительствам развитых стран преодолеть трудности, связанные как с внешними пертурбациями — война, подорожание топлива или продуктов питания — так и со внутренними.
Чтобы это работало, нужен обширный дифференцированный рынок с большой покупательной способностью и не менее дифференцированное производство. А ещё запас денег в банках. В Аргентине нет ни первого, ни второго, ни третьего.
Поэтому, когда в подобных условиях наши политики (вроде экс-президента Маурисио Макри) пытаются играть в «развитый капитализм», ничего хорошего из этого не выходит. В 2015—2019 Макри сделал ставку на развитие частного бизнеса, зарплаты упали, а вместе с ними и покупательная способность. Какой тут рынок? После Макри пришёл Фернандес, но и он ничего не сделал для того, чтобы аргентинцы потребляли больше.
— Но ведь именно для этого государство установило фиксированные цены на ряд продуктов питания и — как это называлось в своё время в Советском Союзе — некоторые «товары народного потребления»…
— Нынешнее правительство ничем не управляет, его резолюции фактической силы не имеют. В Советском Союзе власть контролировала выполнение своих условий, а здесь их никто не соблюдает. Супермаркеты просто перестали работать с производителями, чья продукция входит в список товаров с фиксированными ценами. Им невыгодно. В результате ряд продуктов просто исчез с полок, и людям нечего есть. С другой стороны, у производителя при таком раскладе тоже нет стимула работать. Вот вам и стагфляция.
— Владельцы частных предприятий — в частности, в аграрном секторе — наоборот жалуются на давление со стороны президента Фернандеса. И налоговое давление в том числе.
— А они всегда жалуются, сколько бы привилегий государство им не давало.
Вообще с аграрным сектором у нас в стране происходит вот что. В рамках модели, продвигающей выкачивание ресурсов в Аргентине, эти самые производители оказались в самом выгодном положении. Хотя — как экспортёры — они действительно платят дополнительный налог. И это правильно! А знаете, почему? Да потому что самые крупные агрохолдинги, например, не являются аргентинскими предприятиями, и прибыль от продажи аргентинского сырья они благополучно хранят в иностранных банках… Аргентина этих денег не видит. За последние пару лет из страны таким образом утекло около 100 миллиардов долларов — по официальному курсу.
Возьмём десятку самых крупных фирм, занимающихся агро-экспортом. COFCO — Китай, Cargill — США, Bunge и ADM — тоже США, Louis Dreyfus Company (LDC) — французский холдинг, ну и так далее. А в Аргентине у нас следующая проблема: экспортируем то, что сами едим. Ну, кроме сои. А так — и мясо, и крупы, и вина, и растительное масло — это как раз те самые товары народного потребления и есть. А их из страны попросту вывозят, опустошая внутренний рынок.
При этом нашим министерством экономики для экспортеров предусмотрен ряд льгот: государство покупает у них доллары по повышенной ставке. Я имею в виду так называемый «соевый доллар» и «доллар-мальбек», который вводится с 1 апреля для экспорта аргентинских вин. Так, например, при официальном курсе 207 песо за доллар, экспортёры сои получают 230 песо. И всё им мало.
— Вы считаете, что государство должно взять валютные поступления под полный контроль?
— Безусловно. Производства у нас есть, ресурсы есть, всё пока ещё работает… Проблема с распределением. И если тут ничего не сделать, то будет и стагфляция, и что угодно. Роль ресурсного придатка к мировой экономике нас истощает, а слабость государства в принятии решений ведёт к хаосу на уровне политики. В 1955 году в Аргентине был принят закон о национализации внешней торговли. Он действовал до 1962 года, потом его отменили в пользу привлечения частного капитала. История показывает, что ничего хорошего из этого не вышло. Возможно, именно сейчас пришло время заново проанализировать исторический опыт страны и исправить допущенные ошибки. Пока не поздно.