Духов день. Пожары в Петербурге (самый крупный теракт в истории России)

Пожар в Петербурге 1862 г.

Кульминация революционно-нигилистического отрицания России

Страшные петербургские пожары мая 1862-го начались в ночь на 16 число. В первые дни очаги возникали и тут же тушились, но с 21 мая огненная стихия стала неудержимой и охватила практически весь центр столицы: Невский проспект, Гороховую улицу, Ямскую, Большую Охту и другие. Максимальную силу огонь набрал в Духов день 28 мая. Это был крупнейший террористический акт в России XIX века. Был нанесён огромный экономический ущерб, сгорел Апраксин двор – крупнейший рынок в стране, занимавший 14 га, а с ним и Щукин двор, многие ремесленные заведения. Точное количество погибших, финансово и физически пострадавших людей – неизвестно.

Торговцы, ремесленники и все слои общества были в ужасе. О группах поджигателей свидетельствует новостная периодика того времени. Но поймать удалось лишь некоторых исполнителей из простонародья, якобы подкупленных некими «господами». Террористы действовали осторожно. Учитывая множество легко воспламеняемых материалов и деревянных объектов, произвести поджог труда не составило. В городе срочно формировались волонтёрские пожарные команды, в полицию шли добровольцы, чтобы противодействовать поджигателям.

(Данная статья подготовлена по материалам книги «Нигилизм и готика. Альманах» (2022))

Это была наивысшая точка конфликта между «старым» и «новым», кульминация революционного, нигилистического отрицания России. Но результат поджога – бедствие простого народа, он был ввергнут в «ад». Произошедшее в Петербурге сравнивали с Великим лондонским пожаром 1666 года, устроенного, по слухам, «попистами» – английскими католиками, ненавидящими англиканскую церковь и британского монарха.

Кто виноват?

Существует четыре версии произошедшего:

1) Поджигала революционно настроенная молодёжь (это был удар по столице, следующий шаг после распространения всякого рода «летучих листков» с призывами к поджогам и, в первую очередь, после «якобинской» прокламации «Молодая Россия» Заичневского, призывавшей к уничтожению всех сторонников существующего государственного строя).

Писатель Н.С. Лесков, очевидец тех страшных дней, высказался в передовых статьях в «Северной пчеле»: «находятся ли авторы её [«Молодой России»] в связи с пойманными поджигателями или нет, про то ведают комиссии, учреждённые для исследования этого дела».

Для Лескова пожары в Петербурге были страшным ударом, его сердце обливалось кровью за простой народ – торговцев, ремесленников – находящийся далеко в стороне от революционной пропаганды. Лесков высказывался за необходимость формировать волонтёрские команды для защиты города от поджигателей и потребовал раскрыть имена задержанных преступников. За эти статьи нигилисты-революционеры записали Лескова в «охранители» и «реакционеры». Лесков говорил: «мы, с своей стороны, можем только ещё раз повторить нашу настоятельную просьбу о скором опубликовании имён настоящих виновников, чтобы тем защитить в общественном мнении другие, совершенно несправедливо и неосновательно обвиняемые лица». При этом Лесков был категорически против обвинений в адрес студентов, так как видел, что многие из них самоотверженно участвовали в тушении пожаров. «Может быть, из полуторы тысячи учащейся молодёжи и нашлись два, три безумца. Но взводить такое страшное обвинение на всех – в высшей степени несправедливо!» – писал Лесков.

2) Поджигали польские националисты: в 1863 году, в период Польского восстания, была обнаружена соответствующая программа усиления смуты в России, составленная Людвигом Мерославским (старым приятелем анархиста Михаила Бакунина). Мерославский с февраля 1863-го являлся так называемым «диктатором» Польского восстания (смута в России считалась важнейшим фактором успеха восстания).

3) Поджигали уголовные элементы с целью грабежей. Петербург просто кишел этими элементами.

4) Поджигала полиция и царские спецслужбы для дискредитации движения «демократов-разночинцев». На этой версии, выдвинутой Герценом («Зажигателей вне полиции не нашли – а в полиции не искали... Не попробовать ли??»), стояла русская политическая эмиграция, в основном либеральная, и некоторые революционеры внутри России, например, князь-анархист П.А. Кропоткин. Но вряд ли можно относиться без скепсиса к их предвзятому мнению.

Кто виноват – ясно понимали петербуржцы

Объективные данные говорят о том, что российская и, прежде всего, петербургская общественность в общей массе не сомневалась, что поджигали именно революционеры (поляки за этим стояли или действовали сами русские – принципиального значения, в данном случае, не имеет). Известно воспоминание И.С. Тургенева: «я вернулся в Петербург, в самый день известных пожаров Апраксинского двора, – слово «нигилист» уже было подхвачено тысячами голосов, и первое восклицание, вырвавшееся из уст первого знакомого, встреченного мной на Невском, было: Посмотрите, что ваши нигилисты делают! Жгут Петербург!». С романом «Отцы и дети» (1862) распространилось не просто представление о нигилистах, ...