«Хорошо случайно не бывает»

Нина Дашевская пишет книги для людей небольшого возраста и подростков, играет на скрипке, преподает в школе, ведет курсы для начинающих авторов. Недавно переехала из Москвы, где прожила 13 лет, в Петербург. Сейчас привыкает к городу, радуется большой воде Балтийского моря, знакомится с людьми и деревьями.

В разных издательствах вышло девять книг Нины Дашевской. Кроме того, ее рассказы публикуются в сборниках издательства «Волчок». Наверняка в доме, где есть дети и подростки, есть и книги Дашевской. Сейчас по некоторым ее книгам в разных городах ставят детские спектакли. Дважды, например, был поставлен спектакль по книжке «Тео-театральный капитан». Фигурку главного героя — мышонка Теодора Нина держит в руках во время нашей записи в студии «Сампо ТВ 360°». В Петрозаводске спектакль московского театра «Экспромт» показали на фестивале «Эхо БДФ». Нина Дашевская в компании других детских писателей приезжала в столицу Карелии по книжной линии этого форума.

— Почему ваши герои в книгах без конца ходят?

— Многие люди думают «ногами». Когда ребенку говорят: посиди, подумай — это не работает. Нужно так: побегай, подумай. Вы замечали, что часто в сложных ситуациях ответ приходит в голову, когда ты выходишь на улицу? Потому что ходьба связана с головой напрямую. Я очень люблю ходить. Особенный подарок — ходить в незнакомом городе. У вас такая прекрасная набережная, большая вода — вообще подарок. Я сама — городской житель, не умею писать про природу, поэтому ходьба в городах — большая часть и моей жизни, и жизни моих героев.

— И вы любите велосипед?

— Велосипед — да. И всякие ролики, доски. Я не очень умею на них кататься, но мои герои — да. Это следующее поколение, оно встало на колеса, их скорость — и физическая, и скорость мышления — повысилась значительно. Хотя мне кажется, что сейчас мы пошли на замедление, то есть стали ценить медленные вещи. Объем информации большой, поэтому иногда проще решить, что мы НЕ будем делать: куда мы НЕ пойдем и НЕ побежим.

Однажды я попросила написать синонимы слов-движений: ходить, бежать, опаздывать. Оказалось, что есть слова, у которых есть вектор (мы идем куда-то), а есть слова, которые предполагают движение без цели. Болтаться, бродить. Болтаться — слово подростковое, взрослые разучиваются болтаться. Конечно, когда герой болтается, сразу понятен его возраст. Это бесцельное хождение… Ну, как бесцельное? Оно цельное — в этот момент человек думает.

— Вы можете позволить себе болтаться?

— Скажем так, выбирая маршрут, я выберу путь, чтобы дойти пешком. Иногда можешь позволить себе добраться не за 40 минут, а за час и какую-то часть пути пройти пешком.

— Что вам нравится в городском пейзаже?

— ДомА, в первую очередь. Деревья. Я придумала такую штуку: когда идешь к школе или на работу, нужно запомнить все деревья. И потом смотреть, что с ними происходит. Я, конечно, люблю старые города, где есть и новые, и старые здания. Город — это большое количество людей, которые оставляют след в нем свой след. У города есть свое лицо. Я недавно переехала из Москвы в Петербург, но местные герои у меня пока не появились. Также у меня в книгах нет героев, которые живут, например, в Архангельске или в Петрозаводске. Мне нужно много времени, чтобы разобраться, какие люди живут в каждой из локаций.

— Вдруг у вас появится Петрозаводск в книге!

— Петрозаводска нет, но я вспомнила рассказ про поход, про сплав. Мы сплавлялись в Карелии по реке Суна. В первый раз в этом походе я была на реке вниз головой. В первый раз сплавляться было забавно, но третий раз был лишним. И в тот день я думала, что всё.

— Почему вы переехали из Москвы в Петербург?

— Северные города мне ближе. У меня южные родители, поэтому меня тащит на север. Знаете, есть такое задание, его придумал художник. Берете лист А4 и на нем рисуете карту нашей страны, как вы ее себе представляете. И, скорее всего, жители Петрозаводска выпишут там все озера, Белое море, Кольский, но что касается Камчатки и Дальнего Востока — полный аут. И наоборот: у жителей Дальнего Востока с этим все хорошо, а к западу у них — прямая линия. В моем случае — крюк: я хорошо знаю верхнюю береговую линию, а внизу у меня Казахстан не смыкается с Кавказом никак. Интересная штука.

— И при этом вы любите море?

