Другой-19. Исправленная Вера.
Продолжение неоконченной повести.
Предыдущие главы на моей странице здесь:
http://mirtesen.ru/people/814358735/blogposts
Начало нашего союза профессор Татиашвили отметил с истинно кавказской щедростью и радушием. Из того, чем он угощал нас в знаменитом ресторане, многое было мне известно только по названиям, а кое-что вообще оказалось сюрпризом. Это был настоящий пир. Я совершенно не аскет и люблю полакомиться, но всегда знаю, когда надо притормозить. Но тут не устоял и предался греху чревоугодия по полной программе. Правда, свой главный рабочий орган всё же уберёг. Бокал изумительного "Киндзмараули" и такой же - великолепного "Макузани" я растянул на всё время нашего долгого застолья. А гранатовый сок ещё никому не повредил в любом количестве. Георгий Вахнангович обратил внимание своих коллег на сей факт тостом с цитатой из Пушкина: "Учитесь властвовать собою!"
— Ты настоящий мужчина, бичо!
Со следующего утра пошла нормальная работа. Естественно, их больше всего интересовала аналитическая сторона моих способностей. Разумеется, о всякой экстрасенсорной ерунде не было и речи. Мы исходили из того, что я читаю людей через реальные физические сигналы, хотя бы в принципе доступные регистрации соответствующей техникой. Поскольку они все были не медиками, лечебный аспект интересовал их гораздо меньше, хотя отлично понимали всю его важность. А управление регенерацией вообще решили оставить за кадром. Это проблема заведомо не психологическая. В любом случае сейчас никакой техники в наличии не было. Это дело будущего. А пока будем просто набирать статистику.
Решили так: я читаю людей, ранее мне совершенно незнакомых, оставаясь с ними наедине, но в поле зрения скрытых видеокамер, а потом делаю подробный устный и письменный отчёт. Устный - наговариваю на широкополосный магнитофон, чтобы максимально сохранить интонации, тембр голоса и тому подобные подробности. Полученные данные затем сопоставляются с результатами обычного психологического тестирования и с аналитическим портретом. К такому мостику между Юркиными и моими способностями мы пришли одновременно и независимо. Идея была совершенно очевидной.
Аудио и видеозапись применялись также, если я проводил лечение. Этическая скользкость тут компенсировалась строгой секретностью. Засекреченный НИИ - идеальное место для такой работы. А знаменитая дотошность профессора была гарантией от ошибок. Со мной работали Карева, Ермаков и Райтман. Для всех других людей в институте я был просто временно прикомандированным сотрудником. Лишних вопросов тут не задавали. Проект "Читатель" пошёл!
Ровно в пять часов вечера моя работа прекращалась, хотя было страшно интересно, и я с удовольствием продолжал бы ещё. Но Георгий Вахтангович был непреклонен.
— Марк, я тебя хорошо понимаю. Думаешь мне не жалко? Ты такое выдаёшь! Я бы тебя до самой ночи не отпускал. Но ты пойми: я поклялся твоей маме самой страшной клятвой, что не буду тебя мучить. Ты что, хочешь, чтобы я свой род опозорил, клятву нарушил?! Вах, какой ты злой! (Он комично утрировал свой грузинский акцент.). Работа, работа, работа - понимаю, сам такой. Но тебе отдыхать надо. За девчонками бегать. Ты слишком взрослый, бичо. Альберт говорит, что вычислил твой ментальный возраст: тридцать пять - тридцать семь! Это нехорошо. Совсем нехорошо. Новый год скоро. В субботу - воскресенье гуляй. Это удачно, что первое января - понедельник. Я никого на тебя не назначаю. Можешь опоздать. Можешь гулять. Придёшь - хорошо. Будем разбирать, что уже наработали. Нужно придумать стандартный алгоритм для обработки. Вот подумай в свободное время. Рита говорила: тебя нельзя резко останавливать.
— Георгий Вахнангович, спасибо большое. Но ещё пару недель, и я уеду. Ну, скажем ещё на недельку мама меня прикроет в институте...
