«Из всех человеческих пороков самым отвратительным является благоразумие»
«Если бы я был умный, я бы выдавал себя за дурака. Но я был дурак и потому выдавал себя за умного»
«Должен заметить, что с западными людьми спорить совершенно неинтересно. Западный человек, видя, что собственная точка зрения собеседника очень ему дорога, готов тут же с ней согласиться, чего совершенно не бывает у нас»
«Как показывает исторический опыт, именно абсурдные или даже, сказать точнее, идиотские идеи как раз легче всего овладевают умами масс»
«Не знаю, как у других, а у нас, у русских, принято прощаться долго и всерьез. Уходит ли человек на войну, отправляется ли в кругосветное путешествие, едет ли в соседний город в несколькодневную командировку или, наоборот, в деревню к родственникам, его провожают долго и обстоятельно. Поэт сказал: «…и каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг». Именно так мы и делаем»
«Увлечь одного человека идиотской идеей намного труднее, чем весь народ»
«Жалость есть глупое и бесполезное чувство. И жалельщики — это самые вредные люди»
«История — это такая штука, это такой ящик, это такая камера обскура, полная таких жгучих тайн, что когда их узнаешь, хотя бы некоторые отдельные, так прямо дух захватывает, голова кружится и пересыхает язык. И ты качаешь головой и думаешь: нет, уж этого никак не может быть. А оно может, оно может, очень даже может»
«Свобода — это настолько великая ценность, что, если она неизбежно вредит искусству, то пусть будет все-таки свобода»
«Человек, уверенный, что овладел истиной, находится от неё дальше, чем тот, кто в себе сомневается»
«Я честью дорожу, но совесть ставлю выше»
«Насилием можно было создать только общество, где процветали страх, ложь, лицемерие, ханжество, воровство, стукачество, недоверие людей друг к другу, неверие ни во что и полный развал хозяйства»
«Из всех человеческих пороков самым отвратительным является благоразумие»
«Человек избегает возможности услышать правду о прошлом и настоящем, хотя подозревает, что она есть — и не такая, как ему говорят. Но при этом предполагает и то, что, если он эту правду узнает, ему станет жить неспокойно и неуютно, страшно, или совестно, или и то и другое»
Войнович о возвращении на родину: «Мы прилетаем, выходим из самолета, пограничный-таможенный контроль и длиннющая очередь, часа на два, наверное. И я вижу — меня встречают Рязанов и мои друзья: [Вениамин] Смехов, [Игорь] Кваша, художник Борис Биргер, режиссер Константин Воинов и другие. Очередь длинная, они все ждут, потом кто-то из них стал подбегать к таможенникам, пограничникам, кагэбэшникам, кто они там были, — вот прилетел такой-то, надо его пропустить. Им говорят: нет-нет, никаких исключений. Всех проверяли подробно, открывали каждый чемодан. Наконец доходит очередь до меня, мои чемоданы открывают. Таможенник берет каждую вещь и чуть ли не на зуб пробует каждую тряпочку. Я говорю: слушайте, а чего вы тут копаетесь, у меня криминал вон в следующем чемодане. Он говорит: а что за криминал? Ну, мои книги, говорю. Он: ну давайте этот чемодан. Открывает, берет книгу и говорит: ну какой же это криминал, «Чонкина» сейчас все читают. Мы выходим, к нам бросается телевидение, программа «Время»: «Вы счастливы, что приехали?» — «Я доволен». — «А кого вы хотите поблагодарить?» Я говорю: я вернулся на свою родину и никого за это благодарить не должен. Через несколько лет я встретил корреспондентку, которая руководила съемочной группой, она говорит: вы знаете, мы тогда связались с «Останкино», сообщаем, что едем с этим репортажем, а нам — не торопитесь, мы это передавать не будем»