— Я люблю холодное море. Я люблю Балтику. Море мне не для того, чтобы в него лезть, а чтобы на него смотреть. Поэтому мне очень нравится ваша большая вода… Я столько раз уже сказала про Петрозаводск, что у него выход к морю… Правда, это выглядит, как выход к морю. Наверное, не так важно — Ладога, Онежское озеро или Балтика. Главное — большая вода, на которую ты просто смотришь. Я вчера спрашивала ваших ребят, есть ли у кого-то лодка, и восемь человек из десяти подняли руки. Счастливые люди.

— Вы держите в руках Тео, героя вашей книжки. Расскажите о нем!

— Да, это мой товарищ. Его зовут Теодор. Знаете, есть девочки, которые возят с собой игрушки и фотографируют их. Я никогда не думала, что буду поступать так же. Но Тео — не игрушка. Это очень странно, когда сначала история есть только в твоей голове, потом ты ее пишешь и она становится книгой, появляются картинки. (Иллюстрации к книжке «Тео — театральный капитан» придумала Юля Сиднева). Потом мы поехали в Минск, там была прекрасная уличная книжная ярмарка, где есть выставка книжных персонажей, которых сделали кукольные мастера. Там было два Теодора, и белорусские друзья одного подарили мне. Теперь он со мной везде ездит. Вообще я рада, что у Теодора богатая жизнь складывается уже без меня. Всегда круто отпускать героя. Сейчас историю про Тео можно увидеть на сцене Московского музыкального театра «Экспромт», и в Кирове поставили спектакль в Театре кукол. Теодор пошел в народ. Я рада, что у нас книжки стали перетекать в театр.

— Вы вообще человек театральный. Может, вам пора пьесы писать?

— Слушайте, это интересная тема. Я вообще не театральный человек. Я не любила театр в детстве. Мне нужна история, а в театре обычно очень долго что-то показывают… Я всегда думала, что быстрее прочитать. И еще эта детская травма, когда тебя с классом ведут на Островского, где артисты просто иллюстрируют текст. Сейчас я понимаю, что театр — это вообще другое. Театр подключает разные способы рассказать историю, не только текст. В какой-то момент я оказалась внутри театра, в Музыкальном детском театре имени Натальи Сац. Я работала в оркестровой яме, и у меня была возможность смотреть спектакли, потому что скрипачи в яме сидят справа и могут видеть сцену. Это очень круто. Когда раз за разом смотришь спектакль, иногда забываешь что-то сыграть. Это недостаток мой — я человек увлекающийся. Но в театре мне было очень хорошо.

Первым на сцене поставили мой текст «Я не тормоз» в театре «Малый» в Великом Новгороде. Сейчас виды искусства перетекают одно в другое. Можно в театре не ставить спектакль, а устраивать читки, например. Так подростковую литературу можно приблизить к театру. Современная литература для подростков обычно очень острая. Это я не про себя, у меня как раз недостаточно острые тексты, но я вижу, что начали ставить важные тексты. И это движение началось только лет пять назад.

— Что ставят на сцене из подростковой литературы?

— Понятно, что сейчас все время ставят «Вафельное сердце», «Мой дедушка был вишней». Потом ставят чудесную книгу Юлии Яковлевой «Дети ворона». Ставят «Волну» Тода Штрассера. Это роман взросления. Получается семейный театр, потому что сюда могут приходить и взрослые, и люди 12-13 лет, и это дает возможность поговорить с уже подросшими людьми, с которыми обычно и не поговоришь. Конечно, это не тот театр, который развлекает, а тот, который задает вопросы, и ответы могут быть разными.

Кукольный театр раньше для меня означал пыльных кукол, которыми кто-то двигает. Это как кукольные мультфильмы в нашем детстве, которые я не любила. Думаю, многие их не любили, хотя сейчас ты понимаешь, что, может, в этом было что-то. Сейчас я вижу, что взрослый (для людей от 11-12 лет) кукольный театр может рассказывать вполне взрослые вещи, показывать через предмет, через куклу.

— Какие темы сейчас популярны в литературе для детей и подростков?

— Есть две темы общемировые, которые мне кажутся важными, нужными, но я туда не иду. Первая — это экология. Если вы живете или работаете с детьми, то вы скоро начинаете сортировать мусор. Эту идею дети приносят в семью, они очень этим озабочены. Для них важно, что происходит с планетой. Вторая тема связана с девочками, с феминизмом. Сейчас в литературе есть некоторый перебор таких девочек-героев, условно говоря, которые выросли из Пеппи. Туда же Уэнсдей, Лена Лид из «Вафельного сердца». Эти девочки-герои как будто пришли на смену мальчикам, как будто им долго не давали слова. Сейчас попробуй найди героя-мальчика, кроме Гарри Поттера. Видимо, так много было этого мальчишеского героизма, что хочется сделать шаг назад и посмотреть на девчонок, которые часто берут на себя и маму-папу. Сильный герой-девочка в тренде, никуда не денешься.