— Нет, ты невыносимый нахал! Целый член-корреспондент Академии Наук СССР тебя уговаривает! Какие пару недель? Сдурел, да? Долго дурака валять не дам. У нас с тобой на много лет работы хватит. Ещё два года учишься. Потом диплом в зубы - ко мне. Я тебя у мамы заберу. На меня работать будешь! Вот тогда я на тебе такой канкан спляшу. (Он аж причмокнул.) А сейчас проваливай. Дел полно. С Наступающим!
Тут мне в голову пришла интересная мысль.
— И вам всего самого лучшего в новом году, дорогой профессор! Можно ещё только один вопрос?
— Правда - один? Спрашивай.
— Вы очень кстати упомянули девчонок. Но Юрины родители, у которых я живу - очень интеллигентные и высоконравственные люди.
— Я тебя понял. Давай вопрос.
— На полигоне кто-нибудь бывает, когда мы там не работаем? Код я знаю, что с дверной ручкой делать - тоже. Что ключ - чистая декорация, понял на второй день. Так как?
Взгляд, которым он в меня выстрелил, был шестнадцатидюймовым.
— Марик, мальчик мой. когда Батраков любовался на твой портрет, он сказал, что ты - ангел. Он совсем-совсем немножко ошибся. Ты чёрт! Ты сам Сатана, чем хочешь клянусь! Ладно. Там нет никого. Пока мы работаем с тобой, полигон только ваш. Вашей группы. Тебе не помешают. Иди уже, пожалуйста! Не заставляй меня тоже тебя побить.
— До свидания в Новом году, Георгий Вахтангович!
Сквозь закрытую дверь я услышал могучий хохот и "Каков джигит! Весь в мать! Ха-ха-ха-ха!".
Полигоном называлась одна хитрая лаборатория института. Психологи работают с людьми, со множеством людей. Немыслимо, чтобы все они приходили в секретное учреждение с какой-то скучной вывеской, но с серьёзной охраной. Вот для такой работы - с посторонними людьми - предназначен был полигон. В элитном многоэтажном жилом доме, на одиннадцатом этаже было всего две квартиры. Одна из них была самой настоящей жилплощадью: просторной, добротно обставленной, но без особых изысков. Вторая - была собственно лабораторий, со всеми надлежащими причиндалами. Оба помещения сообщались между собой через хорошо замаскированную дверь и несколькими кабелями соединялись со скрытой аппаратурой наблюдения. Как всё это хозяйство включается и выключается, мне тоже было известно. А что неизвестно, так и бог с ним. Антисоветская деятельность не входила в мои планы.
Вечером дорогие родственники преподнесли сюрприз.
- Марик, тебе Юрочка ничего не говорил? Ну да, у него же сессия. Так я тебе скажу: на Новый год нас пригласили Зильберштейны. Мы у них сто лет не были. Не делай больное лицо. Мы не собираемся тащить тебя в нашу стариковскую компанию. Они пополам с Любавиными купили очень милый домик в деревне. Вот там и встретимся. Мы с Яшей взяли отгулы на понедельник. А уедем вечером в пятницу. Понимаешь?
— Начинаю понимать.
— У Юрки вам будет тесно - вашей компании. А тут три комнаты. Чего не хватит - вон универсам. Приглашайте своих подруг. До вечера понедельника нас не будет. Как тебе такой расклад?
— Изумительно, дядь Яша! Но, сами понимаете, может быть беспорядок. Но мы всё уберём.
— Если только вы не учините пожар и наводнение - не страшно. Что-нибудь одно мы-таки переживём.
Святые кувыркатели! У тёти Раи появилось чувство юмора. Что я должен был сделать, как не расцеловать любимую тётушку? Вот это-подарок! А чуть позже - телефонный звонок. Голос я узнал сразу. Собирался сам завтра позвонить, но так даже лучше.
— Марик, это тебя. Очень приятный голосок.
Я взял трубку.
— Верочка, привет! С Наступающим! Собирался завтра тебе звонить, а ты уже тут как тут, умница. Ты где сейчас? Понял, но завтра обязательно. Я свободен с пяти. До твоего Химтеха мне полчаса - минут сорок. Там, по пути от главного входа до "Новослободской", есть забегаловка - "Чебуречная". С без четверти шесть в пятницу жду тебя возле неё. Или внутри, если замёрзну. Всё, замётано. Да, привет тебе от Ольги. Сказала, что с первого ставит твой процесс в план ЦЭЛа. Ты их там очень впечатлила. Жди первых результатов через недельку-другую. Нет. Об этом - когда встретимся. Пока!
Во время разговора мои родственники деликатно удалились. Но появились через секунду после его окончания. Дядя Яша поинтересовался:
— Ёлку ставить будете?
— А можно без вас?
— Идём, покажу где игрушки и крестовина. Мы с Раечкой постараемся до шести уехать.
— Тогда я поскакал за ёлкой. Базары сейчас допоздна. Пока на балконе постоит.
Ровно в пять сорок пять Вера появилась у дверей чебуречной. Такая пунктуальность одно из следствий её проблем. Но полезное следствие. Как бы её сохранить потом? Я голоснул такси - не было ни малейшего желания толкаться в метро - и через полчаса сделал контрольный звонок из автомата. Никто не ответил.
— Проходи, разоблачайся. Тут очень тепло. Дядюшка присобачил по дополнительной батарее в каждой комнате. Впору везде форточки открывать. Чувствуй себя абсолютно свободно. До вечера понедельника они не вернутся. Сейчас поужинаем, чайку напьёмся и займёмся делами.
— Какой у тебя вкусный чай!
— Это секрет фирмы. Знаешь анекдот? Умирает старый еврей, который славился умением заваривать чай. И вот у него спрашивают:
Реб Исаак, вы покидаете нас навеки. Почему бы вам не открыть свой великий секрет?
И ответствовал старец:
— О, это величайшая из тайн! Но я вам открою её. Евреи, не жалейте заварки!
Она от души расхохоталась. В этот момент я постарался вчитаться глубже. Человек открывается в смехе. А что, совсем неплохо.
—Ещё чего-нибудь хочешь? Тогда пошли решать твои проблемы.
Мы устроились в гостиной. Два уютных кресла - то, что надо.
— Давай сразу определимся. Я никогда не вру своим ученицам и ученикам. Так мы с Олей называем наших... ну не пациентами же. (Она понимающе кивнула.) Не потому, что я весь такой хороший. Враньё мешает. Малейший сбой, и всё коту под хвост. Часто говорю не всю правду.
— Ольга Николаевна сказала мне тоже самое.
— Естественно. Я её ученик. Так вот, что мне известно от неё и что я уловил сам. Страх. Всё время страх. Боишься всех, всего и самой себя. Ты всё время воюешь со своим страхом. Твои трофеи в этой войне: престижный институт, аспирантура, эта твоя сверх-пунктуальность и аккуратность. Всё. Потерь гораздо больше. Воевать всю жизнь с самой собой и бояться всего мира - надолго тебя не хватит. Постепенно подступает решение, которого ты тоже боишься. Оля это почувствовала и разговорила тебя. Это было удивительно и тоже страшно. Тогда ...
Я замолчал.
— Ну да. Директор такого завода - и кто я? А потом она как-то странно меня погладила со всех сторон. Я как будто уснула. Как тогда, в самолёте. Страх пропал. Потом вернулся. А она сказала, что только ты мне можешь помочь. Что ты немножко волшебник. Я в такие штуки не верю. Но после самолёта. Я их боюсь ужасно. И поездов. Но хоть быстрее. Меня пичкали лекарствами. Помогало. Но я от них дура-дурой. (Её слегка передёрнуло.) Ненавижу. Особенно после одного... раза. Бросила. Лучше так.
— Меня очень боишься?