— Мужчины-детские писатели тоже не так часто встречаются.

— Да, сейчас это не статусная и, скажем так, не денежная профессия, поэтому если ты собираешься кормить семью… Люди, которые становятся писателями, это люди, которые не могут не писать. Я очень не люблю разговоры про гендерное распределение, но по факту — да. «Большая книга» — это мужчины, детская литература — это девчонки.

Вот еще тренд, который мне нравится — понимание того, что люди могут быть разными. Раньше вы не могли бы себе представить, что мальчик может прийти в школу с зайчиком на рюкзаке. А сейчас они даже не понимают в чем вопрос. Понимание, что люди могут быть разными — в этом сила этого поколения. Оно кажется очень нежным, но по факту иногда они делают очень крутые штуки, эти нежные дети. Мне всегда говорят, что я оптимист, вижу непрезентативную выборку. Но, как говорил мой учитель по скрипке, хорошо случайно не бывает.

— Где вы наблюдаете детей?

— В естественной среде обитания — в школе. Есть негосударственная школа «Ковчег» в Красногорске в Москве. Я раз в месяц туда приезжаю. Потом у меня есть школа для пишущих детей, с которыми мы занимаемся на курсах, есть московские дети. И очень много занятий онлайн.

— Что вы преподаете в школе?

— Есть у меня такой счастливый предмет — «современная литература». Моя задача — снять все это стекло, за которым стоят портреты и книжки. Мы просто читаем и разговариваем — работа мечты.

Мне хочется на уроке литературы снять с учеников вину за то, что они что-то не читали. Они приходят, и мы читаем на месте. Часто бывает, что учитель в школе не для того, чтобы ты знал физику, а чтобы ты увидел, что есть человек, который фанатеет от физики. И это очень включает. У меня была прекрасная учительница сольфеджио. И я сейчас понимаю, что если люди ненавидят сольфеджио, их просто неправильно учили. Сольфеджио был моим любимым предметом в детстве. Мы играли в него, как в лего. Как можно не любить играть в лего или в «Майнкрафт»?

— Что вы изучаете на уроках литературы?

— В начале года я выбираю тексты, которые мне нравятся и которые мы с ними еще не читали. Мне хочется показать, что литература — это процесс, а не устоявшийся корпус текстов — 100 книг, которые должен прочитать каждый культурный человек. Нет, он не должен. Пушкин не читал Толстого и вырос приличным человеком. И нет книги, которую обязательно нужно прочитать всем. Конечно, есть книги, через которые можно создать общий фон с ребенком. И тут, кстати, очень помогают аудиокниги. Мне хочется показать, что книги пишутся прямо сейчас, прямо сегодня кто-то где-то сидит и пишет. А мы потом это прочитаем.

— Скоро выйдет вторая книга детской писательницы Маръи Малми, нашего друга, которая жила здесь, в Петрозаводске, и работала журналисткой. Она стала писателем неожиданно, во всяком случае, для нас. Вы тоже не сразу начали писать книги, да?

— Чтобы стать писателем или режиссером, нужно иметь какой-то опыт, поэтому почти всегда у писателей есть еще какое-то образование и профессия. В моем случае — академическая музыка. У меня классическое консерваторское образование и работа в оркестре. Это не значит, что я не сразу поняла, кто я. Все это было мне важно и нужно. Писатель Ася Кравченко — психолог, у нее серьезное профессиональное образование с аспирантурой в Париже. Очень часто фантасты — это физмат, технари. Кто-то журналист, Стас Востоков — биолог, он работал в зоопарках, пишет о животных.

— Вы, кстати, не знакомы с Маръей Малми?

— Я ее узнала через конкурс «Книгуру». У нее какие-то особенные отношения с деревьями, с воздухом, с водой… Это то, чего я вообще не умею — заходить в этот мир магический, но не фантазийный, а настоящий. Это очень хороший автор. Мне вообще нравится, когда автор не садится на корточки: послушай, мой маленький дружок, сейчас я расскажу тебе детское, а говорит, как есть.

— Есть в детской литературе запрещенные вещи?