— Нет. Раз я пришла к тебе на ночь глядя. Ольга Николаевна мне немного рассказала о тебе. О ваших методах. Всё правда. Ты такой большущий, но совсем не страшный. Как печка - большой и теплый. Я на всё готова. Мне терять уже нечего. Если не получится...
Много мне Оля рассказать не могла. Телефон. Сказала только: "Помнишь разговор на даче у Ивана? Вот самое то. Девочка на грани суицида. Я бы всё равно не справилась. А ты сможешь. Ты другой Другой. Нос не задирай, Контик. Ты просто другого пола.".
— Встань пожалуйста. Эта многослойная зимняя одежда почти напрочь глушит сигналы.
— Мне раздеться?
— Умница. Тут тепло, не замёрзнешь. Давай помогу. Обожаю раздевать таких красивых девушек.
Она улыбнулась и подняла обе руки вверх. Когда я потащил с неё толстый серый свитер, она сквозь него сказала:
— Ольга Николаевна предупредила, что так будет.
И продолжила, поправляя съехавшие очки:
— Удивительно! Мне не страшно, а любопытно. Как ты это?
— Любопытство и страх - враги непримиримые. Это я только начал тебя удивлять. Ты ещё много чего увидишь. И почувствуешь. Так, теперь юбку. Какая симпатичная кофточка! Но без неё тебе гораздо лучше.
— Что, совсем? Всё? Ой, Марк. Ладно, я сама? Ну, пожалуйста.
— Мне отвернуться или выйти?
— Выйди, пожалуйста. Не обижайся. Но лучше я сама.
— Ладно. Тогда я тоже сам. Но если бы ты, то интереснее.
Она прикусила указательный палец, широко раскрыла глаза. Хоть пиши с неё аллегорию озадаченности.
— Ты пока выйди.
Я ушел в Юркину комнату, мигом разделся и переоблачился в белую майку и синие треники. Немного подождал и вернулся к Вере. Она стояла посреди комнаты совершенно голенькая, но в своих модных очках. Увидела меня и сразу: палец в рот, глаза шире оправы. Ну, какая же прелесть! Высокая, худенькая, подтянутый животик, небольшие, задорно торчащие грудки. И эта её забавная поза. Я откровенно залюбовался.
— Ты хоть сама подозреваешь, какая ты красивая?
— Кто? Яааа?
Это прозвучало очень невнятно, потому, что она ещё сильнее прикусила палец.
— Ты, кто же ещё. Ты - очаровашка. Опусти руку, палец отгрызёшь. Постой так немножко. Дай тебя понять.
Я просканировал её сначала дистанционно, потом совсем близко, но не прикасаясь к коже. Боже упаси, её напугать. Хорошо, что в комнате так тепло. Положил руки ей на голову, считал, но подержал ещё, пока опять расслабилась, и медленно-медленно двинулся вниз. Работал переменной волной: прочитал участок - волна покоя в глубину, волна покоя - чтение - волна. Быстро понял, что могу действовать быстрее и тратить меньше энергии. Ей же так любопытно! Страх куда-то упрятался и сам до смерти боится нос высунуть. Вот там, мы тебя, гада и прикончим. По мере того, как я исследовал это красивое тело, созрел план спасения его души. Юра и девочки - только заранее подготовить. Коллектив — это сила.
Девушка вполне здорова. Но истощена многолетним, почти непрерывным стрессом войны со страхами и с самой собой. До окончательно срыва ей совсем недалеко. "Лучше ужасный конец, чем ужас без конца". Будет тебе конец, и даже не один. И совсем не ужасный, а наоборот. Про все ужасы забудешь навсегда, детка.
— Что скажешь, экстрасенс? - Звучит вполне насмешливо. Не слишком я её успокоил?
— Что я совсем не против мата.
Оп-па! Палец опять во рту, глаза шире очков. Нет, я от неё балдею! Вот прямо влюблюсь - и всё.
— Но этого матюка чтоб от тебя больше не слышал! Попу набью.
— Не надо. Не пугай меня. Я больше не буду. А что дальше?
— А дальше ты мне расскажешь в мельчайших подробностях, как это всё началось. Ты это всё отдашь мне. А из тебя оно уйдёт. Но рассказ не должен оживить твой страх, он его должен добить.
Что я должна делать?
— Догадайся с трёх раз.
— Мммм... Марик, разденься сам. Я не отвернусь, обещаю.
— Верю. Давай, действуй.
Она взялась за мою майку, зажмурилась и потянула её с меня. Не открывая глаз, нащупала резинку треников и стянула их вниз. Наткнулась лицом.
— Ой!
— Открой глаза. Я тебя пожалел и предельно облегчил тебе задачу.
Она отступила на пару шагов, посмотрела. Естественно, пальчик где? Медленно обошла вокруг меня.
— Марик, я такого видела только в музее. Нет, правда. Вот только...
— Ага, ты видела множество голых мужчин. Но ты права. Я даже один раз в цирке изображал статую Давида. Но, когда ваял Микеланджело, перед натурщиком не прогуливалась такая милая голышка. Ну, что дальше?
Она медленно-медленно двинулась ко мне. Прикоснулась руками, а потом так же медленно и осторожно прижалась вся.
— Только не сделай мне больно, ладно?
— А тогда было больно?
— Не помню.
Я подхватил её на руки и понёс в спальню. Супруги Левитаны недавно сменили своё старое, почти спартанское супружеское ложе на совершенно роскошный импортный сексодром.
Потом они лежали отдельно: её очки - на тумбочке, она - тесно прижавшись ко мне, тихо бормоча что-то бессвязно-восторженное.
— Ну как, больно было?
— Нет-нет-нет-нет. Это было, как будто меня не было. Удивительно. Это я?
— Дайка посмотрю. Знаешь, очень похожа на тебя. Может быть это ты?
Она залилась счастливым смехом.
— Такого со мной никогда ещё не было.
— Теперь будет всегда. И ты уже можешь понять и простить свою маму.
— Понять. Да, могу.
— А простить7
— Знаешь, как это было?
— Нет. Ты собиралась рассказать. Давай с самого начала, подробно. Времени у нас полно.
Всё оказалось банально до тошноты. И страшно этой банальностью. Отца не помнит. Воспитывали мать и бабушка. Отец их бросил, когда Вере был всего годик. Мать работала и сейчас работает на серьёзной должности в Моссовете. Бабушка ушла на пенсию совсем недавно. Достаток в семье был стабильный. Девочка не нуждалась ни в чём. Её желания и капризы исполнялись моментально. Вполне счастливое детство. Но. Но мать ненавидела мужчин и дочку воспитывала мужененавистницей, а бабушка была с ней полностью солидарна. Так оно и шло. Но как-то (Вере было пятнадцать лет) она проснулась больной. Все признаки обычной простуды. Сунула под мышку градусник. Тридцать девять. Естественно, в школу не пошла. Забралась обратно в постель. Дома она была одна. Мама и бабушка уходили рано. Проснулась от шума. Мама вернулась. И вернулась не одна, а с каким-то мужчиной. Дверь в Верину комнату была приоткрыта, видно было всё.
— Всё, Марик! Понимаешь, я всё видела и слышала - с трёх шагов. Они сразу начали целоваться, а потом разделись, голые совсем. И они такое делали!
— И что же они такого делали? Расскажи поподробнее, интересно.
Всё это время я не переставал ласкать девушку, но не возбуждая, а ублажая, поддерживая уровень блаженства. Уничтожить стойкую болезненную ассоциацию между "изменой" матери, её ложью и ужасом от крушения её образа, от отвратительности сцены - весь этот клубок противоречий взорвать и уничтожить к чёртовой матери. И представить эту сцену такой, как на самом деле: естественной и прекрасной любви женщины и мужчины. Сотворить и закрепить новую ассоциацию - положительную, здоровую. И без ошибок. Попытка только одна.