— Главный запрет в литературе — плохой конец. Это не значит, что должен быть голливудский конец, но должна быть открытая дверь в конце или хотя бы звонок в дверь и возможность ее открыть. Если у вас в тексте есть ребенок, и все плохо-плохо, и заканчивается плохо — это взрослый текст.

Нельзя, чтобы было скучно. Если вы долго будете описывать, как герой смотрит на куст сирени или как он слушает, как дворник скребет под окном лопатой, это будет взрослый текст. Почему прекрасная книжка Брэдбери «Вино из одуванчиков» — это книга для взрослых? Ее могут оценить 18-19-летние, у которых уже есть понимание, как можно тосковать по своим 12-ти. Настоящие 12-летние дети часто не любят эту книгу, потому что там, по их мнению, ничего не происходит.

— Так же и с «Над пропастью во ржи» Сэлинджера.

— Взрослые любят Сэлинджера больше, чем дети. Я очень его люблю, очень, но у меня ушло очень много времени на это. Даже годам к тридцати, мне кажется, было не очень понятно, что там и зачем. И вообще эта американская тема русскому человеку очень тяжело дается, потому что наш герой должен быть все-таки умнее всех. Его не понимают, а он очень умный и сложный. Такой российский снобизм. Я очень люблю книгу Гэри Шмидта «Пока нормально». Там ты видишь, что герой не такой и умный, но очень хороший.

— Почему нам всем так нравится скандинавская литература? «Пакс» Сарры Пеннипакер и трилогия Марии Парр — любимые книги моего сына.

— У скандинавов нет закрытых тем (поэтому переводчикам бывает сложно). У них есть отношения с телом, а у нас есть только наша бессмертная душа. Мы про тело не умеем разговаривать, у нас даже слов таких нет. А человек, у которого в 12-13 лет стремительно меняется тело, должен делать вид, что этого не существует? Так всегда и делали. Я очень люблю «Чудаков и зануд» Ульфа Старка, Марию Парр. Там есть вещи, которые нам кажутся грубыми, но это не грубость.

В первой части «Пакса» меня мучили вопросы к автору. Мне казалось, что автор все время заставляет мальчика чувствовать вину, хотя он ни в чем не виноват. А после второй книги становится понятно, что виноват взрослый человек. И вторая книга показала, что так считает мальчик, но так не считает автор. Мы читали «Пакса» долго и подробно в школе. Почему всем нравится Мария Парр? Это же наши зимние каникулы! Ощущение, когда ты свободен, везде можешь бегать и ощущаешь хутор как большой мир. Они так живут. И мне нравится вторая книга «Вратарь и море», когда мир детский расширяется.

Это похоже на ощущение свободы, когда ты сушишь варежки на батарее в подъезде, чтобы не идти домой. Или дачное ощущение. И им почти ничего не надо делать в школе. А у нас большая часть жизни ребенка — это листочки, в которые он закапывается, сидит в этих листочках и думает: когда жить-то вообще, что такое гулять? А потом это время пройдет, и ты его не догонишь, и будет очень жалко.

— Лучше про школу не будем.

— Сейчас очень много есть разных стратегий образования. Далеко не только государственная школа, хотя в ней тоже есть много плюсов. Не могу сказать, что я — аскулер или хоумскулер. Я работаю и в альтнернативном образовании, и в государственной школе, правда, необычной. Как я отличаю хорошую школу от плохой. Есть школы, где ребенка слушают, и где школы, где говорят: отвечать надо так, а твоего мнения никто не спрашивает. И вот эта разница, когда он понимает, что его мнение важно и ценно, даже неправильное, она ключевая. Это зависит от учителей. В самой обычной школе иногда бывают прекрасные учителя. И в самой дорогой и элитной может быть ужас. Другой разговор, мне понравилось, как однажды Женя Пастернак сказала, что учитель — это человек, который должен держать потолок и при этом еще играть в футбол.

— Каким мог бы быть ваш девиз?

— Слабоумие и отвага, хочется сказать. Скорость и самоуважение — слоган моего любимого издательства «Самокат» (есть еще прекрасные «Компас-Гид», «Волчок», «Детское время»). С самоуважением сложно, хоть это и важная тема. Скорость сейчас немножко… Я немного притормаживаю, но движение важно. Для меня процесс всегда важнее результата, а деталь важнее целого.

— Что вам помогает жить?

— Люди. Найти своих и успокоиться. Мы стали больше ценить человеческое общение. Компания детских писателей для меня оказалась своей. Это важные и близкие мне люди. Среди музыкантов у меня есть друзья, но там я немножко в стороне, немного не мое. И плюс ко всему эти ваши закаты и восходы, большое небо и большая вода дают мне очень много.