— Ну, они обнимались, ласкались. Он всё время брал маму за грудь, мял её, а она так весело смеялась. И за попу и спереди. И целовал её. Всю. Везде. И она его. А потом она стала н колени и стала сосать его... штуку. Как это?
— Это очень приятно. Просто мы с тобой до этого ещё не добрались.
— А потом она легла на ковёр, он навалился на неё и … Я никогда не видела маму такой. Такой дикой. Она извивалась под ним, стонала и хохотала одновременно. И он тоже.
— А чем мы с тобой занимались только что? Мы вели себя иначе? Мне кажется, твоим милым грудкам очень нравится моя рука. Ты её всё время возвращаешь к ним.
Оп-с! Огромные глаза и палец во рту.
— А что было дальше?
— У меня зазвенело в голове. Очнулась в больнице. Оказалось, воспаление лёгких. Но я быстро выздоровела.
И так оно у неё пошло. Ненависть к матери, кошмары, панические атаки, постоянный навязчивый страх. К психиатру? Чтоб на учёт поставили? К бабкам, дедкам, гадалкам.
Когда стало совсем плохо, нашли-таки психотерапевта, к счастью - женщину. Та принимала частно, негласно. Судя по всему, толковая тётка. От её бесед и упражнений стало лучше. и для поддержки были назначены лекарства. Помогло! Отлично закончила школу. Поступила в хороший институт. На втором курсе пошла на день рождения к подруге. Весело было! Но врач забыла предупредить, или сама не знала, что лекарство несовместимо с алкоголем (или что-то ещё хуже было, поди знай теперь). Проснулась в кровати, голая, в обнимку с каким-то парнем. Рядом пыхтела ещё одна парочка. Лекарства бросила. И весь ужас вернулся. Но она уже научилась с ним жить и воевать с ним. С собой. Ушла из дома. Всему свету назло с блеском окончила учёбу. Пробилась в аспирантуру. Но сил уже осталось чуть-чуть. Давно бы покончила со всем.
— Но, Марик, милый, это так страшно! Ой! Что ты де... что это? Оооо!
Когда она немного отдышалась, спросил:
— А сейчас?
— А сейчас я дура. Я поняла, что я дура. Ду-ри-ща. Правда?
— Ты умница и красавица.
— Да? Ты серьёзно? Не врёшь. Знаешь, я хочу ещё твоего волшебства.
Когда она, наконец, устала и уснула, я тоже передохнул немного и, углубляя её сон нежными пассами, начал тихую монотонную речь. Сейчас, когда её мозг купается в медиаторах счастья, он особенно податлив положительному внушению. Но точность нужна. Снайперская точность слов. Потом разрешил себе заснуть.
Московское утро, оно такое серое. Самая предновогодняя погодка: минус восемнадцать по термометру за окном, и непроглядная метель. Бррр...
— Ты уже не спишь, волшебник? А что ты делаешь?
— Свою обычную зарядку. Надо же поддерживать форму. А то девушки разлюбят.
— Какой ты красивый! Тебя все любят. Иначе быть не может.
— Так. Пока всё. Продолжим обмен комплиментами или ополоснёмся под душем после трудов наших?
— Кто первый?
— Чтобы не драться за очередь, идем вместе? Вдвоём веселее. Или страшно?
Она пулей вылетела из постели и пронеслась мимо меня. Через пару минут я услышал:
— Ну, где ты там?! Сам же звал.
Нам действительно было весело. Потом она вспомнила.
— Когда я тебе рассказывала про маму, ты сказал, что до этого мы ещё не добрались. А когда доберемся?
— Прямо сейчас хочешь? Становись на коленки.
— Слушаюсь, повелитель.
Когда я вытирал её мохнатым полотенцем, она выгибалась и урчала, как котёнок.
— Что ты со мной сделал, Марк. Это не я! Этого всего не может быть.
— Соскучилась по своим страхам?
— Да ну их. Я... сама себе не признавалась. Читал "Таис Афинскую"?
— Конечно. Замечательная книга. Так ты примеряла на себя роль Таис?
— Не смейся. Гесионы. Её оскорбили, изнасиловали мужчины, и она поклялась мстить им!
— Жуть. А что было потом?
— А что потом?
— "Таис критически осмотрела подругу и спросила лукаво:
— Так ли уж плоха мужская любовь?
— О нет! – горячо воскликнула фиванка, покраснела и добавила:
— Только…
— Утомительна? – засмеялась Таис. - Чтобы любить сильного мужчину, нужны стальные мышцы Ипподамии и выносливость Артемис. Если он любит как надо!"
— Обалдеть! Ты как будто прочитал, как в книгу смотрел.
— Примерно так. Только книга давно уже в голове.
— Волшебнииик... Так, а что сейчас будем делать? - она аж приплясывала на месте. Неплохо. Успеть перехватить маятник, когда он полетит обратно. Но это забота на завтра и послезавтра.
— Позавтракаем и поставим ёлку. Украсим. Тебе еще надо домой, переодеться. Гости только завтра к вечеру придут. Времени у нас полно. Можно не спешить.
— А где ёлка?
— Вон на балконе мёрзнет.
— Бедняжка.
Она бросила полотенце на вешалку и спокойно направилась в гостиную. А там открыла балконную дверь и прямо так, голышом вышла на балкон, в эту метельную жуть. И закрыла за собой дверь.
— Господи, что она творит? Где, как я ошибся, дьявол меня раздери?!
Я метнулся к двери, чтобы утащить с мороза эту сумасшедшую, но был остановлен её спокойным голосом:
— Марик, я сейчас. Пару минут.
Сквозь полупрозрачное от изморози стекло было видно, как она с явным удовольствием растирается снегом. Потом повозилась с ёлкой и торжественно втащила её в комнату.
— Я с неё снег сбила. Не тащить же в комнату целый сугроб.
Она отнесла ёлку в ванную.
— Вот тут пусть согреется и обтечёт. Вчера оттепель была, она обледенела вся.
И ни одного тревожного сигнала. Она даже не дрожала, эта худенькая девушка. Кто спятил? Не она, наверно. Я настолько глубоко погрузился в анализ хаоса в своей голове, что пропустил момент её возвращения. Когда, наконец, осознал её рядом с собой, сразу кинулся читать это удивительное существо. Всё в абсолютной норме. Она была тёплая, нежная и с явным удовольствием принимала это внеплановое обследование.
— Ещё немного и мне опять захочется твоего волшебства. А мы ещё даже не позавтракали.
— Идём. Но скажи мне, бога ради, чего тебя понесло голой в этот кошмар?
— Никакого кошмара. Я даже купаюсь в такую погоду.
— В "Москве"? - сказал я, имея в виду знаменитый бассейн. - Так там хоть вода тёплая.
— Зачем в "Москве"? В проруби.
Теперь я вытаращил глаза, а палец готов был засунуть в рот по самый локоть.
— Ты ходишь в клуб "моржей"?
— Нет, там одни мужики. Толстые, противные. Не понимаешь? Я жду, пока все уйдут, а потом купаюсь в своё удовольствие. Никого нет, никто не мешает.
— Но это же смертельно опасно! Это страшно!
— Вот именно поэтому.
Помолчали. Я перевёл дух. Вот теперь пасьянс сложился. В непрерывной войне со своими страхами и со всем на свете это нежное хрупкое существо выковало себе стальную волю. И просто физическую выносливость, которую показала, когда мы резвились в Левитановской кровати. И вот сейчас, когда неспеша отряхивала эту чёртову ёлку на зверском ветру и морозе. А вот душевную силу истратила почти всю. Инстинктивно искала опасности, чтобы не умереть от страха. "Не к славе, но к смерти он рвался в бою.". Чтоб такое чудо погибло?! Не дам! Но весь план придётся менять. И учиться читать, доннерветтер! Маг-недоучка. Столько всего пропустил. Морду себе набил бы.
Потом мы за